Что остается от небес
Шрифт:
ГЛАВА 37
Элегантный особняк лорда Квиллиана на Керзон-стрит являлся холостяцкой обителью. Барон никогда не был женат, на все расспросы отвечая, что находит обстановку, где полно женщин и детей, слишком шумной и утомительной, чтобы с ней мириться.
Живя уединенно, вельможа превратил одну из спален второго этажа в огромную гардеробную, задрапированную шелковыми портьерами в бордово-синюю полоску и уставленную неимоверным количеством шкафов и комодов вишневого дерева. Когда в неподобающе ранние одиннадцать
Хозяин дома, одетый в бежевые панталоны, белую рубашку с расстегнутым воротом и узорчатый халат, сидел, погрузив кисти рук в мисочки с мыльной пеной.
– Бестактное время для визита, – заметил он, не поднимая глаз. – Из чего можно с уверенностью сделать вывод, что вы явились с бестактными вопросами.
Бросив шляпу и перчатки на журнальный столик, Себастьян приблизился к высокому окну, выходившему на улицу, и прислонился к подоконнику, скрестив руки на груди.
– Вы не сказали мне, что тридцать лет назад служили в министерстве иностранных дел.
Квиллиан покосился на невысокого пухленького камердинера, переминавшегося рядом с полотенцем для рук.
– Оставьте нас.
Слуга поклонился, пристроил полотенце возле хозяина и удалился.
Вытащив руки из ванночки, стареющий денди тщательно промокнул каждый палец.
– Разве не сказал? Пожалуй, ваша правда. Я упомянул, что положение младшего сына вынуждало меня, как простолюдина, зарабатывать себе на хлеб насущный, однако мог не назвать место своей… – Квиллиан состроил гримасу, – службы. К тому же, то был не самый удачный период моей жизни.
– Как умер ваш брат?
– Брат? – при этом вопросе барон поднял сузившиеся глаза. – Если хотите знать, он скончался от оспы. А к чему вы клоните? Что я находился в столь стесненных финансовых обстоятельствах, что продавал государственные тайны своей страны американцам? А потом, когда не вовремя заключенный мир прекратил это прибыльное предприятие, подослал к брату убийц, дабы завладеть наследством?
– Не припомню, чтобы хоть словом обмолвился об изменнике, – уставился Себастьян на носок своего сапога.
Собеседник на мгновение застыл, а затем кивнул, признавая с кислой миной:
– Туше, милорд. И впрямь, такого разговора не было. Хотя ваша любознательность столь неуемна, что нет никаких сомнений – вам уже известно о письмах «Алкивиада».
– Я полагал, существование этих посланий держалось в строжайшей тайне.
Взяв крохотный ножичек, Квиллиан принялся чистить ногти.
– Держалось – три десятилетия тому. Но по прошествии лет подобные секреты утрачивают свою важность. Покойный Персиваль в прошлом апреле случайно обронил в моем присутствии пару интересных подробностей того скандала. Стоит ли говорить, что я тут же навострил уши. К тому же, момент так любопытно совпал. Вы не находите?
– Да, действительно.
– В конце концов, ничего из этого не вышло, – барон театрально вздохнул. – Я надеялся обнаружить, что сэр Нигель и есть «Алкивиад», а на самом-то деле именно баронет выявил существование изменника. Только вот личность предателя, похоже, так и не раскрыл.
– Как знать.
Франт округлил глаза в деланном озарении:
– Так вы предполагаете… Что именно? Что сэр Нигель уличил меня в подрывной деятельности,
а я, чтобы заставить баронета молчать, убил его? – собеседник нахмурился. – Да, в таком видении событий есть определенная логика. Вот только одна неувязочка.– Какая же?
– Я не предатель, – Квиллиан поднялся на ноги и сбросил с себя шелковый халат. – Хотя прекрасно понимаю, что заявить такое просто. А вот доказать сложнее.
– Мне сообщили, что в тот вторник вы появились в Карлтон-хаусе не раньше десяти часов вечера. Где вы были до того?
– Не в тех местах, о которых я захотел бы рассказать, – обронил слегка повеселевший барон, выбирая из стопки накрахмаленных галстуков один.
Сосредоточившись на своем отражении в зеркале, модник аккуратно обвернул вокруг шеи белоснежную полоску из ирландского льна и приступил к деликатному делу по завязыванию и укладке концов.
– Судя по всему, ваши попытки выявить убийцу епископа ни к чему не привели. Вы поэтому обратили свое внимание на события тридцатилетней давности? Считаете, братья Прескотты погибли от одной и той же руки?
– Полагаю, это одна из возможных версий.
Барон наклонился к зеркалу, пристально присматриваясь и осторожно поправляя замысловатый узел галстука.
– Пожалуй, вам виднее. Но, как по мне, вы заблуждаетесь.
– Неужели? И что же, по-вашему, случилось с Прескоттами?
– Думаю, Френсис Прескотт убил брата из-за наследства. А затем, когда мое вмешательство вытащило тело жертвы добрейшего епископа на свет Божий, наш праведник поспешил на место совершенного им преступления – чтобы в свою очередь пасть жертвой.
– Кого же?
Отвернувшись от зеркала, денди потянулся за шелковым жилетом нежнейшего лососевого цвета с тончайшей белой подкладкой.
– Я вам намедни намекал. Вы не последовали моему совету присмотреться?
– Имеете в виду Франклина? – нахмурился Девлин. – Хотите, чтобы я поверил, будто американец порешил епископа Лондонского из-за пустячной ссоры по поводу парочки учеников?
– Ну надо же, – хмыкнул Квиллиан, проворно застегивая ряд мелких перламутровых пуговок на жилете. – Неужто вы до сих пор не знаете?
– Чего именно?
– Какую глубокую неприязнь мистер Франклин питал к нашему милейшему епископу. Видите ли, как один из высокопоставленных лоялистов, нашедших убежище в Лондоне, бывший губернатор Нью-Джерси неутомимо защищал интересы товарищей по несчастью, засыпая парламент прошениями о предоставлении пособий. Но когда в парламентскую комиссию попало дело самого Франклина, ему выплатили сущие гроши. В основной части иска – сумме примерно в пятьдесят тысяч фунтов – было отказано.
– Почему?
– Френсис Прескотт убедил членов комиссии, что, принимая во внимание изменническую деятельность знаменитого отца, лояльность Уильяма Франклина британской короне сомнительна. По мнению епископа, семейство Франклинов намеренно поддерживало в конфликте противные стороны, дабы оказаться в выигрыше, кто бы ни победил.
– Когда это происходило?
– Слушания комиссии? В конце восьмидесятых.
– И вы считаете, что младший Франклин ждал более двадцати лет, пока не состарился и не сделался немощным, а потом вдруг в один прекрасный вечер решил последовать за епископом в сельскую церквушку и размозжить тому голову?