Что приносит тьма

– Хочешь жить, не доставляй мне хлопот. Слышь, девонька? А то ведь мне решать, как с тобой потом обойтись. Поняла?

Актриса заставила себя обмякнуть, безвольно свесив руки вдоль туловища, будто бы в обмороке от страха, и услышала, как налетчик довольно крякнул.

– Пускай твой приятель подгоняет тот чертов фургон, да побыстрее, – бросил он рябому сообщнику. – Давай убираться отсюдова.

Они проходили мимо последнего в ряду грубо сколоченного навеса, где продавалась глиняная посуда. Хозяин лотка, вытаращив глаза, съежился у шаткого каркаса, будто пытался слиться с обшарпанным столбиком за своей спиной. Похититель теперь полутащил, полунес повисшее мертвым грузом тело Кэт, прикладывая больше усилий, чтобы удержать жертву в вертикальном положении, чем чтобы не дать ей вырваться.

Резко выбросив одну руку в сторону, Кэт сдернула с края прилавка за носик увесистый кувшин и грохнула им налетчика по голове. Тот взревел, от неожиданности и боли ослабляя хватку.

Пленница извернулась, не обращая внимания на резь, пронзившую запястье, когда бандит с опозданием попытался ее удержать.

– Ах ты сукин сын! – взвизгнула она, хватая с прилавка тарелку и разбивая ее о физиономию злоумышленника. – Я вырву твою паршивую печень и скормлю ее воронам!

Из порезов на лице похитителя брызнула кровь. Он взвыл и вскинул ладони, защищая голову, поскольку Кэт запустила в него еще и миской.

– Эй, что это вы делаете с моей посудой? – заскулил горшечник.

– С твоей растреклятой посудой?! – заорала актриса, разворачиваясь и швыряя тарелку уже в торговца. – Никчемный, вонючий трус! Торчишь тут и смотришь, как меня убивают!

– Дурень! – прогорланил рябой налетчик своему напарнику, в то время как к ним устремилась шумная, разозленная толпа лоточников, садовников и цветочниц. – Не стой столбом. Хватай ее!

– Руки прочь от леди! – взревел черноволосый здоровяк-носильщик.

– Не суй нос не в свое дело, – огрызнулся рябой, размахивая пистолетом.

Пролетевший над прилавками гнилой помидор багровыми брызгами расплескался об его физиономию.

В воздухе засвистел непроданный за день товар: подпорченная репа и перезрелые дыни, заплесневелые груши и подгнившие яблоки. Какое-то время налетчики не сдавались. Но тут в голову тому бандиту, который был покрупнее, шмякнулась очищенная и выпотрошенная куриная тушка. Он повернулся и припустил прочь, спотыкаясь и поскальзываясь на гнилых овощах, раздавленных фруктах и побитой посуде. Его сообщник какой-то миг поколебался, затем ринулся следом, обогнул ступеньки церкви и нырнул в переулок.

– Протяните еще раз ко мне свои лапы, и я вас прикончу! – бушевала актриса, швыряя последнюю глиняную миску вслед злоумышленникам, убегавшим к фургону. Сейчас она была не Кэт Болейн, любимицей лондонской сцены – она была Кэт Ноланд, задиристой, острой на язык юной сиротой, старавшейся выжить в смрадных закоулках огромного, неприветливого города. – Слышите?! Оттяпаю ваше убогое хозяйство и выброшу бродячим псам на мурфилдском пустыре! А кишками разукрашу Лондонский мост! Я…

Но налетчики уже взбирались в ожидавшую их повозку. Кучер щелкнул бичом, пуская лошадей в бешеный галоп, и фургон, накренившись, исчез за углом.

Кэт опустила руку. Ее пальцы до сих пор крепко сжимали край грубого кувшина, а сердце гулко ухало в груди.

– А ты знаешь басню про мышей и кота? – спросила Эмма, поднимая на Себастьяна большие серые глаза своего отца.

Они сидели у скудного огня в крошечной гостиной Уилкинсонов в Кенсингтоне. Девлин, как и обещал, пришел рассказать малышке историю перед сном. Он ожидал чувства неловкости, поскольку не имел большого опыта общения с детьми. Но когда Эмма поудобнее устроилась у него на руках, и Себастьян ощутил прикосновение к своему подбородку младенчески мягких кудряшек, то с удивлением обнаружил, что его мысли устремились к ребенку, который должен был родиться у Геро всего через несколько коротких месяцев.

– Эта история – моя любимая, – добавила девочка.

– Возможно, я расскажу ее немножко не так, как твой папа.

– Ничего страшного, – уверила Эмма. – Он каждый раз рассказывает чуть-чуть по-другому.

Девлин бросил взгляд туда, где в сумерках дождливого дня сидела Энни, штопая простыню. И по стремительно поднявшейся и опустившейся груди понял, что от вдовы тоже не ускользнуло употребленное малышкой настоящее время.

– Ну что ж, – начал он. – Давным-давно в небольшой деревенской лавке мирно и счастливо жила-поживала мышиная семья. Мыши были сыты и довольны. А вот хозяина лавки вовсе не радовало, что все эти грызуны воруют его зерно и лакомятся его сыром. Поэтому он завел кота, который сторожил лавку и скоро до того запугал несчастных мышей, что те боялись вылезать из своих норок в стенах, даже чтобы перекусить.

– А какой был кот? – поинтересовалась девочка.

– Огромный, черный, с пушистым хвостом.

– А папа всегда говорит: «Усатый-полосатый».

– Извини.

Эмма хихикнула.

– Как бы там ни было, – продолжал Себастьян, – мыши быстро смекнули, что если не сделать что-нибудь с котом, они либо умрут с голоду, либо окажутся съеденными. Вот и собрались все вместе, чтобы попробовать отыскать решение. Было много споров и крика, но никто не смог предложить ничего толкового. Наконец один умный мышонок вскочил и сказал: «Вся беда в том, что кот ходит очень тихо, и мы не слышим, как он подкрадывается. Нужно всего лишь привязать ему на шею колокольчик – так мы всегда будем знать, когда он приближается». Остальные мыши сочли эту мысль отличной. Все радовались, хлопали мышонка по плечу, восклицали, какой же он умница, и называли его героем. Все, кроме одного дряхлого мыша, такого старого, что его шерстка побелела, словно от инея. Старый мыш откашлялся, поднялся и промолвил… – Себастьян заговорил грубым голосом с резким акцентом уроженца Глазго: – «Не спорю, колокольчик на шее этого страшного зверя наверняка предупредит нас о его приближении. Есть только одна ма-а-хонькая загвоздка». Он сделал паузу, обвел взглядом собравшихся обеспокоенных сородичей и спросил…

– «Кто привяжет колокольчик коту?!» – воскликнула Эмма, подпрыгнула, хлопая в ладоши, и упала Себастьяну на грудь, заливаясь смехом.

– Ты уже слышала эту историю, – с притворной серьезностью попенял рассказчик.

– Всего лишь какую-то сотню раз, – подтвердила Энни, откладывая штопку, и подошла взять дочку на руки. Взгляды хозяйки и гостя встретились поверх темноволосой детской головки. – Спасибо.

– Мне самому было в удовольствие. Честно.

На губах вдовы промелькнула слабая улыбка.

– Из тебя получится замечательный отец.

Впоследствии Себастьян раздумывал, было это сказано просто из вежливости или же на его лице отразились какие-то потаенные мысли и чувства.

Позже тем же вечером Девлин просматривал книгу о Французской революции, между тем как Геро изучала добытый у Абигайль Макбин английский перевод «Ключа Соломона». Черный кот лежал возле супругов, свернувшись клубочком у камина.

– Только послушай, – и виконтесса зачитала вслух: – «Заклинаю вас, духи, всеми патриархами, пророками, апостолами, евангелистами, мучениками, исповедниками, девами и вдовицами, святым Господним городом Иерусалимом, небесами и землей, и всем сущим на них, и всеми добродетелями, и элементами мироздания, и Святым Петром, апостолом римским, и терновым венцом с головы Сына Божьего…» – Геро вскинула глаза: – И эту книгу считают написанной царем Соломоном?

– Мелочи, мелочи, – отозвался Себастьян, поднимая голову при донесшемся отдаленном стуке во входную дверь.

– Кого-то ждешь? – спросила Геро.

Девлин отрицательно покачал головой.

Через минуту на пороге появился дворецкий.

– К вам граф Гендон, милорд.

Виконт почувствовал на себе молчаливый взгляд жены. Со времени их свадьбы граф так и не нанес визита на Брук-стрит, равно как и Себастьян не побывал с супругой в просторном отцовском особняке на Гросвенор-сквер. И все же Геро ни разу не задала мужу напрашивающийся вопрос: «Почему?»