Чм66 или миллион лет после затмения солнца

По коридору взад-вперед не продолжал ходить часовым Копелиович.

– Иосиф, что делать? – спросил Большой.

– У терпилы родственников нет. Можно быстро обрубить все хвосты на стадии уголовного розыска.

– С чего начать?

– Сунуть бабки Сайтхужинову.

– Сколько?

– Не знаю, – Ким наморщил лоб. – Надо с ним поговорить.

Большой посмотрел на меня.

– В этом доме деньги есть.

Я прошел в столовую, закрыл за собой поплотнее дверь.

– Мама, нужны деньги.

– Какие деньги?

– Дадим ментам на лапу…

– Это они тебя научили?

– Никто меня не научил. Не жидись.

– За что? Никаких денег я не дам.

На кухне тем временем разговор не прекращался. Когда вышел из столовой, услышал.

– Пока речь идет о девяносто третьей статье.

– Что это? – спросил я.

– Нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом.

Так что… Если сунуть бабки, то можно запросто переделать в убийство по неосторожности, а после что-нибудь еще придумать.

– Ладно, я пойду, – Большой поднялся.

– Эдик, о том, что здесь узнал, никому ни слова.

– Само собой.

Ситка с утра ничего не ел, да и Иоську с Тлектесом не мешало бы покормить. Я поставил размораживаться мясо и стал чистить морковь.

– Обед готовишь? – поинтересовался Ким.

– Плов в темпе сварганю.

– Хорошо, – сказал Иоська и полез в карман, – Тлек, сбегай в магазин. Купи три пузыря вина. Больших.

Вечером позвонила тетя Альмира.

– У вас все нормально? – спросила жена Есентугелова.

– Да. А что?

– Ничего.

Большой проболтался отцу, тот по эстафете передал Есентугеловым.

"Нуртас, где ты?" – спрашивал я раз за разом себя и ничего не соображал. "Где ты мерзнешь?". Нет, нет… Ничего, ровным счетом ничего не сходится. Откуда-то издалека доносился приглушенный расстоянием лай дворовых собак, перед глазами плыла темная, мерзлая ночь, черные, слежавшиеся сугробы, ледяные тротуары. Что-то помимо рваного, точущего ожидания накрывало меня. И то, что накрывало, было намного сильнее и тревожнее воцарившегося во мне хаоса. При всем этом ощущение, что 27 февраля произошло событие разом и верх ногами опрокинувшее прежние представления, самое жизнь, усиливалось и крепло.

Рано утром позвонил дяде Боре и попросил зайти.

В девять утра сменилась засада. Вновь пришли Ким, Касенов и

Копелиович. Я позвонил Большому.

– Плохо дело, – сказал Ким. – Экспертиза нашла ножевые ранения в области груди.

– Это прямое убийство. – нахмурился Большой.

– Да. – кивнул Ким и добавил. – Все равно, если не терять время, то еще можно что-то сделать.

Снявши голову, по волосам не плачут. Раз Есентугеловы в курсе, матушка позвонила к ним.

– Аблай, – сказала она, – сходи к Тумарбекову. Потребуй, чтобы он выгнал из нашего дома милицию.

Тумарбеков заместитель министра внутренних дел, хоть и по общим вопросам, но из всех руководящих ментов самый авторитетный. Он уважает заслуги Есентугелова, но вряд ли станет вмешиваться.

Матушка позвонила и Жарылгапову.

Дядя Ислам увидел засаду и, узнав в чем дело, занял принципиальную позицию:

– Тунеядец стал убийцей! И вы еще просите выгнать милицию?!

Дядя Боря подошел к обеду. Я провел его к себе в комнату.

– Это что за люди? – спросил он.

– Милиция. Ищут Нуртаса.

– Нуртаса?

Я рассказал. Дядя Боря посидел с полчасика и ушел.

Засаду сняли в пятницу. По моему звонку пришли Хаки и Серик

Касенов. Хаки разговаривал с матушкой, Серик молча сидел в моей комнате.

– Такие дела, Серик, – Я кончил рассказывать и выпалил то, что сверлило меня последние двое суток: "Лучше бы его самого убили!".

– Ты что! – вздрогнул Серик Касенов.

Откуда-то из глубины опять пробилось неясное предчувствие: "Не здесь ищешь". Не успев оформиться, ощущение покидало, возвращалось и я вновь думал том, что сообразить не в силах только от того, что случай настолько незнаком мне, что, пожалуй, лучше и не пытаться найти правдоподобное объяснение, выстроить логику в событиях минувших дней.

В субботу поехал в центр. На Броду, у перехода стоял Сэм.

– Ты слышал?

– Слышал, – сказал Сэм. – Надо было этого Бисембаева технически сделать.

– Что народ здесь говорит?

– Старшие мужики тишину поют.

Сэма зовут Самат. Окончил на год раньше меня энергофак нашего политеха. С Шефом видел я его пару раз.

Я вернулся домой. На кухне Ситка рубил мясо. Мама пересыпала куски солью и складывала в большой тазик.

Все последние дни Ситка Чарли не донимал расспросами, не интересовался, что происходит в доме. Как будто его это не касалось.

В понедельник мама от тети Марьям привела домой маляршу Веру. В руках малярши игральные карты.

– Вот смотри, – Вера раскладывала перед мной карты. – Нигде в плохом его нет.

– Мама, – взмолился я, – не морочьте мне голову.

… Пошел восьмой день. Хоть и немного времени прошло, но напряжение спадало. Сумятица мало-помалу сменялась надеждой: Шеф тут ни при чем, менты нашли истинного убийцу и сообщать нам об ошибке полагают зазорным.

Но куда пропал Шеф?

Товарищ Сталин, вы большой ученый…

"Бим бом!" короткий и приглушенный. Я открыл дверь.

Вошли Сайтхужинов и Аблезов. Капитан смотрел на меня так, как будто узнал во мне родственника.

– Как здоровье?

– Нормально.

– Кто? – крикнула из столовой матушка.

– Апай, это мы. – Сайтхужинов с Аблезовым зашли в комнату.

– Что?

– Апай, простите… – оперативник говорил спокойно, негромко.
–

Произошла ошибка. Кажется, в морге находится ваш сын Нуртас.

А-а… Вот оно как. Что-то такое мелькало внутри, но, не развертывая предчувствие, я гнал его от себя прочь. Все очень просто. Просто и легко сошлось воедино несходимое.

Кто-нибудь задумывался, почему и откуда берутся первые порывы?

Именно они то и выдают тебя с головой. Первым делом меня посетила мысль о том, что все же лучше оказаться в жертвах. Второе, о чем я подумал, было: "Кто теперь будет ходить к Джону?".

Мама не ошарашена и тоже несет чепуху. Только уже вслух.

– Почему вы не поверили матери?

– Нас запутал свидетель Омаров.

– Где он?

– В машине. – ответил Сайтхужинов и, повернувшись ко мне, сказал.

"Апай, нам нужно провести опознание. Бектас с нами не поедет в морг?".