Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Нуржана сильно рассердился, но не тронул.

– Это правда, что Нуртас никого не боялся? – спросил Иоська.

– Как это никого не боялся? Конечно, боялся. Боялся. Бывало и ему доставалось крепко. Для меня главное другое, – Алим затушил сигарету.. – Для меня главное, что он один шел против банды, и что друзья у него всегда были на первом месте. Конечно, боялся. – повторил Кукешев. – Но когда к нему прибегали обиженные, он не раздумывал. Нуртас знал, что кроме него, за них некому заступиться, знал, что пацаны верят в него и шел за них драться.

Для Иоськи, выросшему среди аульных казахов, гордившемуся тем, как он, сын корейца-полевода, не встал на преступный путь, а напротив, выучился в средней школе милиции на правоохранителя, трудно понять, какими были наши дворы, а что касается Шефа, то для него, участкового милиционера, мой брат оставался типичным, как говорил Ким, "бичарой". Вслух об этом он не говорил, но, уверен я, он так думал, никоим образом не задевая Шефа. Наоборот, Иоська говорил: "За брата надо отомстить!".

– Первым делом надо убить Омарова. – сказал Ким. – Кого-нибудь, как следует надрочи, и пусть его убьют. Не прощай… Он такое натворил и если будет жить, то ты не брат своему брату.

– И обязательно накажите Сайтхужинова, – добавлял Иоська. – За всю свою жизнь я ни разу не встретил ни одного хорошего татарина.

Сайтхужинов издевался над вами и мать твоя правильно бомбит прокуратуру.

Иоська предлагает начать с Меченого. Омаров виноват в том, что организовал притон. За то, что он принял Шефа за Бисембаева, я тогда нисколько не виноватил Меченого.

– Обознался он с перепугу… – говорил я.

– Да ты что! – вскипал Ким. – Как можно обознаться? Чтобы убедиться в том, что перед тобой, не живой человек, а труп, надо к нему приблизиться, хотя бы потрогать его. Ты должен понять простую вещь. Омаров договорился с Бисембаевым, чтобы тот смылся. Еще день-два и Нуртаса бы похоронили в общей яме и продолжали искать, как убийцу Бисембаева… Ты хоть это понимаешь?!

– Понимаю.

– Когда Омарова выпустили из КПЗ, он пошел к этим… Котовым и увидел там Бисембаева. Тот никуда не смылся. Вот тогда-то Омаров понял, что Бисембаев подвел его и пересрал за себя. Снова побежал в ментуру. Сказал, что якобы перепутал.

"Это ж каким характером надо обладать, чтобы устроить инсценировку с обознайством. – думал я. – Нет, Меченый хлипкий старикан. Поднять спектакль ему не по зубам. Потом, он никуда от меня не уйдет. Рано или поздно я его достану. Надо искать тех, кто убивал Шефа вместе с Бисембаевым".

Матушка солидарна с Ким?м. В?первопричи?? организл Ми Меченым убийства она выдвигала квартиру. По ней, Омаров тяготился пребыванием в квартире Бисембаева и, желая как-то от него избавиться, спровоцировал Шефа на избиение щипача. Специально разработанного плана у Омарова не было, но все его действия, разговоры и подтолкнули Шефа с Бисембаевым к 27 февраля.

Определенная сермяга в рассуждениях мамы есть. Она не знала, что сыр-бор разгорелся из-за Надьки. Меченый рассказал Шефу о драке, отлично зная, что он так это не оставит. Если бы мама знала и о роли

Надьки, то картина у нее бы сложилась и вовсе целостной, убедительной. Но опять же, из-за квартирной чепухи затевать убийство, – не слишком ли? Не слишком, убеждала меня матушка, – на кону стояло душевное спокойствие Омарова. Бисембаев и Шеф объективно мешали хозяину квартиры. Так что, отправив одного на тот свет, другого в тюрьму, он разом избавился от обоих, кого давно хотел, но не решался, по трусости, выгнать из дома. Все произошло случайно, это так, говорила мама, может Омаров и не ожидал, что дойдет до смерти, но ход событий Меченый в общих чертах предвидел и готовил.

Сайтхужинов дал объяснения в райпрокуратуре. На начальника ОУР я не злился. Шефа он в глаза не видел, но сразу же после убийства в квартире был и Аблезов. Он хорошо знал Шефа. Аблезов тоже обознался?

Если так, то Меченый и подавно мог подождать.

Боря Ураган говорил, что Бисембаев был не один.

– Нуртасика обманули, – сказал он. – Один на один Мурик с ним не пошел бы.

– Он же сзади несколько раз ударил… – сказал я. – Вполне мог сделать это и один.

– Не-ет… – качал головой Боря – Он был не один.

Шеф не знал, что такое зверек. И на этом его подловил Бисембаев.

Никто не мешает мне самому проверить. Как я проверю? Надо найти

Соскина, поспрашивать. Там видно будет.

Если хочешь, на, докури и купи…

Пришла Галина Васильевна. Бывшая соседка прочитала мамину жалобу в прокуратуру. Прочитала и сказала:

– Здесь не будет объективного расследования. Милиция сама вляпалась и теперь будет выгораживать убийцу…

– Уже выгораживает. – сказала мама. – Прокурор района кричал мне, что мой сын тунеядец и сам во всем виноват.

– Вот видите. – Черноголовина сняла очки. – Надо подключить к расследованию Москву.

– Как это сделать?

– Будем действовать через газеты. Я поговорю с корреспондентом

"Известий" Мацкевичем. Эх… Если бы выйти на Ваксберга.

Я вспомнил слова Большого и подумал, что журналистов, как и судей, тоже вдохновляют лишь исключительно хрестоматийные случаи. И хорошо бы при этом, чтобы в потерпевших оказался человек заслуженный, или ничем не запятнавший себя его родственник.

Журналисты такие же, как и мы все, люди. С предрассудками, предубеждениями. В статьях на уголовную тему они перво-наперво тепло и сердечно рассказывают о том, какой потерпевший был полезной обществу личностью. Шеф не работал, пил. Кто знал Шефа так, как я?

Кто вообще может знать, почему он собственно метался и пил? И какое это теперь имеет значение?

– Вы напишите письмо в "Известия", – сказала мне Галина

Васильевна. – Потом, может, покажете мне, а я, с вашего позволения, подредактирую.

– Хорошо.

Черноголовина встала и сформулировала задачу:

– Ясно одно. Убит сын писателя. Мы должны защитить честь семьи писателя. Что ж… Будем бороться.

Вот оно как! До прихода Галины Ваильевны я не мог взять в толк, чего же хочу.

Вечером я сел за письмо в "Известия".

Камбар Увашевич учит папу ходить. Отец гортанно клекочет:

"Камбар, айналайын!". Лечащий врач разрабатывает папины руки и ноги сверх процедур массажиста. Не его это дело, но он делает это.