Что движет солнце и светила

– Так вот, - продолжила своё шептание Иснючка, - Цыган пообещал Ашоту: твой киоск, мол, красный петух схавает, если не будешь себя по-людски вести.

– Что-то я ничего не поняла, - призналась Люба.
– Пообещал поджечь его, что ли?

– Ну да!
– Иснючка даже валенком притопнула.
– Какая ты непонятливая! Короче, Цыган заставляет Ашота становиться к нему под "крышу", тогда будет, мол, в целости и сохранности...

– Да точно ли ты поняла?
– спросила Люба.
– Неужели Цыган задумал рэкетом заняться? Ведь снова на зону попадёт...

– А пойди сама у Ашота спроси, - подмигнула Иснючка.
– Он вроде в зятья к тебе набивается, так что по-родственному и поболтаете...

– Кто? Ашот - в зятья?
– Люба даже растерялась. Это сообщение было для неё ударом грома среди ясного неба.
– Ты хочешь сказать, что Валечка с ним дружит?

– Ну, не знаю, дружит или что, - уклонилась от ответа Иснючка, - а поговаривают, что Ашот свою Машку бросать хочет. С твоей дочкой люди его видели...

Ашот жил с дебелой, рыжеволосой Машкой Авхачёвой. Что уж его в ней привлекло - непонятно. Местные кумушки, впрочем, язвительно хихикали: грузины да армяне, мол, любят, чтобы зад у бабы был широким как матрац. Авхачёвская дочка этому условию отвечала вполне, и даже с избытком.

То, что Иснючка сообщила об Ашоте и Валечке, для Любы было полной неожиданностью. Ох, ну и сучонка выросла, кто бы мог подумать: такая была славная девчушка, от всех трудностей её берегли, жалели, только учись, дочка - и вот что получилось. Но как бы Люба ни обижалась, ни осуждала Валечку - всё это оставалось в её душе. Перед чужими людьми она всегда представала любящей матерью и, конечно, не давала дочку в обиду.

– А что, кто-то свечку над моей дочкой держал?
– огрызнулась Люба. Молодую девку всякий охаять может. С кем-то пройдёт, кому-то слово скажет или на дискотеке потанцует, а люди уже: шу-шу-шу, такая- разэдакая!

– Что слышала, то и говорю, ни капли не прибавила, - Иснючка упорно держалась своего.
– Мой тебе совет: сама понаблюдай за дочкой. Может, что-нибудь и заметишь...

– Ладно, это наше семейное дело, - отрезала Люба и гордо выпрямила голову.
– В советах не нуждаюсь!

К Иснючке подошёл очередной покупатель: жареные семечки в посёлке пользовались неизменным спросом. Как, впрочем, и Любина аджика. Но сегодня её брали что-то неохотно. Наверное, Даша-курятница забывала нахваливать покупателям рецепт окорочков, приготовленных в соусе из Любиной аджики. А может, к " ножкам Буша" никто и близко не подходил, чтобы лишний раз не расстраиваться? Как-никак, американская курятина подорожала в три раза! А вслед за ней окрепли в цене и местные бройлеры, будто не с родимых полей зерно клевали, а поглощали пачки долларов, да ещё доставлялись к прилавкам не иначе как в вагонах СВ - ничем другим Люба не могла объяснить стремительный взлёт худосочных "синих птиц" на высоту, не досягаемую для покупателя средней руки.

– Отойду-ка я на минутку, - сказала Люба Иснючке.
– Пойду посмотрю, чем Дашка торгует. Что-то не видать отсюда...

– Не ходи! Прикрыла Дашка свою лавочку, - оживилась заскучавшая было Иснючка.
– Домой, видно, убежала. С перепугу.

– А чего?

– Учительницу Светлану Николаевну знаешь? Косенькую такую, ту, что за Мишкой-ментом замужем была...

– А, вредная такая, ехидная?
– вспомнила Люба.
– Мишка-то её бросил. Видно, не выдержал: шибко умная!

– Ну так вот, она Дашку-то разоблачила!
– с торжеством сказала Иснючка.
– Взяла вчера у неё два окорочка. Потянули на килограмм. Светлана Николаевна ещё удивилась: " Правильные ли весы у вас, Дарья? Что-то не так..." Ну, Дашка прямо оскорбилась: " Да неужто я обманщица? Вот, смотрите: гири в порядке, и все справки имеются..." А сегодня эта учительница положила окорочка размораживаться. И что ты думаешь, из них вытекло полкастрюли воды...

– Да что ты?!

– Светлана Николаевна заинтересовалась таким чудом, - продолжала Иснючка.

– Взяла безмен, взвесила окорочка: всего семьсот граммов! А триста - значит, вода. Что за притча? Думала она думала и додумалась-таки!

– А что думать? Дашка их, наверное, водой полила да заморозила, предположила Люба.

– Нет, в том-то и дело, что аккуратненькие, ладные, толстенькие, фыркнула Иснючка.
– А весь фокус в чём? Дашка-курятница укладывала под кожу окорочков кубики льда! Учительница уж её стыдила-стыдила, кричала, что зря поставила на выпускном экзамене тройку - пожалела бестолочь, а эта неблагодарная, мол, никакого добра не помнит...

– Я б со стыда умерла, - сказала Люба.
– Как Дашка теперь на народ покажется?

– Это мы с тобой такие честные, - поддакнула Иснючка.
– А другим стыд не дым, глаз не выест. Уж попомни моё слово: курятница найдёт, что сбрехать...

Тут их болтовню прервал мужчина в шубе из коричневого искусственного меха. Он протянул Иснючке измятую четвертинку газетной бумаги:

– Сударыня, не покажете ли мне газету, из которой вы кульки под семечки делаете?

– А что случилось?
– испугалась Иснючка.
– Газета как газета. "Комсомольская правда" называется.

– Да смотрите, что тут написано: депутаты, которых мы с вами в Госдуму избрали, любят кушать сыр "Дамталер", шейку ла Манча, аше на сковородке, севрюгу жареную с оливками, - мужчина, подслеповато щурясь, читал замысловатые названия почти по слогам.
– Самое дорогое блюдо стоит всего пятнадцать рублей! А я тут зашёл в местную столовую, так за постный борщ десятку выложил.

– Никогда и не слыхивала таких диковинных названий, - растерялась Иснючка.
– Надо же: аша на сковородке. А что это такое?

– Не знаю, - пожала плечами Люба.
– Только если они эту ашу да севрюгу, считай, задарма жрут, то понятно, почему прямо на глазах жиреют и тремя подбородками обзаводятся.

Иснючка тем временем нашла газету. В ней были напечатаны три меню: что едят в российском "Белом доме", в Госдуме и Совете Федерации. Мужчина прямо вцепился в этот листок:

– Нет, сударыни, вы поглядите, какие цены: семнадцать копеек, двадцать девять копеек, восемьдесят копеек - за порцию, ая-яй-ай! Это из какой, интересно, жизни? У них там кризис в стране, наверное, только по телевизору видят...

– Вот морды позорные!
– поддержала его Иснючка.
– Слава тебе, Господи, я на эти выборы не хожу...

– И зря, сударыня, не ходите, - откликнулся мужчина.
– Если вы не выбираете, то другие за вас выбирают. Разве не понятно?

– Да что толку на эти выборы ходить?
– встряла Люба.
– Кого ни выбери, они через месяц-другой другими людьми становятся. Как ни включишь телевизор, видишь: то косточки друг другу перемывают, то придумывают законы, чтоб самим лучше жить, то чемоданы компроматов собирают. А этому Зюганову чем в стране хуже, тем лучше, прямо от счастья весь светится!

– Во-во! В стране бардак, а у них морды красные, - поддакнула Иснючка.
– Никому не верю!

– Это вы, сударыня, зря, - сказал мужчина, старательно сворачивая газету.
– Надо возвращаться к старой России, к той, что до октябрьского переворота была. Мы её не навсегда потеряли...

– Э, газетку-то верните, - заволновалась Иснючка.
– Мне кульки под семечки из чего-то вертеть надо.

– Может, продадите?
– мужчина просительно заглянул Иснючке в глаза и полез в измохратившийся карман шубейки.
– Мы в вашем районе организуем партию демократических свобод, будем с народом встречаться, а этот газетный материал пригодится для бесед...