Чтобы люди помнили
Шрифт:
Популярность изменила и личную жизнь Крамарова. Несмотря на то что красотой он никогда не отличался, многие девушки старались познакомиться с ним и не прочь были провести с ним время. На одной из них — гримёре киностудии по имени Мария — он вскоре женился. Однако их брак продержался недолго, в чём виноват был сам Крамаров. Ему вдруг показалось, что он достоин лучшей женщины, и в 1968 году они развелись. Потом Крамаров жалел, что так произошло, но прошлого вернуть было уже невозможно.
В 1967 году он получил предложение главного режиссёра только что созданного Театра миниатюр Владимира Полякова поработать в его труппе. Увлечённый идеей расширить свой творческий диапазон, наш герой согласился с этим предложением. В качестве своей первой работы в театре он сам выбрал для себя материал — рассказ Василия Шукшина «Ваня, ты как здесь?», который вошёл отдельным номером в спектакль «Скрытой камерой». Благодаря
К началу 70-х годов он уже прочно занимал место в десятке лучших советских комиков и был удостоен звания заслуженного артиста РСФСР. Период с 1971 по 1975 год можно смело назвать золотым периодом в его кинематографической карьере, так как именно тогда им были сыграны лучшие роли. Среди них: Федя-Косой в «Джентльменах удачи» (1972), дьяк посольского приказа Феофан в «Иван Васильевич меняет профессию» (первая его «костюмная» роль), «инопланетянин» в «Этой весёлой планете», Петя Тимохин в «Большой перемене» (все — 1973), Егоза В «Афоне» и приятель жениха в «Не может быть!» (оба — 1975). На него наконец-то обратил внимание наш ведущий комедиограф-эксцентрик Леонид Гайдай.
Вот что вспоминают коллеги Крамарова по съёмочной площадке о своих встречах с ним.
А. Збруев:
«„Большую перемену“ снимали в Ярославле (в мае 1972 года. — Ф.Р.). Однажды подъезжаем к проходной завода, где снималась одна из сцен, а там вахтёр: „Пропуск“. Водитель говорит: „Да мы каждый день здесь проезжаем!“ Тот в ответ: „Знаю, что каждый день, а вот сегодня нужен пропуск!“ Ролан Быков выглянул: „Слушай, дружок, мы торопимся. Ты что, нас не узнаёшь?“ Вахтёр упёрся: „Пропуск — и всё!“ Ещё кто-то выглянул — никакого результата: „Никуда вас не пущу!“ Тут высовывается Крамаров и говорит: „Слушай, друг! Ты вообще соображаешь, что говоришь-то?“ Вахтёр его увидел: „А! Ты здесь? Ну давайте — проезжайте!..“ Крамаров был всеобщим любимцем».
Н. Маслова:
«Я во время съёмок „Большой перемены“ в Крамарова просто влюбилась! Особенно когда он приехал в Сочи сразу с двумя молоденькими девушками. Он в жизни был совсем не таким, каким его знают по фильмам. Он был интеллектуалом, таким рафинированным — не пил, не курил…
Однажды мы с ним были на кинофестивале в Баку. Там всех объявляли: „Народная артистка Нонна Мордюкова!“ Зал аплодирует. „Народный артист… такой-то!“ Аплодисменты. „Артист кино — Савелий Крамаров!“ Я своими глазами видела, как сидящие в первом ряду седые академики с бородами по пояс при этих словах встали и устроили настоящую овацию! Он пользовался такой всенародной любовью…»
Ещё одним подтверждением огромной популярности С. Крамарова в те годы было то, что в 1972 году его наконец выпустили за границу — вместе с группой делегатов он отправился на Олимпийские игры в Мюнхен.
В 1974 году Крамарову присвоили звание заслуженного артиста РСФСР.
В 1972 году он решает всерьёз взяться за своё профессиональное мастерство и поступает в ГИТИС, на актёрский факультет. Однако учёба радости ему не принесла. Как он сам затем объяснял: «Ничего мне это не дало, потому что, как я считаю, эту профессию получают от Господа Бога. Если ты одарён, если ты рождён актёром, этому нельзя научить. Можно научить культуре, искусству, литературе. Профессии научить невозможно. Я учился так: ходил в кино, смотрел своих любимых актёров. Любимые актёры у меня Луи де Фюнес и Фернандель. Они для меня были учителя. Но, несмотря ни на что, я благодарен тем мастерам, которые меня учили в институте. Так что у меня теперь два диплома…»
Отмечу, что, закончив ГИТИС, Крамаров так и не устроился ни в один из советских театров. Как вспоминает В. Стронгин: «Савелий порой пускался на хитрости. Устраивался на работу в театр, начинал репетировать роль в пьесе, принимая замечания режиссёра, бывалых артистов, тем самым набирая опыт, а перед выпуском спектакля, ссылаясь на срочные киносъёмки, покидал театр. Однажды он сам заговорил со мной об этом: „Неудобно получается. Я грешен перед театрами. Они рассчитывают на меня. А я от них сбегаю. Театр для меня — школа, кино — жизнь…“»
Между тем в те же годы в судьбе Крамарова происходят события, которые вскоре кардинально изменят его жизнь. В 1972 году он вдруг начинает увлекаться
индийской йогой. Произошло это после того, как ему в руки попал журнал «Смена», где была опубликована статья о йогах и нарисованы разные упражнения к ней. Сначала актёр попытался обучиться этой науке дома, но затем ему стало тесно в стенах собственной квартиры, и он стал искать единомышленников. Сначала связался с автором той статьи в журнале (он преподавал в университете), взял у него несколько комплексов новых упражнений. Затем пошёл ещё дальше и нашёл некий кружок, где люди углублённо изучали это явление. Но так как в те времена любое неформальное объединение преследовалось компетентными органами, тот кружок вскоре разогнали. И Крамаров сразу попал на заметку КГБ. А тут ещё его родной дядя в 1974 году вздумал эмигрировать в Израиль. Короче, к середине 70-х Крамаров превратился в человека с сомнительными связями и наклонностями. Всё это не могло не сказаться на его творческой судьбе. Например, в Госкино внезапно решили, что «актёр Крамаров играет только придурков, тем самым оглупляя наше общество». В результате предложений сниматься ему стало поступать всё меньше и меньше. Даже режиссёры, которые до этого активно привлекали его в свои работы (Л. Гайдай, Г. Данелия), теперь избегают его. В 1977 году Данелия хоть и пригласил Крамарова в свою картину «Мимино», однако это был эпизод в 30 секунд (снимали его 3 января 1977 года).Но популярность его в народе возрастала. Например, когда он однажды приехал в подмосковный пансионат «Берёзки», посмотреть на него сбежался весь персонал заведения. Несмотря на то что время было уже позднее и столовая не работала, повара буквально заставили весь стол актёра различными деликатесами.
Вообще, в отличие от других популярных советских актёров, которые работали в серьёзном жанре, слава комика Крамарова была особенной — люди видели в нём простого, равного себе человека, без всяких претензий на какую-либо высоколобость. Даже то, что он играл откровенных балбесов, зрителем ставилось ему в добродетель. Кстати, именно это больше всего и злило серьёзных критиков, которые удивлённо вопрошали: «Ну что в этом Крамарове особенного? Ведь дурак дураком!» Но зрители прощали это своему кумиру. Зато он не играл партийных секретарей и председателей колхозов, которых в те годы развелось на советских экранах несметное количество.
Но в те годы он просил знакомых режиссёров хоть разок снять его в серьёзной роли (за всю свою творческую карьеру он сыграл всего две такие — в телевизионном «Бенефисе» и на выпускном экзамене в ГИТИСе в «Трёх сёстрах») Ответа не получил.
Последней, 58-й ролью Крамарова в Советском Союзе стала роль свирепого Гарри в комедии Геннадия Васильева «Новые приключения капитана Врунгеля». Фильм вышел на экраны страны в 1978 году и занял в прокате 23-е место (19,3 млн. зрителей). Однако ему даже постановочных за неё не заплатили. Почему? К тому времени отношение к нему высокого начальства окончательно испортилось. Если раньше кое-кто в Госкино ещё сохранял надежду на то, что Крамаров сумеет извлечь нужные выводы из происходящего, то в 1978 году и эти люди махнули на него рукой. Им стало известно, что актёр всерьёз увлёкся религией, посещает синагогу. Поначалу это было расценено как очередная блажь звезды, но затем сомнения рассеялись. Например, он мог прямо во время съёмок уйти со съёмочной площадки, чтобы помолиться. В пятницу вечером и в субботу он, как и положено истинному иудею, не работал и прямо заявлял об этом режиссёрам. Кто-то из них с этими причудами Крамарова соглашался, но большинство — нет.
В эти же самые годы комик впервые всерьёз задумывается об эмиграции, но натыкается на глухую стену непонимания. Выпускать из страны его никто не собирается. Когда его терпению пришёл конец, он пошёл прямо в КГБ и спросил: «Почему мне не разрешают уехать? Ведь в Израиле у меня живёт единственный родной для меня человек — мой дядя». В ответ ему сообщили: «Это не мы вас не выпускаем, а ваше непосредственное начальство — Госкино». Кажется, только после этого Крамаров впервые догадался, что побуждало Госкино не выпускать его из страны. Ведь он снялся более чем в сорока фильмах, и в случае его эмиграции все эти картины должны были положить на полку.
Из страны его не выпускали, но и работу по специальности не предоставляли. Например, за период с 1979 по 1981 год у него было всего лишь 12 съёмочных дней. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, Крамаров ездит с концертными гастролями по стране. Но даже это не спасает его от уныния. Как вспоминает В. Стронгин: «Ему всегда чего-то не хватало — новых ролей, элементарного личного счастья, любимой жены, ребёнка и… своего бассейна, о котором он мечтал. „У меня однокомнатная квартира и машина — этим ограничено моё благосостояние, — как-то заметил он мне, — неужели я не заслужил возможность на свои деньги купить двухкомнатную квартиру?!“»