Чистое золото

Она вспомнила заброшенную шахту, которую видела недавно, когда искали Степу и Митхата.

«Надо посоветоваться с Павликом», — решила Тоня.

Попрежнему замкнутый, когда разговор касался его самого, Павел относился с интересом и сочувствием к Тониной работе. Правда, Тоня часто уверяла себя, что он это делает просто из вежливости. «Видит, что я о его учебе хлопочу, ну и старается чем может отплатить, а на самом деле ему вовсе и неинтересно. Не буду ничего рассказывать». Но обычно она не выдерживала и на вопрос Павла: «Как твои дела?» — отвечала подробным рассказом обо всех новостях шахты.

На этот раз увидавшись с ним, она сразу выпалила:

— Разговор у меня очень интересный со Слобожаниным был.

— Да? — равнодушным тоном спросил Павел.

Тоня обиделась:

— Вижу, тебе неохота слушать, а я все-таки скажу. Мне совет нужен.

— Вот что! — оживился Павел, узнав, в чем дело. — Ты непременно выступай.

— А может быть, эти стариковские разговоры всем надоели и Слобожанин просит меня выступить, чтобы раз навсегда покончить с ними? После моих слов сделают разъяснение, что никаких работ в Лиственничке предпринимать не стоит, вот и все.

Павел с сомнением покрутил головой:

— Не думаю… Впрочем, если польза дела именно этого требует, все равно нужно выступить.

Они взялись за уроки, а когда кончили занятия, наступило молчание, как бывало нередко.

Беседа не вязалась, лицо у Павла было бледное, усталое.

«Ему не о чем говорить со мною», — думала в такие минуты Тоня и чувствовала облегчение, если приходила тетя Даша или кто-нибудь из ребят.

И сегодня она обрадовалась появлению десятиклассника Макара и Саньки Маврина.

— Александром Ивановичем ты доволен, преподаватель? — спросила Тоня Макара.

— Особого усердия не видно.

— Что говорить! — поддержал Павел. — Соображение богатое, на лету все хватает, только закрепить надо, а почитывать ленится. Через день-два спросишь — все забыл.

— Что ж так, Саня? — Тоня улыбнулась с невольным сочувствием — уж очень обескураженную гримасу делал при подобных разговорах Санька. — Зато производственные дела у него лихо идут, — заступилась она за Маврина.

— Это я знаю. С красной доски не сходит.

— Теперь иначе работать нельзя, — серьезно сказал Санька. — Знаете, какие дела у нас завариваются?

— Да-да! Как же! — заговорили все.

Подразумевалось огромное расширение работ, ожидавшееся на Таежном. Директор Виктор Степанович действовал как будто исподволь, но не терял времени. В малоизученных до сих пор горных районах работала разведка, шел тщательный опрос старожилов. Официально еще ничего не было известно, но из управления просачивались слухи, и люди уже с уверенностью говорили, что, по решению треста, создаются новые прииски, которые войдут в состав Таежного приискового управления.

— Сказывают, с Нового года еще пять шахт будут бить, — задумчиво говорил Маврин. — А уж механизация полным ходом пойдет. По рекам драги пустят, передвижные золотомойки будут работать… На Утесном новое месторождение нашли. Там россыпи крепкие — перфораторное бурение [13] введут. Я хочу туда податься — с перфоратором охота поработать…

— А пока еще не ушел на Утесный, временно в третью шахту переводишься, будешь тамошних забойщиков учить? — весело спросил Павел.

13

Перфоратор — бур или отбойный молоток, работающий под давлением сжатого воздуха.

— Ой, правда? — заинтересовалась Тоня.

— Да, придется показать им классную работку, — небрежно ответил Маврин.

Ребята взялись за математику, а Тоня ушла, раздумывая по дороге обо всем, что услышала, и, по обыкновению, ругая себя. Почему она не уходит сразу, как только между нею и Павлом устанавливается это нелепое молчание? Чего ждет? Вот ведь пришли ребята — он сразу повеселел…

Рабочие третьей шахты с нетерпением ждали прихода Маврина. Для него были заранее приготовлены два забоя и инструменты.

Санька спустился в шахту за полчаса до смены, внимательно осмотрел забои, расспросил уходящих, как им работалось. Откатчиков и крепильщиков он сразу же отправил за крепежным лесом, а сам начал кайлить. Его подручные, вернувшись, взялись за откатку.

Вначале Маврин вел глубокую подкалку породы по почве забоя. Верхние слои песка легко обрушивались под давлением собственного веса.

— Великое дело! — приговаривал он. — По методу алданского забойщика Симона Васильева. Три золотых правила: подкалка, работа снизу вверх, непрерывная уборка породы. Инструмент тоже надо понимать. Легкая кайла хороша для отбойки верхов, тяжелая — для середины забоя.

Кайла двигалась в Санькиных руках так красиво и ритмично, что видевшие его работу были заворожены ловкими, уверенными движениями молодого забойщика.

— А что тут нового, позволь узнать? — внезапно прозвучал сиплый бас Таштыпаева. — И мы так-то умеем…

Старый забойщик явно любовался Мавриным и задал вопрос, чтобы стряхнуть с себя это настроение. Не к лицу ему, опытному ударнику, было присматриваться к работе мальчишки.

— У нас того результата нет! — послышались молодые голоса.

— Того нет, а все-таки показатели хорошие!

— Вы всё на силушку свою надеетесь, — отвечал Маврин, не переставая работать, — а тут главное — техника.

— Техника!

— Техника у нас проста: кайла да лопата! Чай, с песком дело имеем.

— Это тебе не рудник с пневматикой! Не твердая порода!

— Техника, приятели, — это не один инструмент, — горячо сказал Санька. — Ты умей заставить инструмент работать на полную мощность, все приемы обдумай, организуй процесс — это тоже техника.

«Прав он, прав! — с волнением думала Тоня. — Он именно каждое движение продумал и рассчитал. Это не просто уменье работать — это мастерство».

К обеду Санька обычно почти заканчивал дневную норму. Брал он действительно не силой. В шахте были забойщики физически крепче и сильнее его. У Маврина решающим были сметка, сноровка, точный расчет.

Он кайлил породу не сверху, а снизу. Этот способ особенно оправдывал себя в третьей шахте, где грунт был валунистый. Лишенные опоры, тяжелые камни с шумом обрушивались, увлекая за собой груды песка. Валуны извлекались из откайленной уже породы совсем легко. Чтобы не терять времени и труда на подъем камней из шахты, ими закладывались ненужные выработки.