Чудовищное

Миссис Грейбл теперь ухмылялась, и в этой ухмылке было что-то явно распутное, горячая грязная страсть. Она встала перед телевизором, закрывая экран...

И начала танцевать.

И не джигу. Медленный, плавный танец, как у танцовщицы в стрип-клубе.

Её руки разжались на её тонкой талии, затем начали скользить вверх, пока не стали ласкать её грудь. Одна рука задержалась там, пальцы пощипывали сосок, а затем другая рука снова опустилась, разглаживая прозрачную ткань, которая натягивалась на её лобок.

"Ладно, она танцует стриптиз для своего мужа. В этом нет ничего плохого - пока он не начинает её бить..."

Но теперь что-то столкнулось с её мотивами. Это совсем не было похоже на неблагополучный брак; это было похоже на счастливый, живой брак. Выражения на их лицах были как у двух людей, горячо влюблённых.

"Но этот мужчина действительно был избивателем жён? Я не знаю, - подумала Клэр.
– Он просто не выглядит как такой человек. Господи, может быть, миссис Грейбл просто неуклюжая; может быть, она действительно упала с лестницы и поскользнулась на мыле? Может быть, эти следы укусов были на самом деле сыпью от какого-то кожного заболевания?"

Клэр знала, что она достаточно вторглась в их личную жизнь. Как раз в то время, как миссис Грейбл медленно поднимала подол своей ночной рубашки на голые бёдра и промежность, Клэр отвела бинокль от окна, предоставив им возможность поиграть.

Но когда она это сделала, поле зрения сразу же упало на другое окно, такое же тускло освещённое, только на этот раз это был не свет от телевизора, а свет от нескольких свечей.

И это было окно в коттедже Джойс.

"Вот и снова. Небольшое тайное моральное преступление среди моих сотрудников".

Затем она нахмурилась на себя.

"И кто я такая, чтобы говорить о моральном преступлении? Я та, кто подглядывает в окна".

Клэр знала, что это неправильно, но она наблюдала несколько минут, довольно очарованная физической ловкостью своих двух охранников. Джойс и Рик, конечно, оба были голыми, и они использовали высокую кровать Джойс под балдахином в качестве сексуального спортзала, активно исследуя каждую мыслимую позу - и некоторые не столь мыслимые - в которой их гениталии могли бы быть соединены. Красивое лицо Джойс казалось широко открытым в самом напряжённом блаженстве, её соски набухли, её скользкие от пота груди вздымались. Мускулистые руки и грудь Рика напряглись до острых как бритва контуров, когда он поворачивал свою возлюбленную во все стороны.

"Господи Иисусе, сегодня все готовят бекон!
– подумала Клэр. Это была почти завистливая жалоба.
– Это чертовски счастливый остров..."

Она опустила бинокль, подумала об этом мгновение, затем убрала его.

"Я была плохой девочкой достаточно долго. Джойс действительно нужно закрыть жалюзи".

Она знала, что служебные романы всегда имели большой потенциал для неприятностей, но ей слишком нравились Рик и Джойс, чтобы сообщать о них. Кроме того, они были хорошими охранниками, и Клэр также надеялась, что они все тоже смогут стать друзьями.

Она не могла отрицать свою маленькую влюблённость в Деллина, но он был слишком далёк, слишком поглощён своей профессией, чтобы считать Клэр кем-то бoльшим, чем просто служащей. Ни о чём, кроме прочных профессиональных отношений, не могло быть и речи, и Клэр чувствовала себя нелепо, даже размышляя о романе. По правде говоря, у неё уже давно не было настоящих друзей - бoльшую часть её студенческих лет и всё время её службы в ВВС - до такой степени, что теперь отсутствие какой-либо социальной жизни казалось нормой. В колледже она сделала оценки своим главным приоритетом, а в ВВС - своей производительностью труда. Теперь, спустя столько лет, она начала понимать, чего она упустила.

"Ну, я разберусь. Это всего лишь мой первый день!"

Ей просто нужно было найти обходной путь, чтобы предложить Рику и Джойс быть более сдержанными. И закрыть их чёртовы жалюзи, когда они делают "ух ты"!

Она решила вернуться к работе. Она снова завела "Блэйзер" и поехала. Проверка дверей в клинике показалась хорошей идеей, и ей не помешало бы ещё раз проверить главные ворота. "Блэйзер" скрылся за узкой дорогой.

В каком-то смысле, было жаль, что она не осталась здесь ещё на несколько минут - с биноклем - потому что если бы она это сделала, то увидела бы тёмную фигуру, крадущуюся около коттеджей, заглядывающую в окна.

* * *

Рука, почти нежно, потёрла раздутый живот. Её пупок к этому времени вывернулся наизнанку, торчащий маленький узелок плоти.

Машины гудели.

Что-то быстро пищало вместе с её сердцем.

– Тужься сейчас. Тужься.

Женщину на столе номер два звали Донна Крамер. Она была довольно молода и даже могла бы назваться привлекательной во время беременности. Дородовая лактация наполнила её грудь, осветлила соски. Стальные стремена широко раздвинули её ноги.

Она не могла кричать; ей заткнули рот дыхательным аппаратом, простой пластиной резины с воздуховодом в нём.

Она также не могла много чувствовать, и она едва могла думать, потому что, как и Грейс Флетчер - женщина на столе номер один - она была подвергнута радиоактивной лоботомии. Технически её состояние можно было бы назвать СВС - стойким вегетативным состоянием. Менее чем технически, можно было бы сказать, что её мозг был испорчен до такой степени, что он больше не работал.

– Двадцать восемь дней - это удивительно, - раздался над ней голос.

На самом деле в комнате стояли две фигуры - двое мужчин - но это всё, что сниженные умственные функции Донны позволяли ей знать. Она даже не знала, что собирается рожать, по крайней мере, на самом деле. Теперь она потеряла эту концепцию.

– Тужься, тужься. Не волнуйся. Ты будешь прекрасной, прекрасной матерью - матерью чуда...

Было не больно. Между спинальными инъекциями и лоботомией префронтальных болевых центров она чувствовала только огромное давление. Возможно, это был инстинкт или фантомная память, которые позволяли ей напрягать мышцы живота, когда мужчина говорил:

– Тужься.

Она тужилась и тужилась.

– Я вижу головку! Тужься!

Она тужилась и тужилась ещё немного.

– Да, да!

Огромное давление покинуло её, как будто его вытащили отсюда. Её голова упала на стол, а её пухлые, наполненные молоком груди закачались. Хотя она не могла понять, что видит, её зрение всё ещё регистрировало.

Она увидела, как её тугой, блестящий, раздутый живот сжался так же быстро, как баскетбольный мяч с воткнутым в него ножом.

То, что было внутри, теперь было снаружи.