Что осталось за кадром

– Снято!

Кран опустился вниз, и теперь она вместе с оператором просматривала на мониторе отснятый материал.

– По мне – хорошо, Грег. А ты как думаешь? Главный оператор одобрительно кивнул.

– Будем печатать, – заключила она.

Можно было переходить к следующим эпизодам. Камера снимала оркестр; мальчика, размахивающего флагом Соединенного Королевства; премьер-министра, пришедшего пожать руку герою, – на носу выборы, и политику нужна хорошая пресса. Некоторые вещи не меняются столетиями.

Пока вторая камера работала в дальнем конце помещения, Грег снимал сцену, где Рандалл с натянутым лицом принимает приветствия премьер-министра. Потом встречу Джона с отцом, преисполненным гордости за сына. После официальной церемонии Рандалл начал медленно пробираться сквозь толпу.

Настала очередь сцены Сары. Пока устанавливали свет и камеры, свободные актеры шептались о том, что актриса за тридцать собирается играть девушку, на десять лет моложе ее самой. Рейн тоже это тревожило, но она не подавала виду. К тому же она никогда не снималась под собственным руководством.

Сначала все шло не особенно гладко, трудно было войти в роль и вместе с тем оставаться режиссером. Она пропустила свою реплику в первом эпизоде, смазала диалог, но потом взяла себя в руки и отлично сыграла следующий эпизод.

– Спокойно, Умпик, – негромко сказал Грег.

Рейни процедила проклятие и, пропустив мимо ушей замечание главного оператора, повторила первые эпизоды. На этот раз она с блеском сыграла сцену встречи Рандалла. Сначала ее захлестывала радость, но потом настроение изменилось.

– Папа, что-то не так, – с тревогой в глазах проговорила девушка. – Почему они не оставят его в покое?

Хотя Сара и была намерена стоять в стороне, рядом с отцом, но, увидев лицо Джона, не удержалась и нырнула в толпу.

– Ран-далл! Ран-далл! – скандировали встречающие.

Сара пробиралась к нему, не обращая внимания на призывы отца вернуться. Одни понимающе улыбались и давали ей дорогу, других возмущала ее наглость. Она едва ли обращала на все это внимание, ее взгляд был прикован к Рандаллу. Она, единственная из всех, разглядела панику в его глазах и не могла успокоиться. У него был просто страдальческий вид.

Вдруг полные безумия и страха глаза Кензи остановились на ней, и она задохнулась. Ужас на его лице был столь неподдельным, что исчезли обе – и режиссер, и Сара, осталась только Рейн с ее искренним страхом за мужа.

– Джон! Джон!

Глядя на нее так, словно она ангел, сошедший с небес, Рандалл протянул руку. Она, в свою очередь, потянулась к нему, отчаянно пробираясь сквозь передний ряд встречающих. На фоне их официальных черных костюмов выделялся зеленый рукав ее платья.

Джон и Сара… они наконец рядом. Их руки соединились, и Сара ощутила пожатие его пальцев. Но оно тут же ослабло, и на его лице появилось выражение страдания. Чувствуя, что снова теряет любимого, Сара стиснула его руку, не позволяя ему уйти.

Они так и стояли, долго, без слов. По ее щекам текли слезы… Наконец Рейн объявила:

– Снято!

Она отпустила руку Кензи. Грудь ее тяжело вздымалась в узком корсете. Не теряя времени, она поспешила к Грегу посмотреть материал. Он отлично сделал свою работу. Камера не отрывалась от сомкнутых рук героев, сделав их символом взаимоотношений измученного мужчины и женщины, полной решимости остаться с ним, и не важно, что темные силы пытались их разлучить.

– Это то, что я хотела, Грег.

Пока ассистенты готовили площадку для следующей сцены, Рейн подошла к Кензи. Спрятавшись в тени паровоза, он стоял, скрестив руки на груди. Лицо его было бесстрастным. Никто не осмеливался нарушить его уединение.

Поскольку он не заметил ее появления, она легонько тронула его за руку.

– Кен, это потрясающе.

Он резко отдернул руку, словно на него напали. Ему потребовалось время, чтобы сообразить, кто перед ним.

– Без единого слова тебе удалось показать, что творится в душе Рандалла, – нерешительно продолжала она. – Человека, вернувшегося из ада и принесшего этот ад с собой.

Кензи поправил рукав мундира.

– Ты ведь этого и хотела?

Он повернулся и пошел прочь.

Она с тревогой смотрела ему вслед. В свое время ей так хотелось, чтобы он вжился в роль. Нужно быть осторожной в своих желаниях…

Съемочный день закончился. Кензи дремал в машине, поджидая Рейни, чтобы ехать в Дорчестер. Она чуть не упала на него, когда садилась в автомобиль.

– Прости. – Когда он подвинулся, освобождая ей место, она добавила: – Я думала, ты уже уехал.

– Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. – Когда машина тронулась, Кензи потер глаза. – Извини, что накинулся на тебя, Рейни. Но боюсь, что дальше будет еще хуже.

– Это мне нужно извиняться. Я только сейчас начала понимать, во что тебя втравила.

– Но это не означает, что ты хочешь найти другого Джона Рандалла?

– Нет. Ты блестяще справляешься с ролью. Я только хочу, чтобы работа не причиняла тебе столько боли.

– В этом вся ты, – улыбнулся он. – С твоей решительностью и целеустремленностью ты сделаешь хороший фильм. Но на съемках, как на войне, обязательно есть пострадавшие.

– Теперь я действительно чувствую себя виноватой.

– Думаю, я буду среди раненых, а не убитых.

– Это радует, – сухо сказала она. – Кстати, Грег как-то странно назвал меня. Я толком не поняла, а спросить забыла.

Он рассмеялся:

– Еще в Нью-Мексико вся команда за глаза называла тебя Умпик.

– И что же это значит? Удивительно милый постановщик?

– Нет, дорогая, Упрямый маленький птенчик. Она вспыхнула:

– А почему именно так?

– Ты получила это прозвище, когда уволила того парня, помнишь, помощника звукооператора?

– Он этого заслуживал, – оправдывалась Рейни. – Актерам меньше всего нужно, чтобы кто-нибудь из персонала ехидничал на их счет.

– Совершенно справедливо, твое прозвище – это комплимент в твой адрес. Группе всегда нравится, когда режиссер держит все под контролем.

Упрямый маленький птенчик. Надо же! Могло быть и хуже. Хорошее настроение Кензи испарилось.

– Ты видела фотографию в «Лондон инкуайер»? У нее сжалось сердце.

– Да.

– Дженни – только друг. Я зашел к ней поговорить о Найджеле Стоуне, и мы отправились пообедать.

Рейн перевела дух.

– Спасибо, что объяснил. Я знаю, это не мое дело, но будет… неприятно, если ты станешь крутить роман у меня под носом.