Читая «Голодные игры»

— Что бы это ни было, — тихо говорит Пит, поднимая взгляд на Китнисс. — Спасибо тебе, Китнисс.

— Тебе не за что меня благодарить, Мелларк, — отмахивает Китнисс, а её щёки покрывает лёгкий румянец. Не так просто сидеть рядом с человеком, который признался тебе в любви, игнорируя это.

В первых лучах зари я замечаю на верхней губе Пита капельки пота. Жар пошел на убыль. Вчера вечером, когда я ходила за стеблями, чтобы замаскировать вход в пещеру, я наткнулась на куст Рутиных ягод. Теперь я обрываю их и растираю с водой в банке из-под бульона. Увидев меня, Пит пытается встать.

— Я волновался, — говорит он. — Проснулся, а тебя нет.

— Нашёл за кого волноваться, — неодобрительно говорит Финник. — о себе лучше подумай.

Со смехом укладываю его обратно.

— Волновался за меня? Ты свою ногу давно видел?

— Подумал, вдруг на тебя напали Катон с Мирной. Они часто рыскают по ночам, — продолжает Пит серьезно.

— Мирта? Это кто?

— Девушка из Второго дистрикта. Она ведь еще жива?

— Да. Остались только они, мы, Цеп и Лиса, Лиса — это девушка из Пятого, я ее так назвала. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем вчера. По сравнению с грязью здесь просто рай. Чистая одежда, спальный мешок, лекарства и… ты.

Китнисс краснеет, опуская глаза. Скорее всего, книжная Китнисс примет это за игру, но она теперь знает, что каждое сказанное Питом слово — правда.

Да-да, вся эта любовная чушь. Куда ж без нее? Пит ловит мою ладонь, когда я хочу пощупать его щеку, и прижимает к своим губам. Отец часто так делал с мамой. Но откуда Пит нахватался? Наверняка не от своего отца и той ведьмы.

— Больше никаких поцелуев, пока не позавтракаешь, — строго говорю я.

— Думаю, зрители по всему Панему 24 часа в сутки любовались на вас, — мягко говорит Цинна, заставляя Китнисс почувствовать себя ещё более неуютно.

— Это точно, — кивает Джоанна. — Думаю, остальных показывали минутку в час, ну или если что-то интересное происходит, а вот в остальное время… Чувствую, тошнить от этих игр меня будет ещё больше, чем обычно, — морщит нос девушка, говоря в привычной ей полусерьёзной-полуигривой манере.

С моей помощью Пит садится, опираясь спиной о стену пещеры. Послушно ест с ложки ягодную мякоть, а от мяса снова отказывается.

— Ты не спала, — говорит он.

— Неважно, — отвечаю я, хотя на самом деле чувствую себя измочаленной.

— Поспи сейчас. Я покараулю. Если что, разбужу тебя, — предлагает он. Я колеблюсь. — Китнисс, ты не выдержишь не спать все время.

Тут он прав. Рано или поздно я все равно засну. И лучше сделать это сейчас, когда Пит вроде бы не так плох и светит солнце.

— Хорошо, — уступаю я. — Только пару часов. Потом разбуди меня.

Днем слишком жарко, чтобы залезать в спальный мешок. Я расстилаю его на полу пещеры и ложусь сверху, держа на всякий случай одну руку на луке. Пит сидит рядом, прислонившись к стене, и следит за входом.

— Спи, — говорит он тихо, убирая у меня со лба выбившиеся пряди волос.

Этот жест такой естественный и успокаивающий, совсем не то что наши наигранные поцелуи и ласки. Мне не хочется, чтобы Пит останавливался, и он как будто понимает меня. Он гладит мои волосы, пока я не засыпаю.

Можно подумать, Китнисс была мало смущенна до этого момента, теперь же она чувствовала себя так, словно все остальные читают о чём-то по-настоящему интимном, что не должно быть ни на слуху у собравшихся здесь, ни у зрителей Капитолия. А ещё девушку пугает то, что она действительно хочет почувствовать такие прикосновения Пита.

Я сплю долго. Слишком долго. Я понимаю это, едва раскрыв глаза. День уже в самом разгаре. Пит сидит рядом, в том же положении. Я поднимаюсь немного рассерженная, зато чувствую себя хорошо отдохнувшей, лучше, чем за последние несколько дней.

— Пит, ты должен был разбудить меня через пару часов!

— Зачем? Тут все по-прежнему. И потом, мне нравится смотреть, как ты спишь. Во сне ты не хмуришься. Хмурый вид тебе не идет.

От этих слов я, конечно, сразу начинаю сердиться, а Пит смеется.

Эта же картина повторяется и в жизни, а вот смеётся далеко не только Пит.

Его губы совсем сухие.

Трогаю щеку. Горячая, как печка. Говорит, что пил, но бутыли полные.

Финник качает головой, он, как и все остальные, уже не так уверен в благоприятном исходе, только Хеймитч остаётся в хорошем настроение.

— Не мрачнейте раньше времени, — говорит он. — Уверен, несчастным влюблённым не дадут так просто расстаться, Капитолий ввёл новое правило для вас, смысл в нём, если один из вас умрёт?

— Резонно, но Питу совсем плохо, — спокойно замечает Гейл.

— Скоро что-нибудь произойдёт, — качает головой Хеймитч, в его голосе уверенность.

— Согласен, — кивает Финник. — Либо спонсоры соберут на лекарство, либо распорядители устроят пир.

— Вся надежда на спонсоров, — морщится Джоанна. — Пир редко даёт то, что действительно нужно.

Даю ему еще таблеток и не отстаю, пока он не осушает одну из бутылок почти полностью. Обрабатываю маленькие ранки, ожоги и укусы; они уже подзажили. И, наконец, призвав все свое мужество, разбинтовываю ногу.

Сердце опускается. Стало хуже, намного хуже.

Китнисс бледнеет, Хеймитч хмурится, а Пит делает небольшую паузу, прежде чем продолжить читать.

Гноя не видно, а вот опухоль увеличилась. Красная и блестящая кожа натянута как барабан. Вверх поднимаются красные прожилки. Заражение крови!

— Твою мать, — шипит Хеймитч, сжимая в руках подушку.

— Этого я и боялся, — выдыхает Финник.

Без нормального лечения Пит обречен. От листьев и мази пользы ни на грош. Нужны сильные антибиотики из Капитолия. Я даже представить себе не могу, сколько стоят такие лекарства. Хватит ли на них всех денег от спонсоров? Вряд ли. Чем ближе к концу Игр, тем дороже становятся дары. За одну и ту же цену в первый день можно купить целый обед, а в двенадцатый — одну единственную галету. Лекарство, которое нужно Питу, даже в первый день потянуло бы на целое состояние.