Чрево Парижа. Радость жизни
Шрифт:
– Посмотрите с другой стороны, мадемуазель Саже, – сказала колбасница. – Кажется, для вас найдется котлетка.
– Нет, уж мне что-то и не хочется, – пробормотала старушонка, сунув тем не менее нос под другую крышку. – У меня было явилось желание, но, знаете, на ночь котлетки в сухарях тяжелы для желудка… Мне хотелось бы взять чего-нибудь такого, что не понадобится даже разогревать.
Она обернулась к Флорану и стала смотреть на него и Гавара, который бил отбой, барабаня кончиками пальцев по мраморному столу. Мадемуазель Саже улыбкой поощряла их продолжать
– Не желаете ли кусочек соленой свинины? – спросила Лиза.
– Соленой свинины… пожалуй.
Она взяла вилку с ручкой из белого металла, лежавшую на краю блюда, и принялась тыкать и переворачивать каждый кусок. Покупательница слегка ударяла по костям, чтобы знать, насколько они толсты, копалась в кушанье, рассматривая ломтики розового мяса и повторяя:
– Нет, это мне не подходит.
– Тогда возьмите языка, кусок свиной головы или шпигованной телятины, – терпеливо говорила колбасница.
Однако мадемуазель Саже отрицательно качала головой. Она еще с минуту постояла в магазине, с брезгливой гримасой оглядывая блюда; но, видя наконец, что Кеню не намерены продолжать при ней разговор и что ей решительно ничего не удастся разнюхать, старушонка удалилась, сказав:
– Нет, видите ли, мне хотелось котлетку в сухарях, но та, что осталась, слишком жирна… Возьму в другой раз.
Лиза наклонилась, чтобы висевшие на окне гирлянды сосисок не мешали ей проследить глазами за Саже. Она увидела, как та перешла улицу и вошла во фруктовый павильон.
– Старая кляча! – проворчал Гавар.
И так как они остались наконец одни, он сообщил, какое нашел Флорану место. Тут вышла целая история. Один из его приятелей, некто Верлак, надзиратель в павильоне морской рыбы, до того расхворался, что принужден проситься в отпуск. Не дальше как сегодня поутру бедняга говорил Гавару, что был бы очень рад предложить кого-нибудь от себя в качестве временного своего заместителя, чтобы сохранить за собою место на тот случай, если здоровье его поправится.
– Вы понимаете, – прибавил Гавар, – что Верлак не протянет и полугода и должность останется за господином Флораном. А местечко это, доложу вам, отличное… И полиция будет замешана нами в это дело! Назначение зависит от префектуры. Не правда ли, вот будет потеха, когда Флоран пойдет к полицейскому получать деньги.
Он хохотал от удовольствия, находя все происшествие крайне комичным.
– Нет, я не поступлю на это место, – отрезал напрямик Флоран. – Я поклялся ничего не принимать от Империи и согласен лучше околеть с голоду, чем переступить порог префектуры. Понимаете, Гавар, это невозможно!
Гавар слушал, и его немного смутили слова приятеля. Кеню понурил голову. Но Лиза обернулась, устремив на деверя пристальный взгляд; шея у нее раздувалась, корсаж готов был лопнуть от напора взволнованной груди. Лиза только что собиралась открыть рот, как вошла Сарьетта. Опять водворилось молчание.
– Вот беда! – воскликнула девушка с нежным смехом. – Я совсем позабыла купить свиного сала… Отрежьте мне, госпожа Кеню, двенадцать ломтиков, да потоньше,
прошу вас, это для жаворонков… Жюлю вздумалось полакомиться жаворонками… Ну, как поживаете, дядя?Она наполняла лавку своими развевающимися юбками, она улыбалась всем присутствующим. Ее личико молочной белизны дышало свежестью, а прическа растрепалась с одного боку от сквозного ветра на рынке. Гавар взял ее за обе руки.
– Держу пари, что, когда я вошла, вы говорили обо мне, – сказала Сарьетта со свойственной ей бесцеремонностью. – Что же вы говорили, дядюшка?
Лиза подозвала ее к себе.
– Посмотрите, достаточно ли я тонко режу?
Колбасница аккуратно нарезала ломтики на конце доски и, завертывая их в бумагу, спросила:
– Вам ничего больше не нужно?
– Уж раз я сюда пришла, то позвольте мне еще фунт топленого свиного сала. Я ужасно люблю жареный картофель. Из картофеля на два су и пучка редиски у меня выходит целый завтрак. Да, так позвольте мне фунт топленого, госпожа Кеню.
Колбасница положила лист толстой бумаги на чашку весов. Она брала свиное сало буксовой лопаточкой из банки под полкой и прибавляла его понемногу нежным движением руки, пока не образовалась порядочная кучка. Когда весы опустились, хозяйка сняла бумагу, сложила ее и проворно свернула кончиками пальцев в трубочку.
– Двадцать четыре су, – сказала она, – и на шесть су свиного сала, всего тридцать су… Ничего больше не желаете?
Сарьетта ответила отрицательно. Она расплатилась, продолжая смеяться, сверкая зубами, заглядывая мужчинам в лицо. Ее серая юбка съехала набок, кое-как повязанная пунцовая косынка открывала посредине белую полоску груди. Прежде чем уйти, плутовка погрозила Гавару, повторив:
– Так вы не хотите мне сказать, о чем вы говорили, когда я вошла? Я видела с улицы, как вы хохотали… Ах, какой скрытный! Не стану вас больше любить.
– Сарьетту подослала к нам мадемуазель Саже, – сухо заметила Лиза.
После этого молчание продолжалось. Гавару не понравилось, что Флоран с возмущением отнесся к его предложению. Первой, очень дружелюбным тоном, заговорила хозяйка колбасной:
– Напрасно, Флоран, вы отказываетесь от места надзирателя в павильоне морской рыбы… Вы знаете, как трудно найти какое-нибудь занятие. В вашем положении нельзя быть чересчур разборчивым.
– Я привел доводы, – возразил тот.
Госпожа Кеню пожала плечами:
– Но они неосновательны… Я еще допускаю, что вам не за что любить правительство. Но это не мешает зарабатывать себе на хлеб. Было бы слишком глупо… Наконец, император вовсе не злой человек, мой друг. Конечно, я верю, что вам пришлось много выстрадать. Но разве он мог знать, что вас кормили заплесневелым хлебом и тухлой говядиной? Разве этот человек имеет возможность во все входить? Посмотрите на нас. Ведь он не мешает нам удачно вести наши дела… Нет, вы не правы, положительно не правы.
Гавар приходил все в большее и большее замешательство. Он не мог допустить, чтобы в его присутствии расточали такие похвалы Наполеону III.