Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Эдвард Герек ушел в отставку. Первым секретарем ЦК ПОРП избран
Станислав Каня. У Кремля надежды на нового Первого секретаря есть. В переводе с польского "Каня" – коршун.
Коршун не справился с ситуацией.
На место Кани заступил генерал Ярузельский.
Войцех Ярузельский выступил в Сейме. Говоря о трудностях с материально-техническим снабжением населения, он уговаривал рабочих прекратить забастовки. Самим же хуже.
"Надо работать. Никто не возьмет на содержание шестьдесят миллионов поляков". – подчеркнул Ярузельский.
Хаки
– Нурхан, ты бы смог взять на содержание Барбару Брыльски?
– Еще как бы смог! – заявил Лал Бахадур Шастри.
– Но она же, как и все актрисы, балованная.
– Вот я бы ее и баловал.
Хорошо ему. В голове только Умки, Кэты и Барбары Брыльски.
Девочка с Севера ждет чуда и любви…
Убийца Леннона Чэпмен, писала "Литературка", погнал из-за последнего альбома певца и композитора.
Альбом называется "Двойная фантазия".
О чем и что такое "Двойная фантазия"?
Мы с тобой две искорки одного оння…
22 декабря исполняется 60 лет плану ГОЭЛРО. Институт комплексных топливно-энергетических проблем при Госплане Союза проводит юбилейную конференцию. Мой доклад включен в программу, но приглашение из Москвы пришло только Шастри – у устроителей конференции туго с местами в гостинице. Лететь в Москву надо не только из-за доклада. Через папиного друга Яна Островского я собирался передать письмо журналисту "Литературки" Ваксбергу.
Я позвонил Островскому.
– Ян Исаакович, я знаю, вы работали в "Литературной газете". Вы знакомы с Ваксбергом?
– В редакции наши столы стояли рядом.
– Через три дня я буду в Москве.
– У тебя есть, где в Москве остановиться?
– Пока нет. Где-нибудь устроюсь.
– Можешь пожить у меня. У нас, со старухой, три комнаты.
Где один, там и двое. Шастри и я прилетели в Москву, место в гостинице "Россия" нашлось и для меня.
Я позвонил Островскому:
– Ян Исаакович, я привез вам яблоки и хотел передать письмо для
Ваксберга.
– Я живу недалеко от Казанского вокзала. Встретимся на выходе из метро.
Никто никому ничем не обязан, никто никому ничего не должен. В августе, вспомнив о давнем письме Виталия Озерова отцу, я написал секретарю Союза писателей. Ответа не дождался.
Ваксберг пишет о, из ряда вон выходящих, но типичных случаях криминала. Я не помышлял просить его расписать наш случай в газете.
Не тот тип происшествия, да и ни к чему. Аркадий Ваксберг волею популярности "Литературки" выдвинулся в главного по стране борца с беззаконием, с ним считаются в генеральной прокуратуре, Верховном суде СССР. Если захочет, то сможет помочь.
– Что с отцом? – спросил Ян Исаакович.
– Инсульт.
– Вам нетрудно поговорить с Ваксбергом?
– С Аркадием? Да ну, конечно. А что в письме?
– Может сами почитаете его?
– Завтра с утра я съезжу на Цветной бульвар.
На конференцию приехал Володя Семенов. Защитил докторскую, написал
интересную монографию, живет в Иркутске, работает в СибНИИЭ.В номере тихо. Шастри полчаса как в ванной. Что-то он долго выдавливает из себя раба.
– Фюрер! Ты че там уснул?
Послышалось кряхтение.
– Изучаю.
– Изучаешь?
Я зашел в ванную.
Шастри сидел на корточках возле устройства, напоминавшего унитаз и крутил краники. Из под низу брызгало. Сидел он не с красным мордом, но мокрый с головы до ног. Стены и потолок тоже забрызганы.
Рядом с устройством нормальный унитаз.
– Что это?
– Биде.
– Ты смотри! – я много слышал об устройстве, но никогда не видел.
– Ты что пьешь из него?
– Хе-хе! Испытывал.
– Не вздумай верзать в него.
– Хе-хе-хе!
– Ты смеешься, а вот мой школьный товарищ расказывал, как возил делегацию из Кокчетава в Париж, – я рассказывал, и Шастри, развернув носовой платок, аккуратно прикладывал его к лицу и улыбался как ребенок. – Поселили их в гостинице на пляц де Пигаль, и один из них, такой же как и ты, животновод, зашел в ванную, глаза у него разбежались и он, на радостях, навалил, с переполнением оперативной памяти, в биде… Не смейся! Когда руководитель делегации объяснил ему, для чего это биде, он, как и ты, начал выворачивать до упора краны. И…
– Что и?
– Что и! На пляц де Пигаль получился этюд в багровых тонах.
– Хе-хе!
– Че смеешься? От тебя все можно ожидать. Смотри у меня! А то…
– А то что?
– Что, что? Если ты тоже наверзаешь в биде, то придет убирать номер горничная и бедняжку от твоей эротичности в шесть секунд перекоммутирует.
– Хе-хе. Скажешь тоже.
Шастри прикрутил краны и вздохнул.
Ах, Арбат, ты моя религия…
Зимой в Москве я впервые. Снег везде. На улицах, в магазинах.
Накануне в газетах напечатан проект директив предстоящего съезда партии. О них первым делом и вспомнил, выступивший на пленарном заседании, академик Мелентьев: "Экономия топлива и энергии в сфере потребления – наиболее эффективный путь наведения порядка в энергохозяйстве страны". Провинция тем и разнится со столицей, что о проекте директив говорят повсюду, а здесь, в Москве, только по существенному поводу и в специально отведенных местах.
С одиннадцатого этажа гостиницы "Россия" видна Старая площадь, здание ЦК КПСС. По моим наблюдениям окна в ЦК горят до девяти вечера.
В день отлета в Алма-Ату я поехал домой к Островскому.
Жена Яна Исааковича болеет. Разговаривали с хозяином у него в комнате.
– Вот двуспальная кровать. На ней твой отец спал после
Переделкина, – сказал Островский. – Чай пить будешь?
– Спасибо, нет. Вы виделись с Ваксбергом?
– Я отдал ему письмо, Аркадий спросил: "Убийство?", я сказал:
"Да", он обещал прочитать и в ближайшие дни дать ответ.
Ответ от Ваксберга мы ждали до конца февраля, годовщины смерти