Чудо – дело тихое

Огромные монументы из черного и белого мрамора стоят вдоль дороги. Их не обойти, не объехать. Глаз невольно цепляется за выбитые на камне инскрипции. Некоторые по-своему весьма поучительны. Усопший обладатель огромной беломраморной площадки с пантеоном изрекает с того света: «Кто знал тоску, поймет мою печаль». Стало быть – не в деньгах счастье. А неправедно нажитое богатство – причина вечной тоски: и на земле, и за гробом. И такая тоска берет от вида этой ярмарки загробного тщеславия, что ноги сами несут к православному храму – к тихому пристанищу, к светлому маяку в удручающем, добровольно и богато увековеченном мраке.

Да, православное отпевание и панихида на кладбище – это воистину знак победы над смертью. Вот стоят невесты Христовы и поют, провожая в последний путь свою старшенькую. Черные апостольники, черные ряски из-под черных пальтишек, серый день – а так светло. То ли от сотен горящих свечей… Да нет, тут, пожалуй, иная причина… Я смотрел на их лица: кто-то утирал слезу, кто-то часто печально вздыхал: «Не я ли следующая?» Печаль – естественное состояние души при прощании с тем, кто приобщился вечности. Но это светлая печаль, скрашенная утешением, дарованным Господом, и надеждой на встречу с любимыми в Царствии Небесном. И поэтому мы поем. И в песнях наших погребальных помимо скорби – упование на милость Божию и надежда на упокоение со святыми. В этой дерзкой надежде – тайна нашего усыновления и уподобления Творцу. Не может милосердный Господь отвергнуть создание Свое. Ведь оно возлюбило Его, отказалось от мирских радостей и усердно старалось соблюсти Его заповеди.

Я смотрел на сестер обители и вдруг почему-то подумал, что в этот момент они молятся не только о матушке Елисавете и отце Симеоне. Кто знает, может, по их молитвам Господь призрит и на тех, кого в этот момент хоронят мирским чином с папироской и водкой.

– Какой была матушка Елисавета?

– Тихой, кроткой. Никогда ни на что не жаловалась, ничего для себя не просила. Была всем довольна. За все благодарила Бога. А еще она была светлой. Можно сказать, солнечной.

Так говорили о ней люди, знавшие ее много лет. Никаких особых историй с матушкой даже на поминках не вспомнили. Главное – Бога любила. Греха боялась. Молилась усердно. Что еще нужно говорить о монахине?.. Батюшка ей предсказал, что в один день с ним помрет. Вот и померли 6-го числа. Ярких эпизодов в жизни тех, кто принял монашеский постриг, обычно немного. Но все же они были. Только это не те сцены успеха и счастья, которые показывает народу телевизор, а гонения и притеснения от властей и недругов, холодная и голодная юность, поиск духовного отца и обретение его, абхазо-грузинская война с бомбами, падающими рядом с домом, с вооруженными озлобленными мужчинами. Но самым главным в жизни матушки Елисаветы была постоянная духовная радость от общения с отцом Симеоном. За батюшкой сестры обители были воистину как за каменной стеной: ни одного дня не голодали и были уверены, что пока он с ними, помощь и защита гарантированы. Их всех объединяет то, что они с ранних лет думали о спасении души. Не так много было в советской России девиц, мечтавших не о летчиках и танкистах, а о Небесном Женихе и о духовном руководителе, который указал бы им спасительный путь.

Матушка Екатерина познакомилась с отцом Симеоном, когда была совсем молоденькой. Тогда ее звали Тамара, и приехала она в Глинскую пустынь с подругой. Отец Симеон предложил ей стать его духовной дочерью, а подруге сказал, что она «не его». Тамару удивило то, что он сам обратил на нее внимание. У нее было другое желание – стать духовным чадом схииеромонаха Николая. Но тот сказал ей, что скоро умрет и что в Глинской пустыни Матерь Божия укажет ей духовника. В монастыре она испытывала сильное смущение, все думала: «Настоящая ли я христианка?» Дело в том, что ее крестил дьячок. Миропомазал же ее батюшка Симеон. А потом, когда после изгнания из Глинской пустыни батюшка оказался в Абхазии и позвал Тамару к себе, она, не раздумывая, приехала.

Матушка Варвара (в девичестве Нина) попала в Абхазию после долгих странствий. Она с детства знала, что жизнь верующих в СССР полна скорбей и опасностей. И все же мечтала о монастыре. Она помнила, как арестовали священника в ее родном селе. Тот знал о своей участи и накануне ареста ночью покрестил двести человек. В монастыре в Прилуках, куда позвала Нину настоятельница, уполномоченный не разрешил ее прописать. Она уехала в Грузию. В Ольгинском монастыре в Мцхета ей позволили прожить лишь полгода. По приказу Хрущева тогда из монастырей изгоняли всех молодых людей. В Овруче трех знакомых ей монахинь обвинили в антисоветской деятельности за то, что они отказались участвовать в выборах. Нину ни в чем не обвиняли, но приказали покинуть монастырь, и она отправилась в Сухуми. Здесь ее и привели к отцу Симеону.

Матушка Макрина тоже стала духовным чадом батюшки в юные годы. Ее тогда звали Надеждой. Она приехала в Глинскую пустынь и получила послушание писать благодарственные письма тем, кто присылал в монастырь посылки. Отец Симеон давал ей книги духовного содержания. Она полюбила жизнь в монастыре и не хотела уезжать домой.

– А в монашки хочешь? – спросил ее отец Симеон.

– Хочу.

Отец Симеон отправил ее в Киев. Но в монастырь ее не приняли. Тогда она уехала в Москву. Помогала восстанавливать в Измайлове храм, шила облачения и украшала митру патриарху Пимену. Потом батюшка послал ее в Ольгинский монастырь в Мцхета. После того, как стали из монастырей изгонять молодых, она перебралась в Армению. Там в это время жил отец Андроник, у которого отец Симеон окормлялся в Глинской пустыни. Надежда писала иконы. Но и здесь не удалось задержаться надолго. Она уехала в Сухуми. По дороге в храм увидела отца Симеона.

Схиархимандрит Симеон. Сочи, пос. Верхний Юрт. 2000-е

– Я за тобой, – сказал он ей.

С той поры она с ним не расставалась. Приняла постриг в рясофор с именем Мелания. Но батюшка звал ее все время Макриной. Так что при постриге в мантию проблемы с выбором имени не было.

У остальных матушек, проживших в общине отца Симеона более полувека, путь к монашеству был похожим. Все они по скромности говорят, что им и вспоминать нечего. Были в послушании у батюшки: куда он – туда и они. Молились, как могли, старались спасти свои души. Стали друг для друга сестрами. Не по принятому в православной среде названию, а по сути. Их сроднили совместно пережитые опасности и беды.

Отец Симеон стал для них «кормчим ковчега спасения». Но у этого ковчега поначалу не было даже днища: сестры спали на земле, подложив под голову камень. За бортом их ковчега неистово бушевали бури. Власти не раз собирались изгнать пришельцев. Но по милости Божией так и не изгнали. Пережили они и клевету, и угрозы. Терпели и от врагов, и от своих лжебратьев. Все претерпели. И община, вопреки угрозам, не развалилась. «Доброжелатели» говорили: «Вот умрет старец, перемрут старушки – и все кончится». Ан нет! В общине появились молодые сестры.

Удивительна история инокини Агнии. На сельском приходе, где служил ее отец, жил девяностолетний юродивый старец. К нему обращались с разными вопросами. Но он никогда не отвечал на них прямо: говорил притчами, зачастую совершенно непонятными. Десятилетней Агнии он сказал, что она умрет в двенадцать лет. А потом добавил, что жить будет у чужих людей и неродной дедушка будет ей дороже родного. Девочка испугалась скорой смерти и стала к ней готовиться: читала Псалтирь. Каждый день по три кафизмы. Накануне двенадцатилетия она поехала со своим отцом к его духовнику – отцу Симеону. Ей очень понравилось у батюшки, но нужно было возвращаться домой. Ее отец спросил отца Симеона, нельзя ли оставить дочку на некоторое время.

– Оставляй навсегда, – сказал отец Симеон.

Так исполнилось предсказание юродивого. Агния умерла для мира и обрела духовного отца, который стал ей дороже родного.

Современный человек плохо представляет себе суть монашества. Когда он видит пожилых людей в черных монашеских одеждах, то думает: «Ну что ж, видно, пожили бурно и весело, а теперь замаливают грехи». Это ему понятно. Но молоденькая девушка, ушедшая из мира, – это вне всякого понимания. А ведь к отцу Симеону все приходили молодыми. Он, как опытный ловец, выхватывал их из кипящего страстями моря житейского и навсегда оставлял на спасительном островке. Эти молодые девицы жили при нем, старея плотью, но не духом. А духа они были одного: и пожилые монахини, и молодые сестры. Всех их роднит, помимо веры в Бога и преданной любви к отцу Симеону, редкое по нынешним временам качество – детскость. Великое дело – сохранить детскость до седых волос. «Будьте, как дети. Ибо их есть Царствие Небесное», – сказал Господь. Матушкам это удалось.

Чудо – дело тихое

Всем помогал отец Симеон, и все получали от него утешение. Но напиши об этом – многие вздохнут: «Ну какие тут чудеса?! Совпадения. Просто врачи вылечили. Мужик сам одумался и вернулся. В жизни и не такое бывает. При чем тут чудеса?..»

А разве не чудо то, что на сороковой день помянуть отца Симеона пришли тысячи людей?! И это в будний день! Не знаменитого народного артиста, не эстрадного певца, чей голос с утра до ночи будоражит эфир, а больного старца, много лет прикованного к постели, старавшегося жить тихо и незаметно. Прилетел из Запорожья архиепископ Лука – бывший наместник Глинской пустыни. Прилетел и нынешний ее наместник, архимандрит Антоний. Если бы не Архиерейский собор в Москве, то был бы на сороковинах и правящий архиерей, и еще не один владыка. Литургию отслужили в Михайло-Архангельском соборе и в храме Георгия Победоносца, за алтарем которого похоронен батюшка. А после панихиды на могилке весь день служили литии священники из дальних весей, которые не смогли быть на литургии. Как и после похорон, матушки пустыньки отца Симеона вместе с его духовными чадами устроили трапезу. И снова были утешены сотни людей, пришедших помянуть любимого старца.