Что-нибудь эдакое

Лорд Эмсворт курил, прихлебывая виски с содовой, опять курил, опять прихлебывал и наслаждался миром. Разум его был пуст настолько, насколько может быть пустым человеческий разум.

Левую руку граф рассеянно сунул в карман, и пальцы его стали рассеянно играть каким-то небольшим предметом.

Постепенно он понял, что предмет этот какой-то новый — не карандаш, не ключи, не мелочь.

Он его вынул и рассмотрел. Предмет оказался достаточно противным жуком.

— Откуда он взялся? — сказал граф.

Фредди не ответил. Аннабел, героиня, совершенно измоталась — то ее похищали, то сажали в темницу. Гридли Квэйл шел по следу, непрестанно верша суд. Словом, младшему сыну было не до бесед с отцом.

Руперт Бакстер получал деньги за беседы с хозяином и оторвал взгляд от пасьянса.

— Да, лорд Эмсворт?

— Я тут что-то нашел, Бакстер. Что это, а?

Руперт Бакстер едва не охнул от восторга.

— Великолепно! — вскричал он. — Нет, просто поразительно!

Граф с любопытством взглянул на него.

— Это скарабей, — пояснил Бакстер, — по-видимому… смею сказать, я разбираюсь в таких делах… Хеопс четвертой династии.

— Правда?

— Несомненно. Простите за нескромность, вы были у Кристи?

Граф покачал головой:

— Нет-нет, я не мог. Я обещал зайти к мистеру Питерсу, посмотреть… Что он собирает?

— Скарабеев, лорд Эмсворт.

— Скарабеев! Да, их. Помню, помню. Он мне это дал.

— Дал?

— Конечно. Помню как сейчас — рассказывал всякие вещи, а потом дал. Значит, он очень дорогой?

— Бесценный.

— Ой, Господи! Вы подумайте, Бакстер, какие они добрые эти американцы! Буду хранить, буду хранить, хотя что в нем хорошего? Но дареному коню…

Вдалеке зазвенел чистый голос гонга. Лорд Эмсворт поднялся.

— Уже обед? Как бежит время… Бакстер, вы будете проходить мимо музея. Положите его туда, сделайте одолжение! Вы в них лучше разбираетесь. Только там скользко, я красил вчера стул и немножко разлил краску.

Граф бросил на сына менее приветливый взгляд.

— Фредерик, — сказал он, — иди и оденься. Что ты такое читаешь?

— А? Что?

— Иди и оденься. Бидж звонил в гонг пять минут назад. Что ты читаешь?

— Да так, отец. Книжку.

— Гадость какую-нибудь…

Граф направился к двери. Лицо его снова осветилось.

— Нет, какой добрый человек! — сказал он. — В этих американцах есть что-то восточное…

Р. Джонс разыскал адрес Джоан за шесть часов, что свидетельствует о его энергии и его системе розыска. Вывалившись из кеба, он нажал на звонок; вскоре появилась служанка.

— Мисс Валентайн дома? — спросил он.

— Да, сэр.

Р. Джонс вынул карточку.

— Скажите, по важному делу. Минутку. Я напишу.

Начертав что-то на карточке, он воспользовался передышкой, чтобы тщательно все оглядеть — выглянул во двор, заглянул в коридор и сделал лестные для Джоан выводы.

«Если бы она была из тех, кто вцепится в письма, — подумал он, — она бы в таком месте не жила. Значит, она их сразу выбрасывала».

Да, так размышлял он, стоя перед дверью, и мысли эти были важны, определяя его дальнейшее поведение. Видимо, здесь надо вести себя деликатно, по-джентльменски. Тяжело, ничего не скажешь, но иначе нельзя.

Служанка вернулась и выразительным жестом указала, где комната Джоан.

— Э? — спросил он. — Наверх?

— И прямо, — отвечала служанка.

На лестнице было темно, гость спотыкался, пока путь ему не осветил свет из раскрывшейся двери. У стола, чего-то ожидая, стояла девушка, и он отсюда вывел, что цель достигнута.

— Мисс Валентайн?

— Заходите, пожалуйста.

— Темновато у вас.

— Да, садитесь.

— Спасибо.

Предположения подтверждались. Р. Джонс научился читать по лицам, иначе в большом городе пропадешь, и понял, что девушка — не из щучек.

У Джоан Валентайн были пшенично-золотистые волосы и глаза того самого цвета, какой мы видим в зимнем небе, когда солнце освещает морозный мир. Сверкал в них и морозец, Джоан много вынесла, а испытания по меньшей мере создают вокруг нас стенку. Синева могла обрести атласный оттенок Средиземного моря, мурлыкающего у французских селений, могла — но не для всякого. Сейчас Джоан глядела просто, прямо, с вызовом и казалась именно такой, какой была, — и сдержанной, и беззаботной. Она тоже умела читать по лицам.

— У вас ко мне какое-то дело? — осведомилась она.

— Да, — отвечал гость. — Да… мисс Валентайн, поймите, я не хотел бы оскорбить вас.

Джоан подняла бровь. На мгновение ей показалось, что незнакомец напился.

— Что-что?

— Сейчас объясню. Я пришел к вам, — Р. Джонс становился все деликатней, — по исключительно неприятному делу. Для друга, только для друга… Надо человеку помочь…

Оставив прежние мысли, Джоан предположила, что этот толстый субъект собирает пожертвования.

— Меня просил зайти к вам Фредерик Трипвуд.

— Кто?

— Вы с ним не знакомы. Когда вы играли на сцене, он несколько раз писал вам. Может быть, вы не помните?

— Да, не помню.

— Может быть, вы уничтожили письма?

— Конечно, я писем не храню. А что?

— Видите ли, Фредерик Трипвуд собрался жениться и опасается… э…

— Что я его буду шантажировать? — спокойно и грозно спросила Джоан.

— Ну что вы! Дорогая мисс Валентайн!..

Джоан встала. Беседа явно подошла к концу.

— Передайте мистеру Трипвуду, — сказала она, — чтобы он не беспокоился. Опасности нет.

— Конечно, конечно, конечно! Так я и думал. Значит, передать, что письма выброшены?

— Да. До свиданья.

— До свиданья, мисс Валентайн.

Дверь закрылась, Р. Джонс остался в полной темноте, но не захотел вернуться, чтобы Джоан ее не приоткрыла. Он был рад, что унес ноги. Его часто встречали неприветливо, и все-таки во взгляде этой барышни было что-то особенно неприятное. Насчет писем он ей поверил, хотя и собирался сказать Фредди, что едва-едва справился с делом, истратив пятьсот фунтов. Но это так, деловая мелочь.