Читая «Голодные игры»

Я насыпаю на пол пещеры сосновых иголок, разворачиваю спальный мешок и помогаю Питу в него забраться. Даю ему две таблетки и немного воды, однако от еды он отказывается. Лежит и смотрит на меня, пока я пытаюсь замаскировать ход в пещеру стеблями вьющихся растений. Получается ужасно. Зверя, может, и удастся обмануть, но человек сразу сообразит, что к чему. Злюсь и срываю все обратно.

— Китнисс, — зовет Пит. Подхожу, поправляю волосы, падающие ему на глаза. — Спасибо, что нашла меня, Китнисс.

— Ты бы тоже меня нашел, если бы мог.

Лоб Пита пылает. Лекарства совсем не подействовали. Мне вдруг становится страшно, что он умрет.

— Послушай. Если я не вернусь… Я прерываю его:

— Не говори так. Что я, зря выкачивала весь этот гной?

— Нет. Но если вдруг…

— Никаких вдруг. Это не обсуждается. — Я кладу пальцы ему на губы.

— Но я…

Повинуясь внезапному порыву, я наклоняюсь и целую Пита, заставляя его замолчать.

Пит ошарашенно смотрит на Китнисс, лицо которой, казалось, цветом может посоревноваться со спелым томатом.

Давно пора, кстати. Мы ведь нежно влюбленные. Я никогда раньше не целовала парня и, наверное, должна чувствовать нечто особенное, а я лишь отмечаю, какие неестественно горячие губы у Пита. Отстранившись, я повыше поднимаю край мешка.

— Ты не умрешь. Я тебе запрещаю. Ясно?

— Ясно, — шепчет он.

Выхожу на прохладный вечерний воздух, и к моим ногам тут же опускается парашют. Быстро распутываю узел в надежде на какое-нибудь стоящее лекарство для Пита, но там всего лишь баночка с горячим бульоном.

Хеймитч не мог бы выразиться определеннее: один поцелуй — одна баночка бульона. Я почти слышу его злобное ворчание: «Ты влюблена, солнышко. Твой парень умирает. Что ты ведешь себя как вяленая рыба?

Хеймитч кивает, думая, что именно это он и подразумевал.

Что ж, он прав. Если я хочу, чтобы Пит выжил, надо произвести впечатление на зрителей. Несчастные влюбленные отчаянно стремятся вернуться домой вместе! Два сердца бьются в унисон друг другу! Как романтично!

Задачка не из простых, я ведь ни в кого не была влюблена по-настоящему. А вот родители…

Отец никогда не приходил из леса без какого-нибудь подарка для мамы. А ее лицо всегда светлело, едва она слышала его шаги за порогом. Когда отец умер, она сама почти перестала жить.

— Пит! — кричу я, подражая голосу мамы, когда она разговаривала с отцом. Ни с кем больше она так не говорила.

Пит снова задремал; бужу его поцелуем. Вначале Пит явно ошарашен, потом озаряется такой счастливой улыбкой, словно готов всю жизнь лежать вот так и смотреть на меня. Как только у него это получается?

Китнисс качает головой, удивляясь самой себе. Как можно быть такой слепой? Впрочем, не скажи Пит её правду этим утром, она бы, скорее всего, до сих пор бы мучилась догадками о мотивах Мелларка.

Я показываю ему банку.

— Пит, смотри, что Хеймитч прислал тебе.

— Конец главы, — оповещает Хеймитч.

— Ты обещал показать что-нибудь из маскировки, — напоминает Джоанна Питу, тот снова смущается, но зовёт её за собой на улицу.

Пит долго сидит, мешая траву, землю и воду, пока его рука, под удивлёнными взглядами Гейла, Джоанны и Китнисс, не сливается окончательно с участком земли.

— Ничего себе, — в голосе Китнисс восхищение, которое смущает юношу ещё больше.

Кто бы мог подумать, но столь разные люди действительно стали одной компанией, приняв и полюбив друг друга всего за несколько дней. Наверное, встретившись они при других обстоятельствах, им понадобилось бы больше времени, но в этой ситуацией они почти стали семьёй, искренне волнуясь и заботясь друг о друге.

========== Глава 17 ==========

— Дальше я, — оповещает Пит, покончив с обедом. — Глава 17.

Целый час уходит на то, чтобы где уговорами и мольбами, где угрозами, а где и поцелуями заставить Пита съесть весь бульон. Наконец, банка пуста. Пит засыпает, и тогда я с жадностью набрасываюсь на свой ужин: трусенка и коренья. В небе тем временем показывают сводку. Убитых нет. Остается надеяться, что мы с Питом сегодня достаточно развлекли публику, и распорядители перестанут тревожить нас ночью.

Гейл поджимает губы, уже вторую главу подряд он выглядит недовольным, хотя, казалось бы, впервые с начала книги произошло что-то хорошее.

Привычно осматриваюсь в поисках подходящего для ночлега дерева и тут соображаю, что с этим покончено. По крайней мере на время. Не могу же я бросить Пита одного на земле. Я ничем не замаскировала место, где он прятался на берегу ручья — да и как его замаскируешь? — и мы отошли оттуда меньше чем на пятьдесят ярдов. Я надеваю очки, кладу рядом с собой оружие и заступаю на дежурство.

Температура быстро падает, и у меня зуб на зуб не попадает от холода. Я сдаюсь и заползаю в спальный мешок к Питу.

Гейл ещё больше напрягается, но молчит, понимая, что это единственный способ для Китнисс выбраться с арены живой.

До чего приятно оказаться в тепле. Впрочем, я недолго им наслаждаюсь, потому что скоро становится не тепло, а нестерпимо жарко. Пита лихорадит, а специальная ткань отражает его жар. Я не знаю, что делать. Понадеяться, что жар уничтожит инфекцию?

— Скорее жар уничтожит самого Пита, — мрачно вставляет Хеймитч.

Или, наоборот, вытащить Пита из мешка? Может, холодный ночной воздух пойдет ему на пользу? В конце концов я лишь кладу ему на лоб мокрый бинт. Вряд ли это поможет, но хотя бы не навредит.

— Надо будет перед играми пару уроков по оказанию помощи взять, — замечает Китнисс, хмурясь.

— Хорошая идея, — активно кивает Эффи.

Ночью я то сижу, то ложусь рядом с Питом, снова и снова мочу бинт. Стараюсь не думать о том, что одной мне было гораздо лучше и безопаснее. А теперь я привязана к земле, не могу позволить себе заснуть и должна ухаживать за тяжелобольным. Хотя ведь и раньше понимала, на что иду. Знала, что Пит ранен. И все равно отправилась его искать. Не знаю, какой инстинкт обрек меня на это, но надеюсь, он не приведет меня к гибели.