Что значит быть студентом: Работы 1995-2002 годов
Шрифт:
Любви у нас нет, у нас есть только половые
отношения.
Известная историкам нэповского периода атмосфера социального «хаоса» выразилась во множественности и известной равноправности различных жизненных дискурсов и практик, что проявилось как в текстах — художественных, политико-пропагандистских, научных, так и в реальных жизненных ситуациях. По мере стабилизации система сосуществования и (или) конкуренции сменялась иерархией, а затем (в силу «жесткости» системы) и конфискацией маргиналов из сферы письменного дискурса и вытеснением их в исключительно «устные» дискурсы и подпольные практики. Это ясно прослеживается в науке (в силу специфичности последней). Я попытаюсь показать, как тот же процесс проявился в «базовой» для человека области — области обращения сексуальных практик, ибо новый социум творит нужное ему человеческое тело (и наоборот).
По мнению американского историка Г. Варшавски-Лапидус, среди большевистской элиты 1920-х годов были распространены два подхода к половой проблеме — либертарианский (в лице А. М. Коллонтай прежде всего) и инструментальный (здесь трудно назвать какого-то лидера — в данном ключе писали столь разные люди, такие как Е. А. Преображенский и А. Б. Залкинд) [391] . На мой взгляд, палитра не исчерпывалась только двумя цветами, поскольку встречался и онтологический подход в духе В. Райха (см. далее о книге Л. Сэвли «Кто виноват?»), и уж тем более «традиционный». Такая многовариантность ощущалась и самими современниками: Преображенский, например, писал об отсутствии четкой партийной позиции в вопросе о путях развития полового быта и о «навязывании» пишущими на эту тему большевиками наиболее приемлемого для того или иного автора образа жизни: либо на манер Маркса (уклад семейной жизни которого Преображенский считал «несколько филистерским»), либо беспорядочного полового общения (промискуитета) [392] . Достаточно простой, на первый взгляд, вопрос о соотношении перечисленных дискурсов и практик, — за очевидностью несомненного (по крайней мере, до середины 1920-х) преобладания в текстах инструменталистской версии, — осложняется данными социологических опросов и выдвижением «традиционных» ценностей на ведущие позиции к середине 1930-х годов. Для разрешения проблемы обратимся к рассмотрению четырех дискурсов о сексуальности как данностей и в их взаимодействии и взаимовлиянии, учитывая существовавший исторический контекст.
391
Warshofsky Lapidus G.Women in Soviet society. Equality, Development and Social Control. Berkeley, California, 1978. P. 54–94.
392
Преображенский
1. Либертианство: дискурс и практика
Либертианский дискурс не был порождением Октября (как, впрочем, и остальные дискурсы-практики): он ведет свою родословную от взглядов нигилистов и Чернышевского и тесно связан с феминистской теорией и практикой в России и Европе до Первой мировой войны. В центре его — проблема «любви», рассматриваемой как нечто самоценное. Эта интерпретация проистекала из представлений об обществе будущего как о царстве солидарности, сводившейся А. М. Коллонтай к «сознанию общности интересов» и «духовно-душевной связи» между членами трудового коллектива. Соответственно Александра Михайловна часто прибегала к поэтическому языку («крылатый» и «бескрылый эрос», «многострунность чувств», «любовь-товарищество», «великая мятежница» и т. п.), а иногда и прямо обращалась к лирической поэзии А. А. Ахматовой. Ее программные представления воплощены в формах беллетристики или «интимной переписки» с молодой комсомолкой. «Эмоциональное» — как бы несущая конструкция в либертарианской системе взглядов и ценностей. Сексуальная практика здесь неотъемлемо сопрягается с «душевной эволюцией связующего и, следовательно, организующего характера» и без любви вырождается в «нездоровую похоть». Пространственно-временной континуум любви имеет весьма относительные характеристики: в данной системе координат возможны полигамные и моногамные формы «брака» неопределенной продолжительности — точнее сказать, равной продолжительности любви. Половая связь у Коллонтай мыслится и формулируется в контексте обостренного внимания к дихотомии «доминирование — равенство»: выделяются три императива любви-товарищества — 1) равенство мужчины и женщины (как реальный факт), 2) взаимное признание равных прав друг друга, 3) так называемая «товарищеская чуткость» [393] . Последнее понятие раскрыто в коллонтаевской статье «О „Драконе“ и „Белой птице“» и в ее повестях, героини которых страдают от невнимания их возлюбленных к ним как самостоятельным общественным субъектам — в том числе как интеллектуалкам («Большая любовь», «Василиса Малыгина») [394] . В этом же ключе можно рассматривать и акцент на женском восприятии проблемы пола: «Нельзя оценивать и разбирать явления, опираясь лишь на мужское восприятие. Особенно когда дело идет о проблемах пола, о старой, как само общество, „загадке любви“» [395] . Само собой разумеющимся представляется и стремление Коллонтай минимизировать социальные издержки материнства, что проявилось как в деятельности Александры Михайловны на посту наркома государственного призрения и заведующей Женотделом ЦК РКП(б), так и в ее литературном творчестве. Разделяемое всеми большевистскими идеологами требование общественного воспитания детей как нельзя лучше отвечало этой ориентации. Принципиальным было для Коллонтай положение о важном социальном значении любви (см. выше о солидарности), что подразумевало право на вмешательство трудового коллектива в частную жизнь своих членов: «…идеология рабочего класса гораздо строже и беспощаднее будет преследовать „бескрылый Эрос“ (похоть, одностороннее удовлетворение плоти при помощи проституции, превращение „полового акта“ в самодовлеющую цель из разряда „легких удовольствий“), чем это делала буржуазная мораль» [396] . Причем любопытно, что надзирателями и судьями предполагались все те же товарищи по трудовому коллективу, а не государственные инстанции и партийные органы: такая схема позволяет нам вспомнить о платформе «рабочей оппозиции», одним из лидеров которой была Коллонтай («Для рабочей оппозиции социализм должен был быть прямым достижением рабочего класса, если он вообще мог быть реализован», — пишет Р. Дэниэлс). Иначе говоря, конструируется самоуправляющееся гражданское общество с «прозрачными» отношениями (М. Фуко писал в связи с этим о «паноптикуме» И. Бентама). Подобно концепции двустадиального общества будущего, Коллонтай писала об эволюции от «любви-товарищества» к «любви-солидарности», которая окончательно сняла бы проблему отчуждения влюбленных от коллектива (т. к. новая «форма полового общения» будет базироваться «на здоровом, свободном, естественном (без извращений и излишеств) влечении» или на «преображенном Эросе») [397] . Что касается собственно «физиологической» стороны вопроса, либертарианцы разделили «гидравлическую» гипотезу о круговороте энергии в организме и потому указывали на вред «излишеств», ведущих к снижению «запаса трудовой энергии в человечестве» [398] .
393
Коллонтай А. М.Дорогу крылатому Эросу! (Письмо к трудящейся молодежи) // Молодая гвардия. 1923. № 3. С. 123. См. также три других ее «письма» по вопросам новой морали: Каким должен быть коммунист? // Там же. 1922. № 1–2; Мораль как орудие классового господства и классовой борьбы // Там же. 1922. № 6–7. С. 128–136; О «Драконе» и «Белой птице» // Там же. 1923. № 2. С. 163–174.
394
Коллонтай А. М.Любовь пчел трудовых М.; Пг.: Госиздат, 1923; Она же(под девичьей фамилией Домонтович А.). Женщина на переломе. М.; Пг.: Госиздат, 1923.
395
Коллонтай А. М.О «Драконе»… С. 163.
396
Коллонтай A. M.Дорогу крылатому Эросу! С. 122.
397
Там же. С. 123; Дэниэлс Р.Социалистические альтернативы в споре о профсоюзах // Россия в двадцатом веке. Историки мира спорят. М.: Наука, 1994. С. 360.
398
Коллонтай А. М.Дорогу крылатому Эросу! С. 122.
«Прикладную разработку» идеи Коллонтай получили, по причине политического статуса самого теоретика, в вопросе об отношении Советской власти к проституции (и, пожалуй, только в нем). Критика проституции велась в контексте все тех же рассуждений о равенстве полов, солидарности и интересах трудового коллектива. «Мужчина, купивший ласки женщины, — декларировала зав. Женотделом ЦК РКП(б) в 1920 году, — уже перестает в ней видеть равноправного товарища». Далее: проституция создает «громадный вред… чувству солидарности, товарищества между сочленами трудовой республики — трудящимися женщинами и мужчинами». Кроме того, выясняется и весьма конкретный экономический ущерб от занятий проституцией для коллектива трудящихся: ведь проститутка в условиях всеобщей трудовой повинности — «дезертир труда». Любопытно, что в представлении Коллонтай жена-домохозяйка, «не участвующая в трудовой повинности и не несущая работы на малых детей в семье», приравнивается к проститутке-дезертирке, как продавшая «свои ласки законному мужу». Эта критика современного, традиционного по содержанию, брака как нельзя лучше «высвечивает» либертианский, антиавторитарный пафос Александры Михайловны. Люди будущего представляются ей наделенными «более развитыми социальными чувствами, взаимно независимыми, свободными, здоровыми и смелыми». Ячейкой этого общества становится коллектив, исключающий «замкнутую в себе семейную ячейку, с ее родственными скрепами, с ее семейным эгоизмом, честолюбием и обособленностью» [399] . Разумеется, в таком обществе проблема проституции отпадет сама собой.
399
Коллонтай А. М.Проституция и меры борьбы с ней. М.: Госиздат, 1921. С. 3–23, особо. С. 22.
Утопия Коллонтай — дискурс, обосновывавший весьма экзотическую для Советской России начала 1920-х годов сексуальную практику. Сама теоретик приписывает ее «тонкому слою пролетарского авангарда, тесно связанному с пролетарским мировоззрением» [400] . Весьма вульгарно критиковавшая Коллонтай ее преемница в женотделе П. Виноградская также пишет о «немногочисленных верхушечных группах» [401] . Возможным прообразом такой практики считали роман А. М. Коллонтай с П. Е. Дыбенко. Однако история этого брака, как и судьбы персонажей коллонтаевских повестей (из цикла «Любовь пчел трудовых»), демонстрировала трудноосуществимость такой модели [402] . Зато можно смело говорить о «проникновении» коллонтаевского дискурса в другие дискурсы и практики 1920-х годов (также «верхушечно-интеллигентские», конечно).
400
Коллонтай А. М.О «Драконе»… С. 164.
401
Виноградская П.Крылатый Эрос тов. Коллонтай // Коммунистическая мораль и семейные отношения. Л.: КУБУЧ, 1926. С. 114–115.
402
Коллонтай А. М.Любовь пчел трудовых. См. также: Potter С.Alexandra Kollontai. N.Y., 1980.
2. Инструментализм
По сравнению с фрагментарным «либертарианством» инструментализм получил значительно более обстоятельную разработку. Этот дискурс представляет сотни (если не тысячи) текстов, с середины 1920-х годов он широко распространен и официально признан. Однако, подобно «либертарианцам» и «онтологистам», инструментализм имел (как всякий дискурс) опосредованное влияние на практики «простонародья». Его адептов объединяет несколько фундаментальных принципов. Во-первых, они трактовали половую проблему как несамостоятельную и второстепенную по сравнению с другими социальными (социобиологическими) вопросами, то есть рассматривали ее (проблему) либо с точки зрения «сублимации» сексуальной энергии для общественно полезных нужд («гидравлики»), либо в контексте евгеническом, либо как вопрос о женской эмансипации. Во-вторых, все инструменталисты апеллировали к «науке», более того — стремились построить рационализированную утопию на «научной основе». Так, их источниками были фрейдовский психоанализ, евгеника, русская рефлексологическая школа И. П. Павлова — В. М. Бехтерева, работы Э. Штейнаха — Воронова по омоложению. Идеологически исходной точкой инструменталистских построений являлась марксистская (или марксистскообразная) критика буржуазного брака. Подобно утопиям эпохи Просвещения [403] , в текстах инструменталистов идеалом предстает рационализированная и упрощенная сексуальность (пожалуй, даже механизированная). Наверное, можно говорить об определенном родстве этого дискурса с дискурсом нотовцев, тоже стремившихся к достижению максимальной производительности труда в производственном процессе на основе системы Тейлора. Характерно в этой связи частое использование инструменталистами «индустриальной» терминологии: «Человек… — фабрика со многими корпусами, и в каждом корпусе много комнат» (И. Шульц) [404] . Знаменательно и то, что при известном влиянии психоанализа в инструменталистском дискурсе господствовал редукционистский подход к психологии сексуальности, что, видимо, должно ассоциироваться с рефлексологией Бехтерева. В результате инструменталисты видели в половой любви только биологический институт: «Любовь… есть такая страсть или… сильное чувство, которое является у человека лишь в связи с представлениями о половом акте, с выполнением которого эта страсть-любовь угасает на известное время» (И. М. Ткаченко) [405] . Одним словом, сексуальное тело в инструментализме дисциплинируется и тренируется на основе рекомендаций «науки», идеологической и социальной целесообразности, хотя субъект и техника этого тренинга понимаются по-разному. Рассмотрим кратко эти различия.
403
Baczko В.Lumi`ere de l’utopie. Critique de la politique. Paris: Payot, 1978.
404
Шульц И.Биологический очерк // Половой вопрос. М.; Л.: Молодая гвардия, 1924.С. 18.
405
Ткаченко И. М.О половом вопросе. Киев, 1926. С. 78.
«Рационалисты» составляли весьма немногочисленную (в сумме текстов) группу. Они считали отношения между полами «выражением игры между общественной экономикой и физической потребностью» (Ленин) [406] . В этой «анархической» интерпретации новое общество создало все условия для свободного проявления биологического инстинкта. Поэтому формы сексуальных практик в рационалистической утопии варьировали у разных авторов, имея в виду создать для их свободного осуществления максимально благоприятные условия: одни предлагали «дома свиданий под опекой государства» [407] , другие же, например пермский студент Степан Смирнов, писали о непродолжительных (до изменения условий существования, т. е. работы, увлечений, местопребывания и т. п., или до появления «новой любви») парных браках [408] . В представлениях «рационалистов» сексуальное тело никем и ничем не «ограничивалось», кроме медицинской профилактики, и могло удовлетворять «половой инстинкт» подобно другим биологическим инстинктам — жажде, голоду и т. п. Общество же и государство только нейтрализуют «последствия» полового акта, обобществив детей и обеспечив доступность противозачаточных средств и — особенно важно! — аборта [409] . Важным было и стимулирование сексуальной активности женского тела, в равной степени с мужским: «Необходимо доказать женщине, что воздержанность и стыд перед половым актом вредны, а не полезны. Женщина должна смотреть на половой акт, как и мужчина. Она должна отказаться от оборонительной политики и перейти к наступательной, то есть необходимо увеличить предложение женского тела» (студент третьего курса Одесского педагогического института) [410] . Другой лейтмотив — требование немедленной социализации детей, в крайнем случае (как паллиатив) — решение проблемы по добровольной договоренности между супругами [411] .
406
Цеткин К.Из записной книжки // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 5. М.: Политиздат, 1979. С. 46.
407
Гельман И.Половая жизнь современной молодежи. М.; Пг.: Госиздат, 1923. С. 116
408
Смирнов С.Мысли о сущности старой и новой любви // Студент-пролетарий (Пермь). 1924. № 2. С. 29. Более «дальновидные» авторы переносили реализацию своего «физиологического» идеала в коммунистическое общество: Кржишковский К. Н.Физиология половой жизни. Л.: Прибой, 1928. С. 24–25.
409
Об аборте как факторе женской эмансипации см.: Голошапова Л.Аборт и молодежь // Студенческая мысль (Саратов). 1923. № 8–9. С. 29–30.
410
Ласс Д. И.Современное студенчество. М.; Л.: Молодая гвардия, 1928. С.211.
411
Смирнов С.Указ. соч. С. 29; Ласс Д. И.Указ. соч. С. 212.
«Рационализм» получил резко отрицательную оценку Ленина [412] и не случайно (см. ниже) связывался с именем Коллонтай.
К этой ориентации относится большинство текстов инструменталистского дискурса. Многие из них написаны профессионалами-врачами, гигиенистами и др. «спецами». Сексуальность рассматривалась ими под углом зрения «гидравлической гипотезы» о круговороте энергии в организме: тем самым энергетические «затраты» на половую жизнь были своего рода «кражей» у интеллекта и физического здоровья. Только общественно и биологически «полезная» цель — воспроизводство населения — могла оправдать похищение. Поэтому сексуальное тело «умеренных» оказывалось репрессированным и максимально ограниченным в своих проявлениях. В крайнем варианте, например у Е. А. Преображенского, отдельные группы «биологически неполноценных» тел (венерические больные и т. п.) исключались из числа «размножающихся» и обязывались сами в себе подавлять «половой инстинкт», а в перспективе допускалась возможность искусственного «полового подбора» под контролем социалистического государства, или «путем непосредственного вмешательства науки» (после отмирания государственных институтов) [413] . Характерно, что именно государство или, как в платоновской утопии, ученая элита «метят» тела как сексуально неполноценные, руководствуясь рекомендациями евгеники (или вообще «науки»), В этой авторитарной схеме пространство пола было реорганизовано по системе Тейлора. Однако большинство «умеренных» все же подчеркивали необходимость общественно-государственного контроля за сексуальным телом, что ярко проявилось в ходе дискуссии по проекту нового брачно-семейного кодекса РСФСР в 1925 году. Камнем преткновения стал тогда вопрос о браке де-факто и об алиментах. Сам факт закрепления в законодательстве равенства последствий браков де-юре и де-факто, в том числе в отношении прав на совместно нажитое имущество, алименты, а также упрощенной процедуры развода знаменовал важную победу «умеренных» инструменталистов. Сферой государственного контроля за сексуальностью охватывалось материальное обеспечение ребенка, и эта минимизация стимулировала углубление кризиса традиционной семьи. Такая позиция объединяла людей, оказавшихся в середине 1920-х по разные стороны баррикад, — прокурора РСФСР Н. В. Крыленко и Л. Д. Троцкого, «обрушившихся» против А. Сольца и Д. Бедного, которые ратовали за признание исключительно санкционированных государством браков (Троцкий прямо объявил эти взгляды «дремучими») [414] . Другие аспекты сексуальности «подлежали» общественному регулированию — предполагалось, что со временем общество совершенно перестанет нуждаться в государстве [415] . Как правило, «умеренные» пропагандировали моногамию как наиболее рациональную форму сексуальной практики, выступая, однако, за ее либерализацию и постулируя «отмирание» семьи при коммунизме. Академик С. Я. Вольфсон писал в конце 1920-х годов, что «социализм несет с собою отмирание семьи», одновременно называя таковую (семью) «экономической ячейкой переходного периода» [416] . Гарантии либерализации моногамной семьи давала простота бракоразводной процедуры, даже в 1937 году провозглашавшаяся тем же Вольфсоном «важным достижением социализма» (видимо, «по старой памяти») [417] .
412
Цеткин К.Указ. соч. С. 46–47.
413
Преображенский Е. А.Указ. соч. С. 101–102. Ср. также замечания Р. Дэниэлса о платформе Троцкого — Преображенского — Бухарина во время «профсоюзной» дискуссии: «Они предлагали сохранить методы централизации, принуждения и милитаризации военного коммунизма по пути к быстрому достижению социализма» (Дэниэлс Р.Указ. соч. С. 357).
414
Троцкий Л. Д.Сочинения. Т. 21. М.; Л.: Госиздат, 1927. С. 50, 513–517.
415
См., например, у Троцкого (Указ. соч. С. 194) о половых отношениях при коммунизме, когда последние освободятся «от внешних уз и стеснений» и будут подчинены только «внутренней дисциплине личности с ее более богатой духовной жизнью и более высокими запросами».
416
Вольфсон С. Я.Социология брака и семьи. Минск: Изд-во БГУ, 1929. С. 375, 426.
417
Вольфсон С. Я.Семья и брак в их историческом развитии. М.: Соцэкиздат, 1937. С. 222.
Некоторые из «умеренных» допускали, однако, и полигамические (полиандрические) семьи. Например, заведующая Женотделом ЦК партии П. Виноградская критиковала «моральную заповедь» члена ЦКК В. Сорина «не живи с тремя женами» за обывательский подход, подчеркивая правомерность такой семейной организации коммуниста, если она не противоречит социально-экономическим интересам государства [418] . Тем не менее за пределами семьи сексуальная активность не поощрялась, да и в браке ограничивалась прежде всего целями деторождения. Эта репрессивная сущность «умеренного» инструментализма ярко проявилась в пропаганде воздержания до брака, кампании по борьбе с онанизмом во второй половине 1920-х годов, противоречивом подходе к применению контрацептивов и аборту.
418
Виноградская П.Указ. соч. С. 106–107.
В качестве надежного способа сохранения крепкого здоровья и поддержания общественной активности «умеренные» рекомендовали советской молодежи половое воздержание до вступления в брак, то есть до 20–25 лет. Наиболее примитивные из авторов опирались на «законы» физиологической гидравлики, сформулированные на основе экспериментов по омоложению: например, костромской пропагандист М. В. Щекин вывел «закон обратной пропорции половых желез» и предлагал практиковать хирургические операции по перевязке семенных канатиков даже молодым людям (для активизации психической деятельности) [419] . Специалисты же подчеркивали значение моральных стимулов, гигиенических соображений (опасность венерических заболеваний), общественного контроля. Важнейшее место уделяли также половому воспитанию и просвещению детей и подростков (от школ до специальных консультаций), печатной пропаганде. Любопытно, что последняя была насыщена пугающими и натуралистическими описаниями течения венерических болезней, подпольных абортов [420] . Отдельные авторы рассказывали ужасные истории об атрофии половых органов у чрезмерно сексуально «активных» [421] .
419
Щекин М. В.Социальное значение полового вопроса. Кострома, 1924. С. 32–40.
420
См., например: Брук Г. Я.К здоровой половой жизни. М.; Л.: ГИЗ, 1930. С. 52; Глезер М. А.Половая жизнь. Харьков: Научная мысль, 1928. С. 44–45; Щукин Н.Мужчина и женщина в половой жизни. М.; Л.: Госиздат, 1928. 2-е изд. С. 32–49, 52–55 и мн. др.
421
Демидович, врач. Половая жизнь и здоровье студенчества // Красная молодежь. 1927/1928. № 8. С. 40–41.
Онанизм — «противоестественный половой акт, не могущий иметь своим последствием рождения здорового потомства» и бесполезный «для общества и государства» [422] — рассматривался в качестве «опасного врага» советской общественности, борьба с которым «должна быть взята на себя всем взрослым и сознательным населением» [423] . Соглашаясь с гипотезой о массовом распространении мастурбации, «умеренные» тем не менее надеялись устранить ее из повседневной жизни и добиться «абсолютного воздержания». Примечательно в этой связи, что практикующий онанизм подросток уже не относился социологами к «целомудренным» [424] .
422
Никулин С. В.Онанизм, его причины и борьба с ним // Половой вопрос. С. 169.
423
Там же. С. 174.
424
Это отличало и врачей. Например, у доктора Михайлова читаем: «Наше юношество уже с ранних школьных лет, а часто и раньше, особенно же учащиеся в средней школе, столь часто подвержены так называемому „тайному детскому пороку“, что число девственных юношей и девочек представляется крайне незначительным» (Михайлов.Борьба с онанизмом в семье и школе. Л., 1925. 2-е изд. С. 5).