Что-нибудь эдакое
Шрифт:
Романтический сын Италии был рад услужить Юности и Красоте. Он исчез и вынес мятую газету. Джоан его поблагодарила.
Вернувшись к себе, она нашла объявления и дважды прочитала то, которое читал Эш. Потом поглядела в потолок и покачала головой.
— Мистер Марсон, — сказала она, — вы милый человек, но себя обскакать я не дам. Деньги нужны и вам и мне. Получу их я.
Глава V
1
Экспресс 16.15 мягко отошел от вокзала, и Эш уселся в уголку своего купе. Джоан, сидевшая напротив, раскрыла журнал. Дальше, в купе первого
Эш ощущал необычную бодрость, хотя и жалел, что, купив Джоан эту штуку, лишил себя на время такого удовольствия, как беседа. Когда поезд тронулся, формально и официально полагая начало опасному приключению, он окончательно понял, что родился авантюристом. Смотрите сами: идеальный авантюрист не только силен, но и пытлив — а этого в нем хватает. В отличие от нынешних молодых людей он с детства увлекается чужими делами. Если вы поднесете этим людям хорошее приключение, они не откажутся, но сами? Никогда в жизни! И воспитание и традиция не позволят им рисковать; ведь самое страшное для них — показаться смешными. И вот, проходя мимо дома, в котором кто-то кричит, они убедят себя, что там поет неумелая певица, а завидев девушку, за которой гонится злодей с ножом, предположат, что это уличные съемки. Так идут они своей дорогой, не глядя по сторонам; они — но не он. Да, убедила его Джоан, но лишь потому, что страсть к новизне сочетается в нем с ленью.
Словом, он был счастлив. Поезд выстукивал марш. Джоан сидела напротив. Думая о том, что именно так и надо жить весной, Эш не знал, что спутница его просто прикрылась журналом, чтобы избежать беседы. Она, как и сам он, размышляла о ближайшем будущем, сожалея при этом, что расшевелила своего нового приятеля. «Как часто в этом мире, — думала она, — наши действия, словно бумеранг, возвращаются, чтобы нас же ударить!»
Украдкой взглянув поверх журнала, она увидела, что Эш смотрит на нее. Глаза их встретились, и, упрятав досаду в дальний уголок души, Джоан постаралась заговорить как можно приветливей. В конце концов, человек он милый, занятный, хотя они и соперники. До этой дурацкой истории он ей очень нравился. Да-да, что-то в нем такое есть, так и хочется поправить ему галстук, вызвать на откровенность, как следует подбодрить. Наверное, дело в том, что она, по своей доброте, готова помочь даже совершенно чужому человеку.
— Ну вот, — сказала она. — Едем.
— Именно, именно, — отвечал Эш, радуясь, что она вернулась к прежней манере.
Поезд выстукивал уже не марш, а рэгтайм. «Интересно, — подумал Эш, — почему я так обрадовался? Мы просто друзья, видимся в третий раз. Для дружбы этого хватит, но не для влюбленности!»
Немного подумав, он все понял. Странное желание перелететь купе и поцеловать Джоан вполне естественно. По своей доброте он стремится быть как можно приветливей.
— Жалеете вы, — спросила Джоан, — что я подбила вас на такое безумное дело? Сидели бы на Арундел-стрит, писали бы свою «Палочку»…
— Нет, не жалею, — признался Эш.
— И не каетесь?
— Нет.
Джоан улыбнулась. Такой дух ей нравился. Хотя, конечно, для нее это не совсем удобно…
— Долго ли продержится ваша храбрость? — заметила она.
— Что вы имеете в виду?
Джоан заметила, что зашла слишком далеко.
— То, — быстро отвечала она, — что мистер Питерc — человек тяжелый.
Эш успокоился; он подумал было, что она разгадала его тайну.
— Да, наверное, — согласился
он. — Такой… ну, вспыльчивый. У него плохой желудок.— Я знаю.
— Ему нужен воздух. И эти упражнения не помешали бы.
Джоан засмеялась:
— Вы надеетесь его убедить, чтобы он сворачивался в узел?
— Хотел бы.
— Что ж, попытайтесь.
— Вы думаете, он не послушается лакея?
— Я все забываю, что вы лакей. Вы так на них не похожи!
— Старый Питерc думает иначе. Он сказал, что у меня заурядная внешность.
Говоря это, Эш думал о том, что в жизни не видел такой прелестной девушки.
— А вот вы, — заметил он, — совсем не похожи на горничную.
— На кого же я похожа?
— На переодетую принцессу.
Джоан засмеялась:
— Спасибо, мистер Марсон, но вы заблуждаетесь. Всякий узнает во мне именно горничную.
— Да? Вы такая… смелая. Никакой покорности…
— В горничных ее нет. С чего бы? Ведь они идут сразу за лакеями.
— Идут? Куда?
— К столу.
Джоан улыбнулась, увидев, как он растерян.
— Боюсь, — сказала он, — вы плохо разбираетесь в этикете своего нового мира. Вы не знали, что правила там строже, чем при дворе?
— Вы шутите?
— Нет, не шучу. Попробуйте пойти к столу не так, как положено, и посмотрите, что будет. В самом лучшем случае вас поставит на место дворецкий.
— Господи! — выговорил Эш. — Если он поставит меня на место, я покончу с собой. Объясните мне все, пожалуйста.
— Что ж, как лакей мистера Питерса вы важная персона. Сколько бы ни было гостей, ваш хозяин — самый почетный. Значит, вы идете после дворецкого, экономки, лакея лорда Эмсворта, горничной леди Энн…
— А кто это?
— Леди Энн? Сестра лорда. Она живет там с тех пор, как умерла его жена. Да, значит, дальше — лакей Фредерика Трипвуда, потом — я, потом — вы.
— Что-то не очень важная роль!
— Важная, важная. За вами — бог знает сколько народу.
— Всякие уборщицы и судомойки?
— Ну что вы! Если судомойка сунется в нашу столовую, ее…
— Поставит на место дворецкий?
— Нет. Ее линчуют. Они едят на кухне. Шоферы и всякая мелочь мужского пола едят в своей столовой, обслуживает их особый мальчик. Уборщицы обедают и ужинают там же, а завтракают на кухне. У прачек — особая комната, рядом с прачечной, но главная прачка стоит выше главной уборщицы. Шеф-повар ест в своем закутке, у кухни. Кажется, я все сказала.
Эш тупо глядел на нее. Она покачала головой:
— Не хотите вернуться в Лондон?
— Это кошмар какой-то!
— Ну и не езжайте. Сейчас — остановка. Выходите и садитесь на лондонский поезд.
Теперь головой покачал Эш:
— Нельзя. Есть… есть причины.
Джоан снова взяла журнал, и в купе второго класса воцарилось молчание. Поезд постукивал, Джоан читала, сумерки сгущались. Путешествие стало казаться Эшу бесконечным.
Через долгое время поезд остановился, и голос на платформе возвестил:
— Станция Маркет-Бландинг!
2
Маркет-Бландинг — одно из тех сонных поселений, которых не коснулся прогресс, если не считать самой станции и комнаты над бакалейной лавкой, где по вторникам и пятницам показывают кинофильмы. Церковь здесь норманнская, жители в своем большинстве относятся к палеозойской эре. Оказавшись тут в промозглый весенний день, когда юго-западный ветер послушно сменился восточным, а прижимистые обитатели еще не зажгли света, человек ощущает, что он неведомо где, беспомощный и одинокий.