Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Пиво в чайную завезли. Свежее.

В чайной пахло конской мочой и немытыми ногами. Алик и Тимка пробились к стойке. Светло-желтая струя долбила кружки. Мужики зачарованно глядели на струю.

— Два по сто и четыре кружки, — сказал Алик.

— Споловиним, — присоветовал Тимка. Отпили по пятьдесят и запили пивком.

— Хорошо, — отметил Алик.

— Зачем тебе Аська? — спросил Тимофей.

— А я знаю? Я — доктор? — Алик отвернулся и посмотрел на соседний столик. За тем столиком в голубом пиджаке и серых брюках в окружении односельчан сидела местная знаменитость — олимпийский чемпион по штанге в легчайшем весе, карманный такой паренек. Он угощал своих и рассказывал о прекрасной заграничной жизни.

— У нее парень есть. Мой приятель, — расхрабрился Тимка.

Алик поднял стакан с остатками водки и обратился к столу чемпиона:

— Выше знамя советского спорта!

Чемпион долго смотрел на Алика непонимающим взором и медленно поднимал стакан. Поднял наконец, выпил и направился в стойке, которая была чуть ниже его плеч.

— Доня, три по сто! — приказал чемпион, но парень, очередь которого подошла, легонько отстранил его от стойки. Высокий легкий координированный парень — горожанин.

— Ты знаешь, кто я? — сурово спросил чемпион.

— Знаю, — спокойно ответил парень. — В очередь вставай.

— Знаешь, а не уважаешь! — укорил чемпион.

— Пьяного — не уважаю.

— А если я тебя пополам разорву?

— А если я тебе по шее?

— Да, молодежь пошла… — огорчился чемпион и стал в очередь из трех человек.

Наблюдавшие за жанровой сценкой Алик и Тимка успокоились и, приступая после водки к пиву, вальяжно поменяли позы.

Нога Алика ткнулась под столом во что-то мягкое. Что-то мягкое заворочалось под столом.

— Собака, что ли? — удивился Алик.

— Черт его знает. Может, и телок, — философски заметил Тимка.

Грязная рука снизу откинула край клеенки. Противоестественное рыло возникло из-под стола.

— Ребятки, — слезно сказало рыло, — оставьте пивка хлебнуть.

Ах, танцы на шоссе! Гармонист запрокидывал голову и наяривал вальсы, фокстроты и танго. Наяривал до того однообразно, что трудно было разобрать, где вальс, где фокстрот, где танго. Местные рослые девчата в цветастых и темных пиджаках, открячив зады, трудолюбиво и истово исполняли все танцы. Подружка с подружкой. Мелкие по сравнению с москвичами парни терпеливо щелкали семечки — ждали своего послетанцевого часа. Каждые три минуты на танцующих набегали два ослепительных огня: на Москву мчались молоковозы. Не прекращаясь, танцы сваливались на обочину.

Алик в конце концов затосковал. Потрещав в кармане бумажками, он подозвал Тимку.

— Тима, чайная еще работает?

Ничего-то не надо было объяснять Тимке. Сокращая разговор, он предложил:

— Давай половину, сбегаю.

Алик беспокойно ждал его, когда подошла Ася.

— Александр Иванович, потанцуем?

Они прошлись в прыгающем фокстроте. Ася смотрела на него, как хозяйка.

— Вы на комбинате ужасно серьезный.

Алик ждал Тимку, и поэтому ответил невежливо:

— Уж какой есть.

— А здесь простой, веселый, — она не хотела замечать грубости.

— Парень я простой, провинциальный, — пропел Алик, точно попадая в гармонистову музыку. Под эту музыку получалось все.

— Уж до того простой, уж до того провинциальный! — сказала Ася грустно.

— Александр, пошли! — крикнул Тимка издалека.

— Вы меня извините, Асенька. — Алик остановился и слегка прижал ее к себе. На миг ощутил ее груди, учуял острый запах волос, и ему захотелось, чтобы так было долго, долго.

— Идите, — сказала она. — Идите. Только не напивайтесь.

Он хотел обидеться, но уже не хотелось оставаться. Ничего не сказав, он кинулся в темноту на Тимкин голос.

Они сели у овражка. Снизу несло нежной травяной прелью. Тимка открыл бутылку, и запахло водкой. Букет получился невообразимый.

Тимка и стакан принес. Алик принял дозу и лег на спину. Тимка звучно принял свою. Алик закрыл, потом открыл глаза. Звездный небосвод дрожал над ними. Они лежали на траве, и опять стали слышны жалобная гармошка, и шум молоковозов, и пронзительные вскрикивания простодушно кокетничавших девчат.

Тимка приподнялся, аккуратно — хотел, чтобы было поровну, — отлил часть остатка в стакан и с сожалением посмотрел сквозь него на далекий желтый фонарь. В стакане, протянутом Алику, было граммов сто. Алик выпил. Плавленый сырок был упруг и маловкусен.

Тимка выпил из горлышка и закашлялся. Откашлявшись, сказал:

— С приветом. — И утер слезы. — А теперь — с новыми силами — на танцы. Девки дуньковские — персики! Щипай — не ущипнешь. Лучше лапать. Сэло!

Они игриво зашагали на звук гармошки. Отработав последний номер, гармонист застегнул гармошку и пошел спать. Стали потихоньку разбредаться и девчата.

— Пошли, пошли! — Тимка дергал Алика за рукав. — Вон две курочки потопали! Ничего себе, словно пролетарии!

Они догнали курочек, которые топали довольно быстро.

— Разрешите присоединиться. Скучаем, — взял быка за рога Тимка.

Девчата молчали. Тогда он продолжил:

— Мой друг Александр. Большой человек. Хочет жениться. — Тимка вздохнул и добавил: — Я тоже холостой.

Алик изучал обветренные свежие девчачьи лица. Лица были строги и по дуньковскому этикету ничего не выражали.

— Холостая жизнь тяжела, — продолжал Тимка. — Один в поле не воин. Своя рубашка ближе к телу. А рубашку-то постирать некому и чего другое справить тоже. Девочки, выходите за меня замуж!

Тимка попытался было облапить ближайшую, но отдернул руку, потому что девицы вдруг оглушительно рявкнули частушку:

Цветет в Тбилиси алыча Не для Лаврентья Палыча, А для Климент Ефремыча И Вячеслав Михалыча!

— Тима, я пойду, — попросил Алик.

— Не понимаешь своего счастья, а еще высшее образование имеешь! Нет, весь я не уйду! — решил Тимка и сделал Алику ручкой. Гремели частушки.

Спать не хотелось, и Алик пошел по деревне. Он шел по шоссе, считая звонкие свои шаги, и дошел до окраинного холма, где гулял ветер. Он стоял на ветру, спиной к деревне и слушал далекие частушки, шум деревьев, печальный паровозный крик. Что-то ткнулось ему между лопатками, и сердце оборвалось от ужаса. За спиной стояла Ася. Она подошла бесшумно: была в резиновых тапочках, вот в чем дело. Она протянула ему руки, и он взял их в свои.