Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
– Машину сломал сумасшедший сын Абдрашита Улан.
Члены правления почувствовали неловкость и промолчали. Духан заслуженный литератор и если кто и был на правлении из сочувствующих отцу, то и тот не хотел связываться с Атиловым. А потом, возможно
Духан и прав. Может и в самом деле сломал москвичонок Ситка? Поди, теперь разберись.
Папа вернулся с работы в состоянии грогги, и, не раздеваясь лег на кровать. Прошло еще полчаса. Отец разделся и молча лежал, глядя в потолок.
Мама подошла к нему.
– Тур. Сен умыттын ба? – матушка напомнила
– Никуда я не пойду.- сказал отец.
Мама заговорила по-русски:
– Вставай! Наши враги только ждут и смеются. И если мы с тобой не пойдем, то…
– Я сказал, не пойду.
– Прошу тебя, вставай… – сказала матушка и добавила зло и решительно. – Назло врагам!
С чего это мама решила, что Атилов наш враг? Отец и Духан в разных весовых категориях. В чем они могли соперничать? Обычный злой человек сказал привычную для себя речь.
Я вспомнил, как Джон обыграл в карты его среднего сына Ивана и подумал: " Да нет, за такие дела не мстят".
Тут что-то другое.
С банкета родители пришли в двенадцатом часу. Папа прошел в спальню. Мама щелкала семечки на кухне.
– Как папа? – спросил я.
– Хорошо. – спокойно ответила матушка.
– Как прошел банкет?
– Тамадой был Сырбай. – Мама сгребла в кучу шелуху. – Он всем показал кто твой отец.
– Что он показал?
– В ресторане все знали, как Духан убил твоего отца и Сырбай дал слово твоему отцу раньше Духана, Сейтжана и других…
– Ну и что?
– Как ну и что? Духан и Сейтжан старше твоего отца на пять лет.
– Какая разница кто после кого держит тост?
– Э-э…- со значением сказала мама. – Это большая разница.
Сырбай Мауленов, один из секретарей Союза писателей и главный редактор журнала "Жулдыз".
"Но дело не в этом". А дело в том, что спустя год старший сын
Атилова Ревель очутился в третьем отделении Республиканской психиатрической больницы по поводу тяжелой депрессии. А еще через три года покончил с собой.
Что я подумал, когда через год узнал, что самый благополучный из детей Атиловых заболел? На короткий момент возникло неясное ощущение, что шизофрения это не только болезнь и что кто-то – неизвестно кто – приглядывает не только за шизиками, но и за совершенно здоровыми людьми.
Ощущение посетило на мгновение и тут же ушло.
Злорадствовать по поводу начинавшегося выравниваться баланса несчастий в двух семьях я на всякий случай поостерегся. Мало ли что.
И вообще было не до Духана с его детьми.
В 69-м получил два года усиленного Доктор. Родители подсуетились и брата перевели на химию. На поселение Доктора этапировали в
Джамбул, брат жил в общежитии для химиков и время от времени приезжал на выходные домой.
Джон не выходил из дома. Смотрел телевизор, читал книги, газеты.
А до посадки Доктора на два года усиленного произошло вот что.
Не помню из-за чего я повздорил с Джоном. Разозлился и крикнул:
– Урод!
Джон вопросительно-виновато посмотрел на меня
и спрятал глаза вниз.Подлетел Доктор и, гневно сверкнув глазами, замахнулся на меня.
– У-у-бью!
С убийством Доктор опоздал. Дело было уже сделано.
С 69-го года мама уговаривала жениться Шефа. Уговоры на брата не действовали. Мало того, спустя год, заметил я, Шеф потерял интерес к женщинам. С 70-го у меня возникли подозрения, что и его постигла моя участь. Все говорило за то, что у Шефа неожиданно вдруг непоправимо ушел в отставку член Политисполкома Коминтерна. Катастрофе имелись причины – серьезные черепно-мозговые травмы, полученные в драках, так или иначе должны были оставить свой след. Хотя и не обязательно.
Так думал я, пока (это было уже на новой квартире) не стал нечаянным свидетелем одной сцены, которая опровергала догадку о полном бессилии брата.
Что же на самом деле происходило с ним?
Шеф загорелся идеей поехать на Байкал. Много говорил о том, как соберется, снимется с кентами и высадится на берегу озера. "Зачем, – думал я, – ему Байкал. Купаться там нельзя, весной и летом комары, а зимой так вообще холод собачий".
Когда в очередной раз он заговорил с матушкой о Байкале, я нечаянно пропел:
– Никогда я не был на Босфоре…
– Я п… тебе дам! – Шеф распсиховался всерьез и не разговаривал со мной три дня.
Почему я вспомнил эпизод с Байкалом?
С осени 69-го Шеф перевелся на заочное и весной следующего года сдал контрольные в деканат. Не помню, зачли ли ему контрольные, только на сессию он так и не собрался.
"Но дело не в этом". В конце концов ошибки на то и существуют, чтобы их совершать. И сами по себе ошибки мало что значат. Все дело в цене, которую человек преисполнен готовности платить за них.
…Вовка Амбал, Мурка Мусабаев, Витька Броневский, три девицы и я сидели за сдвинутыми столами на первом этаже ресторана "Алма-Ата".
Вовка Амбал лениво скучал, Броневский и Мусабаев в полголоса разговаривали, Шеф рассказывал девицам:
– И он им тискает…А они ему отвечают…
Мурка Мусабаев покачал головой и негромко сказал Бронтозавру:
– Ты посмотри на него… Делает вид, что ничего не происходит…
Витька Броневский – тут я вспомнил себя в летом 58-го, когда в школьном актовом зале на просмотре фидьма "Над Тисой" неожиданно для всех проорал: "Сейчас он крикнет "фас"!- тем же макаром, но только с гадливыми глазами кивнул и подтвердил:
– Да, Мурка… И я том же…
Мурка может и имел право так сказать. Школьный друг болел за
Шефа. Только надо немного думать с кем и что говорить. Мусабаев уже окончил медицинский, проходил ординатуру и постоянно напоминал моему брату, что за образование стоит цепляться хотя бы только потому, чтобы не опуститься.
Броневский тоже вроде бы друг. Росли в одном дворе. Бронтозавр – пристебай из пристебаев – всегда пьет исключительно за чужой счет – сейчас он опять же гулял на деньги Шефа и его друзей. Пил и прятался до момента, пока Мурка по дурости не проговорился. Крысенок