Чукчи. Том I

Одни и те же психические поводы могут вести к самоубийству и к добровольной смерти. Различие лишь в том, что молодые люди, особенно не вполне взрослые, желая умереть, убивают себя сами. Более же пожилые чаще просят об это других. Я знаю несколько случаев, когда мальчики и девочки, пятнадцати-двадцати лет, кончали самоубийством от обиды, стыда или печали^[169]. Ни один из них не мог упросить своих домашних быть ему "помощником в смерти". Для пожилых людей, напротив того, такая "помощь" считается более приличной, чем смерть от своей собственной руки.

Добавочным стимулом к добровольной смерти является убеждение чукоч в том, что насильственная смерть лучше, чем смерть от болезни или от старости. Даже термин, выражающий понятие "добровольная смерть", имеет некоторую связь с этим взглядом. Термин этот — veretgьrgьn, что значит "поединок". Человек, желающий умереть добровольной смертью, иногда говорит: "Давайте биться" — Mьnmarawmьk, или: "Теперь я стал для тебя диким оленем" — Geetьm ьlvenu inelgьi. Обе эти формулы выражают желание быть убитым. Другое выражение употребляется главным образом в фольклоре: "Теперь я стал для тебя добычей" — Geet-ьm gьnni inelgьi, или же более прямо: "Поступай со мной как с добычей" — Gьnniku qinelgьi. Эти формулы употребляются побежденными воинами, которые не хотят пережить своего поражения. Полное значение формулы таково: "Нанеси мне смертельный удар, так как я стал для тебя звериной добычей". Один чукча следующим образом объяснил мне мотивы добровольной смерти: "Мы не хотим умирать от kelet. Мы предпочитаем умереть насильственной смертью, умереть в бою, как будто мы бились с русскими". Русские, по всей вероятности, были упомянуты лишь специально для меня. Смерть от болезни приписывается нападению духов^[170].

Склонность к добровольной смерти является до известной степени наследственной в некоторых чукотских семьях. Конечно, потомки отнюдь не обязаны следовать примеру предков. Однако фактически в целом ряде семей добровольная смерть как бы передается от отца к сыну. Один чукча таким образом закончил подробный рассказ о случае добровольной смерти: "Если его отец умер таким способом, то, конечно, сын захотел подражать ему". Отец орудием смерти избрал нож, но так как смерть не пришла сразу, то он потребовал, чтобы его задушили ремнем. И это было исполнено. Сын также велел ударить себя ножом, но удар не был смертельным. Тогда он пошел дальше в подражании отцу и потребовал, чтобы его тоже удавили, и желание его было исполнено.

Ajanwat, о котором я уже упоминал не раз, рассказывал мне, что его отец и старший брат умерли добровольной смертью, и что он тоже чувствует склонность окончить жизнь тем же способом, хотя сын вовсе не обязан следовать примеру отца. Другой его брат умер естественной смертью, не поддержав таким образом семейной традиции.

По представлению чукоч, на том свете лучшие места для обитания отдаются людям, умершим добровольной смертью. Они живут в красном пламени северного сияния и проводят время за игрой в мяч, причем мячом служит моржовый череп.

Когда у человека появляется желание умереть добровольной смертью, его домашних охватывает тревога. Они всячески стараются отговорить его. Это делается серьезно и настойчиво, так как обязанность убить человека и притом близкого родственника, конечно, очень тяжела. Если человек хочет умереть от ножа и не имеет родных сыновей, которые должны были бы исполнить его желание, то часто ему бывает трудно найти "помощника". Никто не хочет нанести смертельный удар. В двух приведенных выше случаях рука сына была не тверда, и нанесенная им рана была не смертельной. Спор между человеком, решившим умереть добровольной смертью, и его домашними, прекрасно передан в сказке об Ajgьnto. Ajgьnto сказал: "О, они (духи) украли моего сына. Как я могу продолжать жить? У меня нет детей. Моего сына украли. Почему я должен жить? Сделай для меня что-то" (т.е. убей меня). "Нет, — сказал хозяин стойбища, — почему именно я должен это сделать с моим "товарищем скуки?"^[171] — "Нет, нет, сделай это. Есть у тебя белые упряжные олени?" — "Да, есть". — "Есть у тебя белые одежды?" — "Есть" — "Есть у тебя белая шапка, белые сапоги, белые рукавицы, белая подстилка?" — "У меня есть все это". "Это должно быть для моей смерти. Сделай это". — "Нет, нет, я не могу! Позволь мне отдать тебе одного из моих сыновей. Пусть у каждого из нас будет по сыну". — "Я не хочу сыновей другого человека. Где мой родной сын? Торопись, сделай скорее". — "Нет, нет. Позволь мне отдать тебе обоих сыновей. Пусть у меня не будет детей". — "Я не хочу их! Где мой родной мальчик? Убей меня". Они спорили весь день. Ajgьnto так горько упрекал хозяина, что тот в конце концов должен был согласиться^[172].

Однако, после того как формула произнесена вслух, отказ от высказанного намерения невозможен. Духи, слышавшие обещание, очень рассердятся и будут мстить, если человек не захочет исполнить его. Таким образом выходит, что добровольная смерть предохраняет от смерти, посылаемой духами (т.е. от естественной смерти), и в то же время является жертвоприношением kelet. Такого рода противоречия часто встречаются во взглядах и представлениях чукоч.

Человек, избравший добровольную смерть, считает, что он тем самым освободится от смерти, происходящей от kelet. Но, с другой стороны, добровольную смерть нельзя рассматривать иначе, как кровавое жертвоприношение тем же kelet. Хотя в добровольной смерти не видят прямого задабривания kelet, но неисполнение обещания принести им жертву, согласно представлению чукоч, вызывает гнев и мщение со стороны духов kelet.

Чукчам известны три способа добровольной смерти: смерть от удара ножом или копьем, смерть посредством удушения и смерть от выстрела. Последний способ употребляется гораздо реже, чем два первые. В таких случаях лук не употребляется, а только ружье. Можно считать, что этот способ появился лишь в последнее время. Причина употребления ружья заключается в том, что смерть от выстрела наступает гораздо быстрее и менее мучительна. Люди, убивающие человека, изъявившего желание умереть добровольной смертью, называются "помощниками" или "провожатыми", так же как на похоронах. При смерти от ножа смертельный удар должен быть нанесен мужчиной. Женщинам не разрешают принимать участие в таком способе смерти. Человека убивают всегда его собственным ножом. Тогда смертельный удар менее болезнен. После смерти убитого рану зашивают нитками. Но относят вместе с покойником на место погребения и там оставляют его. Смертельный удар, нанесенный рукой сына, не считается мучительным; удар, нанесенный рукой чужого человека — причиняет сильную боль. Поэтому человек, находящийся в чужом стойбище, во время поездки или на ярмарке, выбирает для добровольной смерти какой-нибудь другой способ. Когда человека закалывают копьем, то обычно ему закрывают лицо куском шкуры или шалью. Он садится во внутреннем пологе, недалеко от входа. Исполнитель стоит в наружном пологе и просовывает копье под полог. Человек, желающий умереть, берет обеими руками наконечник копья и приставляет его к своему сердцу. Затем он подает знак, что готов принять смертельный удар. Смертельный удар ножом, копьем или пулей всегда наносят спереди. Если человек выбирает кровавый способ добровольной смерти, то "помощниками" могут быть только мужчины. Женщины могут помогать только при удавливании. Жена человека, желающего умереть, кладет к себе на колени его голову, обернутую шалью, в то время как два человека с обеих сторон тянут за веревку, обмотанную вокруг его шеи. Если человек слишком сильно дергается, то женщина "укладывает его руки" (т.е. просто держит его за руки). Иногда же, если у нее не хватает силы, ей помогает другая женщина. Один или два раза я слышал рассказы о таком удавливании из уст жен, державших на коленях головы своих умирающих мужей. Они говорили об этом с большим хладнокровием. Подробно описывали, как муж дергал руками и ногами и как они удерживали его. После произнесения вслух формулы добровольной смерти надо действовать быстро, по возможности в тот же день. После такой заявки духи носятся тут же, и если их заставить слишком долго ждать, они могут потерять терпение и взять кого-нибудь другого. Перед последним часом человека, пожелавшего умереть, кормят жирным мясом и "чужой пищей" (сахар, хлеб) и исполняют всего его желания. Стараются не досаждать ему. Даже если он беспричинно ругается и кричит, окружающие должны молчать. (Следует напомнить, что в некоторых случаях к добровольной смерти прибегают от гнева и ярости)^[173].

Я привожу два описания добровольной смерти, записанные со слов туземцев. Первый случай произошел в 1864 году на западной Колымской тундре. Второй — в той же местности на следующий год. Оба были мне рассказаны Ajanwat'ом:

Добровольная смерть

Набрал много в долг у якутского купца Элигыкы. Несколько лет пролетовал, долга не покончил. Наконец, из дому выходит, отправляется в Средний (Колымск); с тундры, издали. В это время частью народ (реку) Омолон перешел, (его) брат другой Рультувия, он пьянствовал там, у тунгуса Ункуула водку пил; предмет (его) охранения, выходящие тонкие кишки (грыжа) замерзли, потом стали непослушны для засовывания. Что же, однако несчастье захотело с ним (остаться); (это) он сделал себе болезнью, не смог засунуть кишки. Поэтому заговорил, прося смерти у своего товарища в браке, как бишь его, у Ункуула. Соседним жителем младший брат. А тот в Средний (Колымск) при чужом хозяйстве отправился. Ибо жена с молодыми детьми. Таким-то образом тогда болезнь нашел. Так как притом отец тоже умер убиением, он подражает ему. - Ух, об отце отчего вперед не сказал? Тоже худо-звучащий задом, испражняться не мог. А оттого, что камень образовался в заднице, белый камень какой-то, но мягкий, совсем круглый; в прямой кишке после смерти рассматривали. Так-то он попросил смерти. Старший сын провожал; он сделал смертный вздох. Но вдруг нож извлек, выдернул, опять ожил, совсем очнулся, не мог быть убитым, поэтому сам сказал: "пусть стесните мне горло". Действительно, ремнем задушили, этим убили. Как только покончили, унеся на поле, рассматривали задницу. Но и при жизни камнями испражнялся, песком или чем. Тогда камень увидели. Потом и сын также так был после. Так у товарища по жене заговорил, прося смерти. Иные услышали, повиноваться (захотели). Захотев повиноваться, к младшему брату увезли, в нарте с грядкой увезли. Там привели в исполнение. Действительно, младший брат провожал, опять не мог (убить). Правда, он и сам говорит: "слушай-ка, немного в сторону направь нож". Но (тот) не мог. Поэтому тоже, как отец, слово употребил: "пусть задушите ремнем". Действительно, задушили ремнем. Тогда убили. Что же, конец.

Записано от чукчи Ajanwat осенью 1897 года в Нижнеколымске.

Я привожу этот рассказ в буквальном переводе с чукотского.

Другой рассказ интересен тем, что в описываемом в нем случае, вскоре после того как было высказано желание добровольной смерти, последовало раскаяние.

Ложная добровольная смерть.

Мой сосед Маленькая Ложка тоже попросил смерти. Многоречиво убедил товарищей. Ссорились до того с женой, т.к. имеет очень худых сыновей. На что из гнева запросил смерти. Вместе с матерью (сын) ссорился с ним. От этого произошло, разгневался. Потому попросил смерти. Почти только с пряговыми оленями, нет особых (свободных) оленей. (Женского) ведомого сзади быка другие сыновья убили, так как притом с весьма многими сыновьями. Старший сын постоянно бранит его, и вот на смертную пищу быка убили. Мы думали, он действительно просит смерти, торопились мы, всякие вещи приготовили мы. Санные принадлежности, изломанные и притачанные, мы заменили неизломанными. Ибо у наших притачанные сани — для смертного употребления худо. Ибо составное, притачанное, по смертной дороге туда к его народу изломается, как он будет?

Потом собачий народ также поближе есть. Так как при этом истинно умерший, — его уводит народ мертвых; они знают это, говорят: "заблудился, как же". Что он только что стал запутан, им известно. Ибо много дорог, и все дороги ведут к родственникам. При этом также из шкуры от чужих оленей смертную одежду не употребляют. Грех. Там ведь мертвый народ, взад и вперед ходят. Двигаясь по ветру, нюхает, говорит: "одежды, что это нашим пахнут?". Отнимают. Поэтому чужое, что бы ни было, не употребляют, также чужих оленей. Кое-как бедняк, что есть именно свое, употребляет. Новую одежду, от чужих взятую, чужое подаренное, это все-таки покидают. Действительно, старое, лишь бы только свое, употребляют. Правду сказать, очень худой народ (покойники). Ведь не скажут так: "пусть употребляет". А между тем откуда только узнают? Правда, ведь много возвратившихся от смерти наших. Отсюда, должно быть, узнают обычай мертвых. Заговорами много возвращается мертвых... Также я сам о мертвых заговор от голодных старушек, будучи богатым оленями, радуя их горло, получил прежде, - забыл, к сожалению, ибо сам обеднел.

При том же идущий по смертной дороге бывает возвращаем часто собакою. Кусает за левое ухо и наговаривает собаке (шаманящий человек), говорит ей: "Хозяина возврати, когда-нибудь хорошей пищей кормить тебя станем". Должно быть, также и заговорами. Легко болеющий бывает возвращаем. Затруднение в дороге. Собака, сильно прыгая в лицо, заставляет вернуться. Несмотря на то, трудно болеющий не податлив. Как только этот, от смерти возвращающийся, хорошо очнется, собаку убивают. Поэтому-то оленный народ собаку держит из-за этого свойства. Для сострадания возвращать мертвецов она сильна. Ибо разве для употребления, или для чего-нибудь назначена? Только для поедания корма... Впрочем, в действительности на что угодно пригодна собака: против сильной дичи, медведя, она с голосом, при неожиданной встрече в темноте... поэтому держат. Ты сам знаешь, все, каждый с собаками, многие люди. Мы ездили, ни один не бывает без (собак). В том же отношении идущий по смертной дороге. Понапрасну отчасти оленем его заговаривают, понапрасну. Ибо пуглив олень, там вдали постоянно ходит понапрасну, только глазами виден, показывается, правда, но только издали. Также частью совсем умерший, даже оставшийся без дыхания, только все еще не плачут живые, смотрящие члены семьи; именно потому, как только умер, (тут же) не плачут. Грех. Легко больной отвергается потом умершим народом. Говорят: "Ты зачем пришел? Уходи, домой вернись". Домой уходит, возвращается. Бывает разным образом; иной, правда, дышит, но без ума становится, так как при этом, должно быть, ему грезится, или что? Говорит: "Я пришел оттуда, от мертвого народа". Впрочем, также едят мухомор люди. Анадырщики привозят мухомор. Перед едой говорит, обращаясь к мухомору: "К мертвому народу увезли меня". Действительно, он потом увозит. Погружается, обмирает; потом увозит, но только душу. При этом имеющий внутреннюю боль совсем остается. Отсюда недавнее сказанное, относящееся к одежде и к отниманию, должно быть, от них узнают. Действительно, от них с трех сторон: один возвращенный собакой, потом, во-вторых, самим сострадательным божеством, так что мертвое племя отвергает его, этот сообщает вести, в-третьих, мухомороед говорит... Однако Маленькая Ложка совсем неожиданно прекратил приготовления, раньше вознамерившись (собравшись с духом). Ибо мы уже собирались, совсем приготовились, тут же все как для мертвого сработали, сани, или что. Но разочаровались, так как настал вечер, а мы стали пребывать праздно; ждать не могли, прекратили ожидание. Стал вечер, настала ночь, без слов мы пребывали, только он нажрался. Что было получше, сам съел, послаще... Спрашивая сыновей, я сказал им: "А что? Что он делает?" — "Постой. По окончании еды". Потом только сказали: "Что же, лег, заснул". Санки же так сзади жилища ночевали, как бы принадлежавшие мертвецу. На завтра по пробуждении попрежнему не выходит. Ни за что не выйдет, все сидящий в пологу. А потом он, так как у нашего рода оленного немного поговорить о смертной просьбе грех, поэтому-то и у него на будущий год три сына умерли. Так что он больше несчастие, говоря о смерти, сам себе нашел. И я отослал его, сказал: "Тут не живи! Смешают тебя вместе со мной, на оленях, на чем-нибудь наружном". Поэтому отделился. В другие годы, в стране Араро^[174] он умер. Да еще вот что, наш (кто-нибудь), избегая (боли) заговоривший немного о смерти, что же, божество жизни, внешнее божество его слышит. И таким образом, избегая боль, немножко поговорит о смерти, дорого выкупает, хотя бы собственное словечко маленькое. Действительно, если домашние внушают ему прекращение, что есть ему сердечное близкое, за это словечко, за слово о смерти внешнему божеству дорого дает на выкуп. Говорит: "Вот мое тело, я безумно говорил". Хотя бы упряжку, или что, в руках держимое, от собственного тела. Это для жертвы употребляет, ибо взамен слова дает, все равно, что получше. Еще притом многие, имеющие потом поправиться, просят смерти, иные же убеждениями бывают возвращаемы и, действительно, выздоравливают. Также однажды и я безумно говорил, как раз однажды. Недавно, я уже состарился. Нужно сказать, что к волку и к злому духу совершенно одинаково относятся оленные. Не умея воротить оленей назад, весной, да, по окончании весны... В это время полуобнажается от снега земля; олени любят разбегаться в разные стороны при начале лета. И об этом оленные говорят: жадная суета... Это страшное время. От бессилия я безумно заговорил. Но еще будучи молодым человеком, я истощал гнев, настигая оленей; а при появлении бессилия поэтому безумно заговорил, сказал: "Волки! сюда! бросьтесь! ешьте!" Только потом дорого выкупил; немного погодя убил оленей и что подороже, тоже сердечное прягового оленя убил. В первый раз таким стал, эти безумные слова извлек.