Что скрывалось за фиговым листком (Фиговый листочек для меня)
Шрифт:
Номер 7 оказался маленькой убогой портновской мастерской. Ее владелец – китаец, стоявший в дверях, посмотрел на меня с явной надеждой, но я прошел дальше.
Номер 9 выглядел более обещающе: облезлая дверь, втиснутая между китайским ресторанчиком и аптекой.
На двери красовалась надпись: «Комнаты внаем. Имеются свободные».
Я вошел в тускло освещенный вестибюль, который едва ли заслуживал такого названия: здесь пахло затхлой едой, кошками и помоями. Слева от входа на двери была еще одна надпись: «Офис по найму помещений». Я постучался, толкнул дверь и вошел в крохотное помещение.
Ему уже перевалило за семьдесят, совершенно белые вьющиеся волосы, морщинистое лицо. Одет он был в сильно поношенный темно– синий костюм, на голове какая-то немыслимая черная шапочка, очки в роговой оправе держались на самом кончике носа.
Отложив в сторону листок, он посмотрел на меня поверх очков, потом понимающе улыбнулся.
– Как вы считаете, кто победит сегодня в трехчасовом заезде? – спросил он.
Я подошел к столу.
– Не могу сказать. Я не увлекаюсь бегами.
Он кивнул:
– Я так и подумал, но всегда полезно бывает попытаться. – Еще раз внимательно рассмотрев меня с ног до головы, он продолжал: – И вам не требуется одна из моих комнат?
– Да. Я ищу миссис Стеллу Коста.
Он приподнял кустистые брови.
– Что нужно хорошо одетому молодому человеку, не увлекающемуся бегами, от миссис Коста?
Я ему дружески улыбнулся:
– Она сама вам это расскажет, если пожелает.
Он обдумал мой ответ, снял очки, потом тут же водрузил их обратно.
– Она не пожелает со мной разговаривать.
– Очень печально. Где ее комната?
– Миссис Стеллы Коста?
Я посмотрел на него взглядом полицейского:
– У меня нет лишнего времени на пустую болтовню. Где я ее могу разыскать?
– Только не здесь. Отсюда она съехала много лет назад.
Я придвинул себе простой стул с прямой спинкой и сел на него.
– Я не расслышал вашего имени.
– Называйте меня просто Вашингтон. У моих дорогих покойников-родителей было чувство юмора.
– Хорошо, мистер Вашингтон, можете ли вы мне сообщить, куда она переехала?
Он вытащил из кармана клетчатый платок, снял очки и принялся протирать стекла.
– Мы, жители Сикомба, мистер, должны быть осторожны, сообщая о других жителях. Я хотел бы повторить свой первый вопрос: что нужно хорошо одетому молодому и весьма приличному человеку от миссис Коста?
Работая с отцом, я частенько сталкивался с таким подходом и прекрасно знал, каким ключиком открывалась дверь. Достав бумажник, я извлек из него двадцатидолларовую бумажку, повернул ее, сложив вдвое, потом посмотрел на негра. Он успел лишь надеть очки и теперь смотрел поочередно то на меня, то на деньги.
– Я вижу, что вы сообразительный молодой человек, – сказал он. – Небольшая смазка заставляет машину лучше работать.
– Где я ее найду? – повторил я свой вопрос.
– Хороший вопрос. Где вы ее найдете? Я – честный человек, мне бы очень хотелось заработать то, что вы мне показываете, но я знаю, что за деньги надо давать товар. Откровенно, молодой человек, я не знаю, где она сейчас, но я могу вам рассказать кое-что о ней. Вам это интересно?
Я бросил деньги на стол перед ним.
Он посмотрел на новенькую бумажку, потом взял ее и сунул в
нагрудный карман.– Ну, мистер, – сказал он, улыбаясь, – мы занялись делами. Вы спрашиваете о миссис Коста?
– Да, мистер Вашингтон. Что вы можете рассказать про нее?
Он поднял руку:
– Пожалуйста, не зовите меня мистером. Это вызывает у меня комплекс превосходства, а в моем возрасте это очень нехорошо. Называйте меня Вошем, как все другие.
– О'кей, Вош. Она жила здесь, потом уехала?
– Правильно.
– Как долго она здесь находилась?
– Хотите, чтобы я начал с самого начала?
– Было бы неплохо.
– Тогда слушайте. Приблизительно лет двадцать назад она приехала сюда с маленьким сыном. Точную дату сказать не могу, но, как я уже сказал, это было лет двадцать назад. Судя по ее внешности, я решил, что ей лет семнадцать. Она сняла две мои самые лучшие комнаты. Назвалась она Стеллой Коста, но я склонен думать, что это было ее не настоящее имя.
– Что заставляет вас так думать?
– Как владелец такого дома с комнатами для сдачи, я должен быть очень осторожным, – сказал он и хитровато подмигнул. – Один раз она куда-то ушла, а малыш сильно плакал. Я зашел туда проверить, из-за чего он так разошелся. Причина была вполне уважительная. У меня имеется набор запасных ключей. – Он снова усмехнулся. – Я поменял пеленку и восстановил тишину. На столике возле кровати лежал конверт, адресованный миссис Стелле Джексон. Тогда я понял, что она взяла себе более звучное имя.
– Она зарабатывала себе на жизнь?
– О да. Она была хорошенькая и прекрасно сложенная. Легко находила работу в разных клубах со стриптизом.
– Пока она работала, кто смотрел за ребенком?
– Она же работала только по ночам. Никаких проблем с малышом не было.
– Как долго это продолжалось?
– Лет пять. Она всегда аккуратно платила за квартиру. Большую часть дня она спала. Несмотря на то, что на ребенка она не обращала внимания, он вырос.
– Вырос?
– Никто не в состоянии заставить их не расти, верно?
– Потом пошел в школу?
– Конечно. Вас это может удивить, но у нас в Сикомбе хорошая школа. Джонни ходил туда. Он был милым ребенком, пожалуй, излишне робким, но я его очень любил. – Он снова принялся протирать очки. – Как жалко, что у него была такая мать.
– Что с ней случилось?
– Заработки ее все уменьшались, тогда она стала приводить мужчин, а Джонни, разумеется, ей мешал. Она посылала его болтаться по улицам до тех пор, пока не уйдут ее приятели. Иногда, когда я был свободен, ребенок приходил ко мне, я его подкармливал, но по большей части мне было не до него, вот он и ходил по улицам, частенько под дождем. Однажды он сказал, что уйдет из дома, как только ему представится такая возможность. Я не отнесся к этому серьезно, ребятишки часто так говорят, а следовало бы, потому что, когда ему было лет девять, он исчез. Миссис Коста спросила у меня, не знаю ли я, куда он девался. Я прочитал ей небольшую лекцию о материнских обязанностях, но она велела мне заткнуться. Заявила, что все, что ни делается, к лучшему. Она устала от Джонни. – Он потер кончик своего черного носа и покачал головой. – В ней не было ничего материнского.