Чумной корабль

— Я тебе колокольчик на шею повешу!

— Всегда пожалуйста, сэр.

Похлебывая кофе, Хуан изучал изображения на мониторах, особое внимание уделяя показаниям радиолокатора. Побережье Ирана все еще оставалось в зоне видимости радара, торговые судна бесконечным потоком входили и выходили из залива. Движение было интенсивным, как в час пик в Атланте, и, исходя из размеров, большинство наверняка были просто танкерами. А вот к югу виднелась кучка кораблей, сгрудившихся вокруг одного большого судна. Хуан догадался, что это оперативная группа американского авианосца.

Он проверил их скорость и направление, а также расстояние до дна. Глубина под ними достигала 120 метров, вполне доста­точно для незаметно подкрадывающейся иранской подлодки. Но в такой близости от американцев его больше беспокоила вероятность воздушной атаки в случае, если их заподозрят в краже. Мельком взглянув на изображения с камер, он убе­дился, что «Орегон» выглядит в точности так, как и должен был: одна-единственная дымовая труба, с палубы убраны контей­неры. Буквы на корпусе снова составляли его настоящее имя, хотя на флагштоке все еще развевался панамский флаг. Вполне предусмотрительно, ведь иранцам не потребуется разрешения, чтобы высадиться на борт корабля под их же флагами. С камеры на одном из башенных кранов был виден танкер, с которым они пересеклись пару километров назад, и грузовое судно, дрейфо­вавшее в километре от них к северу.

— Хали, что на сонаре?

— Не считая помех от восьми кораблей в радиусе, которые компьютер уже заглушил, тут никого, кроме нас, невинных тор­говцев… — Он запнулся.

Хуан насторожился:

— Что-то еще? Любая мелочь важна.

— Где-то через минуту после того, как на Бендер-Аббасе стихли переговоры, была еще пара непонятных сигналов.

— И больше ничего?

— Тишина, — покачал головой Хали.

— А авианосцы или вертушки?

— Час назад в воздух поднимался самолет с авианосца к югу от нас, но пока никаких вестей от наших друзей на севере.

Кабрильо позволил себе чуток расслабиться. Что ж, все не так плохо. Может, и удастся выйти сухими из воды…

Едва эта мысль пришла ему в голову, как он услышал крик Хали:

— Контакт на сонаре! Азимут 95, 6400 метров. Торпеда в воде. Дьявол, да он поджидал нас в засаде!

До торпеды было больше шести километров — времени уклониться предостаточно. Хуан невозмутимо приказал:

— Отследи ее. Нужно узнать, куда она нацелена, прежде чем действовать.

— Контакт на сонаре! — снова завопил Касим. — Вторая торпеда, азимут и дальность те же. Выполняю экстраполиро­вание. Первый снаряд нацелен на грузовое судно. Компьютер распознал «Сагу», она покинула Бендер-Аббас минут на двад­цать раньше нас.

Круче некуда.

— Мы получили предупреждение от боевой группы авианос­ца, — продолжал Хали, — они слышали выстрелы и поднимают самолеты.

— Смотри-ка, ситуация накаляется! — осклабился Макс.

— И не говори, — пробормотал Хуан.

— Да ладно, — не унимался Касим, — еще контакт! Запусти­ли третью торпеду. Похоже, они атакуют веером нас, «Сагу» и судно за нами, некий супертанкер «Петромакс» под названием «Эгги Джонстон».

Будь у них на хвосте только одна торпеда, Кабрильо с легко­стью бы от нее отделался. Может, даже от двух, если бы удалось расположить судно между вторым снарядом и его мишенью. Но сразу три… Здесь он был бессилен. Какому-то из двух ко­раблей не избежать прямого попадания. И он ни в коем случае не собирается жертвовать доверху нагруженным нефтью супер­танкером.

— Вы не поверите… — слабым голосом заявил Хали, — они запустили еще одну. Итого четыре торпеды в воде. Между пер­вой и «Сагой» меньше пяти с половиной тысяч метров. Послед­няя движется заметно медленней остальных.

— Это на случай, если те промажут, — пояснил Макс. — Она закончит начатое.

Если какая-то из первых трех торпед промахнется или не взорвется, этот контрольный снаряд уничтожит цель. Ка­брильо был прекрасно знаком с этой тактикой. А вот как защи­титься, не знал. Теперь он думал лишь о том, как им выбраться из Оманского залива живыми.

ГЛАВА 4

Теплоход «Золотой рассвет», Индийский океан

Бандит мертвой хваткой вцепился в горло Джани Даль, зажимая ей нос и рот. Она задыхалась, и чем отчаянней пыталась стрях­нуть его с себя, тем сильнее становилась хватка. Вырвавшись на какое-то мгновение, ей удалось сделать спасительный вдох, не давший потерять сознание. Джани лягалась и изворачива­лась, но все тщетно.

Еще чуть-чуть, и она лишится чувств, но Джани была беспо­мощна. Она словно тонула — хуже смерти и представить невоз­можно, когда страх парализует каждую клеточку тела и ледяная вода медленно, но верно заполняет легкие, но причиной ее смер­ти станет не вода, а лапы незнакомца.

Джани изо всех сил рванулась в последней безнадежной по­пытке спастись…

Хрипя и захлебываясь, она очнулась на койке, вскочила и тут же повалилась обратно. Прозрачная пластиковая канюля, подававшая кислород в легкие, обмоталась вокруг горла и ду­шила ее как при приступе астмы, которой она страдала.

Все еще не отойдя от кошмаров, сопровождавших каждый приступ, Джани шарила по тумбочке в поисках ингалятора, едва осознавая, что до сих пор находится в госпитале корабля. Засунув мундштук в рот, она несколько раз нажала на клапан, впрыскивая вентолин как можно глубже в легкие.

С каждым вдохом становилось все легче, лекарство рас­ширяло забитые дыхательные пути, позволяя вдыхать новую порцию. Джани устранила самые острые симптомы приступа, но сердце до сих пор бешено билось — то ли от кошмара, то ли от того, что один из концов канюли выскочил и кислород посту­пал лишь в одну ноздрю. Джани поправила пластиковую тру­бочку и тут же почувствовала разницу. Взглянув на мониторы, она увидела, как растут показатели кислорода. Она откинулась на подушку и укуталась в одеяло.

Вот уже третий день Джани была прикована к больничной койке, третий день умирала от скуки в четырех стенах, прокли­ная свои слабые легкие. Ее часто навещали друзья, но задер­живаться тут надолго не хотел никто. И Джани их не винила. Кому охота смотреть на ее страдания? Она даже не позволяла медсестре менять постельное белье. Вряд ли она пахла розами.

Штора у ее койки отъехала в сторону. Джани не слышала, как доктор Пассман вошел в палату. Это был кардиохирург из Англии, лет шестидесяти. Он бросил работу сразу после раз­вода с женой и пошел работать доктором на «Золотом рассвете» в поисках тишины и спокойствия, а также чтобы лишить быв­шую жену алиментов.

— Я слышал крики, — сказал он, уделяя больше внимания мониторам, нежели пациентке.

— Очередной приступ. — Джани выдавила улыбку. — Уже третий день подряд. Кстати, этот был полегче. Кажется, я иду на поправку.

— Это уж позволь мне решать. — Он заботливо взглянул на нее. — Да ты вся синяя. У моей дочки хроническая астма, но чтобы так…

— Я привыкла. — Джани пожала плечами. — Первый при­ступ у меня был в пять лет, так что астма со мной почти всю жизнь.

— Кстати, у кого-то из родственников такое было?