Чудо в аббатстве

– Благодарю тебя, - пробормотала я.

– Ты знаешь, - спокойно произнес Саймон, - что самое большое удовольствие для меня - угождать тебе.

Я была так благодарна ему, что устыдилась своей неблагосклонности к нему. Я знала, Руперт хороший, добрый, но он покорно принял несчастье. Саймон же готов бороться.

– А теперь, ты выпьешь настой из трав, - приказала матушка.

Саймон поддержал ее:

– Прими его. Он пойдет тебе на пользу, да и матушка отвлечется за его приготовлением. Попытайся немного поспать. Потом Дойди с матушкой в сад, возьми садовую корзинку и нарежь роз. Можешь быть уверена, я скоро вернусь с вестями. А до моего возвращения ты должна отдохнуть.

Я подумала, как он хорошо понимает мое горе, и мое отношение к нему улучшилось. Я позволила матушке увести меня в комнату, куда она принесла мне настой из трав.

Она заставила меня лечь, села возле моей постели и рассказала о том ужасном дне. Они обедали, был подан пирог с бараниной, который так хорошо пек Клемент, когда появились люди короля. Я хорошо представила себе это. Я могла быть там. Я почти ощущала вкус пирога с бараниной, сдобренной травами матушки. Я чувствовала страх, у меня пересохло в горле. Я видела лицо дорогого отца, такое спокойное и покорное. Будто он знал, что произойдет. Он спокойно ушел с людьми короля и сел в барку, которая вошла в Тауэр через Ворота изменников.

Я проспала несколько часов. Наверное, оказала действие настойка из трав, которую дала мне матушка. Возможно, она думала, что единственное средство, с помощью которого я могу забыть на короткое время свое страдание, - это сон.

***

К моей радости, свидание удалось организовать. Саймон подошел к моей комнате и попросил разрешения войти. Он стоял в дверях, улыбаясь мне. Свинцовые ставни пропускали мало света и отбрасывали тени, я снова увидела на его лице лисью маску, и мне стало стыдно - я помнила о его помощи.

– Завтра мы поедем к твоему отцу, - сказал Саймон. Я почувствовала огромное облегчение и была почти счастлива, несмотря на то, что знала, что в камеру к нему меня пропустят тайком и встреча будет короткой. Но мне казалось, что если я увижу его, то смогу чего-то достичь.

– Как мне благодарить тебя?
– радостно воскликнула я.

– Моя награда - сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, ответил Саймон.

– Я благодарна тебе, - сказала я ему.

Она наклонил голову и, взяв мою руку, поднес ее к губам. Затем ушел.

Не помню, как прожила тот день и еще ночь. На следующий день я надела камзол и штаны Руперта. Мои длинные волосы выдавали меня. Без колебаний я отрезала их. Теперь они доходили почти до плеч. Надев шляпу, я стала еще более походить на юношу.

Когда Саймон увидел меня, то пришел в изумление.

– Твои прекрасные волосы!
– воскликнул он.

– Они отрастут. Я избавилась от них, чтобы походить на юношу.

Он кивнул, потом добавил:

– Скоро тебе исполнится семнадцать лет, госпожа Дамаск. А сейчас ты выглядишь, как двенадцатилетний мальчик.

– Поскольку ты решил, что я должна надеть камзол и штаны, тем лучше, ответила я.

– Ты пожертвовала своими длинными волосами за несколько кратких секунд свидания с отцом.

– Я бы пожертвовала жизнью, - промолвила я.

– Я всегда восхищался тобой, и ты знала это, но теперь мое восхищение безгранично.

Мы пошли к реке. Никогда не забуду представшую перед моими глазами мрачную серую крепость. Я представила, сколько людей смотрели на нее, зная, что где-то внутри в жуткой камере томится их любимый. Я много слышала о крепости, о подземельях, из которых невозможно убежать, о страшных камерах пыток. Много раз я видела эту большою крепость, знала имена многих башен - Белая башня, Соляная башня, башня-Лучник, башня-Констебль и Кровавая башня, в которой не так давно были убиты два малолетних сына короля Эдуарда IV. Говорят, что их тела зарыты под тайной лестницей в той же самой крепости. Я узнала церковь Святого Петра, перед которой стояла Зеленая башня, трава у которой четыре года тому назад была обагрена кровью королевы Анны Болейн, ее брата и тех, кого объявили ее любовниками.

А теперь мой собственный отец мог присоединиться к этой когорте мучеников.

Уже стемнело, когда мы поплыли вверх по реке. Саймон сказал, что это время лучшее для поездки. На фонарной башне горели сигнальные огни. Их зажигали с наступлением сумерек на всю ночь. На реке было неуютно. Мы приближались к каменным стенам.

Наконец мы остановились, и Саймон помог мне сойти на берег. Из тени вышел знакомый ему стражник.

– Я подожду здесь, - сказал Саймон.

– Смотри под ноги, мальчик, - сказал стражник. Я не знала, считал ли он меня мальчиком на самом деле или знал, кто я. Сердце мое сильно билось, но не от страха. Я думала только об одном: сейчас я увижу отца.

Стражник сунул мне в руку фонарь.

– Неси его, - сказал он, - и ничего не говори. Камни под ногами были сырыми и скользкими. Я шла осторожно, боясь поскользнуться. Мы шли по узкой галерее, пока не подошли к двери. Стражник достал связку ключей и открыл обитую железом тяжелую скрипучую дверь. Потом тюремщик осторожно запер ее за нами.

– Держись поближе, - приказал он.

Я повиновалась. Мы поднялись по винтовой лестнице и очутились в освещенном фонарями коридоре с каменным полом.

Перед темной дверью стражник остановился, выбрал нужный ключ и открыл дверь. Сначала я ничего не разглядела, потом радостно вскрикнула, увидев отца. Я поставила фонарь на пол и кинулась к нему.

Он сказал:

– Дамаск! О, Боже, я вижу сон!

– Нет, батюшка, неужели ты думал, что я не приду?
– Я схватила его руку и горячо поцеловала.

Стражник вышел из камеры и встал за дверью. Мы с отцом остались одни. Прерывающимся голосом он промолвил:

– О, Дамаск, тебе не следовало приходить. Я знала, что его радость огромна, как и моя, но страх за меня был еще больше. Я тронула рукой его щеку:

– Неужели ты думаешь, что я не пришла бы? Я ни перед чем не остановлюсь.., ни перед чем...

– Ты всегда была моей любимицей, - прошептал он.
– Дай, посмотрю на тебя.
– Он взял в руки мое лицо и с удивлением сказал:

– Твои волосы?!

– Я их отрезала. Мне пришлось переодеться юношей.

Он прижал меня к груди:

– Родная моя, надо так много сказать, а времени мало. Все мои мысли о тебе и маме. Ты должна будешь позаботиться о ней.

– Ты вернешься к нам, - с жаром ответила я.

– А если нет...

– Нет, не говори так. Ты вернешься. Я больше ничего не хочу слышать. Мы что-нибудь придумаем... Ну, как ты мог сделать что-то плохое! Ты, добрее которого нет на свете...

– То, что хорошо для одних, плохо для других. В этом все и горе, Дамаск.

– Этот человек.., он не имел права приходить к тебе... Он не имел права просить у тебя убежища.

– Он и не просил. Я сам предложил ему это. Ты хочешь, чтобы я отвернулся от друга? Но давай не будем говорить о прошлом. Я думаю о будущем. Я постоянно думаю о тебе, моя дорогая. Это утешает меня. Ты помнишь наши беседы.., наши прогулки...