Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии

У пирса на погрузке стоял транспорт «Рефрижератор-3». Он казался не кораблем, а каким-то недостроенным домом или складом, пузатым и надежным. Вся палуба его была заставлена бочками, дымила труба.

Белобров, Дмитриенко и Черепец спустились к пирсу. Было ветрено. Залив надулся и почернел. Подъехал грузовик. Из кабины вылезла Мария Николаевна с укутанным в несколько одеял ребенком. Из кузова выпрыгнули Шура и матросы. Дмитриенко и матросы стали вытаскивать вещи, а Белоброву сунули ребенка. Пошел дождь, Мария Николаевна встала позади Белоброва с зонтиком, прижимая локтем большую лакированную сумочку, время от времени нащупывая что-то на груди.

— Что-нибудь говорит? — громко спросил Белобров у Марии Николаевны, она плохо слышала.

— Он завтра в школу идет, — крикнула Шура от грузовика, — что, мало каши кушали?

И с азартом стала помогать сгружать знакомую Белоброву швейную машинку.

Дождь забирал все сильнее. Медленно подъехал и встал на сухое место аэродромный «пикап». Из кузова, из-под брезента, выбирался Артюхов. Шофер открыл дверцу, оттуда вылезла Маруся и потащила за собой большой фанерный чемодан с замочком и сетку с валенками. Она была растеряна и делала все медленно.

— Полундра, — сказал Черепец, — стоп.

И, пройдя через лужу, схватил Марусю за чемодан.

— И чего вы на меня, девушка, так крепко обижаетесь?

Подбитый глаз у него задергался. Маруся не выдернула ручку чемодана, она смотрела мимо него, куда-то на залив.

— А чего мне на вас обижаться…, — она продолжала стоять, — старшина и старшина… у ВВС много старшин.

Они стояли под дождем. Черепец молчал, молчала и она.

— Бабушку поцелуй, балбес, — кричал рядом с ними какой-то майор из морской пехоты.

— Я им отрез ваш вручить хотел и ватин с прикладом, они не взяли, — сказал Артюхов, высунувшись в окошко «пикапа». Он был обижен за Черепца до последней степени и гневно грыз баранку.

— Ладно, я возьму, — вдруг сказала Маруся.

Артюхов поспешно полез в кузов, достал набитую наволочку, передал Черепцу, а тот Марусе.

— Хорошая длина выйдет, — вдруг лихорадочно заговорил Черепец, — за модой не гонись, тебе тепло требуется, хотя немного приталить будет неплохо… Когда сошьешь, сфотографируйся, фотокарточку мне пришли.

Он помолчал.

— Красива северная природа, — добавил он, — хотя южная тоже ничего себе. Может, прогуляемся… Ваш буксир еще не зачалил…

И они пошли вдоль пирса. Он нес одной рукой чемодан и валенки, а другой вел ее под ручку. На рабочих ботинках его не было шнурков.

Орали чайки, ходила волна по заливу.

С буксира на транспорт заводили конец. Плечи Маруси и Черепца потемнели от дождя, ветер рвал полу ее тяжелого пальто.

— Давай посидим, — сказал Черепец. Смахнул рукой воду с цементной скамьи. Они сели, в кармане у Черепца была баранка, он размочил ее в луже, и они молча стали бросать кусочки чайкам. То он, то она. И Черепец подумал, что, наверное, сегодня лучший день в его жизни. И что он его всегда будет вспоминать.

— У меня легкая форма, — вдруг сказала Маруся, — Амираджиби сказал, мне детей иметь можно будет… Я девушка здоровая, поправлюсь…

— У-у-у-у-у… — загудел рефрижератор.

Шофер домел веничком кузов, закрыл борт. Белобров сунул ему тридцатку.

— Ну вот и все, — сказала Шура и оглядела дома, базу, размытые дождем сопки, серые корабли под скалой. — Все, как сон, Сашенька, как сон!

Не прощаясь, взяла ребенка и, криво ступая, пошла по трапу. За ней поднимался Дмитриенко с открытым зонтом. На палубе ветер сорвал брезент со штабеля бочек. Помощник ругался в мятый жестяной рупор. Транспорт опять загудел.

— Ну, бывайте здоровы, — и Маруся по очереди пожала руки Черепцу и Артюхову. И потом еще раз Черепцу. — Ждите нас с песнями.

И, забрав в обе руки вещи, не оборачиваясь, полезла по трапу.

Майор из морской пехоты заиграл на аккордеоне танец маленьких лебедей. Матросы с грохотом потащили наверх трап. Буксир сипло гуднул и стал вытягивать транспорт. Все закричали. Шура с палубы замотала головой. Потом ткнулась лицом в одеяло, в которое был завернут ребенок, и заплакала. Маслянистая спокойная полоса воды между транспортом и пирсом все увеличивалась. Тугой ветер с залива вырвал у Марии Николаевны зонт, он закачался на воде. Мария Николаевна тоже заплакала, не то из-за зонта, не то вообще. Все кричали с палубы и с берега, это был крик, в котором нельзя разобрать слов. Майор играл вальс. Подъехал «виллис», из него выскочила Настя Плотникова и замахала рукой, а Шура опять закивала головой.

Маруся стояла на самой корме у штабеля бочек рядом с вылинявшим флагом, так и не выпустив чемодана и узлов. Она смотрела на Черепца и на пирс долго и неподвижно. Тугой сырой ветер все дул и дул с залива, транспорт отходил. За транспортом двинулся «Бобик» — большой морской охотник — корабль охранения, матросы с него показывали на зонт в воде и смеялись.

Провожающие расходились с пирса. Настя уехала на «виллисе». Черепец, Белобров и Дмитриенко залезли в кузов «пикапа» и накрыли плечи брезентом. К ним попросился майор с аккордеоном, и они поехали.

— Уехал мой балбес, — сказал майор, — и снова я одна.

Он хихикнул и заиграл «Давай пожмем друг другу руки».

— Вчера муху видел, весна… — сказал Черепец.

«Пикап», подвывая моторчиком, полз в гору, и чем выше он полз, тем шире открывался залив и тем сильнее становился ветер. Майор играл, лицо у него было печальное.

— Черепец, дорогой, — сказал Белобров, — а я тебе воротник купил, — он кивнул в сторону залива и транспорта, — купил, понимаешь, и не отдал… Из хорька воротник. Теплый.

— Я этого хорька знал, — подтвердил Дмитриенко, — он Долдону двоюродный брат…

Но никто не засмеялся.

— Мы их разобьем так страшно, — вдруг сказал Белобров, — что веками поколения будут помнить этот разгром. Честное слово, ребята.

Транспорт, выходя из узости, загудел и долго гудел, пока вовсе не пропал из виду.

На развилке майор попросил выйти. А они поехали дальше. Навстречу, подскакивая на ухабах, один за одним ехали два грузовика, в которых, держась друг за друга, пряча лицо от холодного ветра, стояли летчики. Летчики пели. Вместе с ними у самой кабины стояла и пела хорошенькая курносая девушка.

— Здравствуйте, сестрица, — заорал Дмитриенко и встал в «пикапе».

— Здравствуйте, товарищ гвардии капитан… — сухо ответила девушка.

Рядом с ней в красивой позе стоял Сафарычев.

— Все, — сказал Дмитриенко и погрозил Сафарычеву кулаком, — «окончен бал, погасли свечи». Надо было мне в тот Мурманск ездить!..

В небо взлетели три ракеты. Механики расчехлили самолеты.

У КДП был выстроен летный состав полка.

— В пятом квадрате обнаружена подводная лодка противника, — сказал начальник штаба. — Видимо, она потеряла ход. Ее охраняют и буксируют несколько боевых кораблей. Первым пойдет звено Белоброва. Обстановку оценить на месте и сообщить на командный пункт. Остальным экипажам готовность номер один.