… А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!!!!Я так смешон, наверное? — Пустяк.Пусть губки бантиком, пусть ржется молоднякзаколосятся и они в реке, на сплавплывя своей весной как тот топляк…!По царско-сельски, детско-волчьи букву «ю»тяну к тебе за три-девять морей!А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!Не гавкаю на странном слове «лав»,гоню тебя как волк; слегка поддав,глаза по пятаку — я мчусь на Юг,На запад, север, пламенный восток!Люблю тебя, мой солнечный росток!Но где ты? Там ты там ты там ты там ты там!Везде, кругом, и я кручусь, кручусь, под барабанкатка любви свой хвост трубою ухватив!Такой вот вышел, бляха-муха, стих!
«Сага о форсмажоре»
Исполняется на собраниях акционеров в электричках, на банкетах, и в залах «суда-туда», под чечетку из х/ф «Зимний вечер а Гаграх…»
…Я шел с контрактом под мышкой к пре-зидентуа мне навстречу девчонка цокала,«Дала-Дубай» — напевал я и не заметилмне пацаны расказали потом о ней.Она зашла в кабинет и тут же вышла, крышау безопасности сразу съехала,она держала свое пальто под мышкой,а все подумали — баба наехала,и под пальто у нее стволы, лимонкии бил чечетку, летел навстречу ейохранник
выпустил всю обойму, толку?Девчонка села на лифт на скоростной.И лифом кнопки нажала — так поехала,мешало ей пальто — ведь крутой товар!На пол не кинешь чтобы ноготь обломатьоб кнопку лифта. Охрана в черный ход«Бана-нана» — девчонка вышла в бар,Тут я иду, иду, походкой шаркаю,мой шарф малиновый она за хвост взяла,но не заметил я, поскльку лизингомГлавою пятою — был сильно увлечен!Иду, считаю ступеньки на лестнице,упал — охрана галоппом по мне прошла:— Вы, что ребята?— Не видел ее внизу?— Да, видел, там, отберите шарф у ней!Вошел я в холл, на полу секретарша спит!А дверь открыта — убитый пре-зидент!Но не в натуре, а горем он убит— Девчонка та его дочкою была!С шарфом моим идет вдоль Казанского,мой президент увидал его в свой бинокль!И как заорет на меня: «Не парь мозги»!!!Так страшно стало мне сразу, блин!Откуда — думаю — он узнал что яночами глаз ложу на его жену.И честно, преданно долго здесь служу?Вот так и стал я дирек-тором потом,как вспомню молодость — было тридцать лет!Так хорошо, только жалко шарф из шерсти,Его купила мне еще та жена!!!
«Осина»
Осина стоит одинокона территории детского сада,под нею играет со стайкой«волчат» воспитатель Инга.Дети смотрят на землюи на корни, на павшие листья,на асфальте рисуют небо,а один, наверное, водит.Он уткнулся лицом в осинуи ладошками лодочку сделал,и закрыл ими синие глазки,остальные бегут врассыпную.Воспитатель идет в сторонкумолча смотрит наверх, на крону,вместе с нею смотрит воронаповернув свою голову на бок.Ветер тихо ласкает осину,крутит медленно, вполоборота,листья — круглые плоские блюдцана коротких тонких пружинках.Они тоже как малые детивозле ветки иссохшей, у мамыдержат за руку, но оторваться,убежать, и упасть мечтаютна диван и залезть с головою,завернутся в клубок, в одеяло,и включить там большой фонарик,что есть сил смотреть в отражатель.И так тихо, светло под осинойнезаметный, эфирный куполсинеглазого тайной окутали накрыл пуховым одеялом,и уходит нечистая силаза границу забора, в угол,наблюдает игру, за Ингойзабывая закрыть калитку.Синеглазый волчонк прыгнул,оттолкнулся от липкой осиныи стремглав убежал за калитку,и его уж никто не видел.Он сидит вдалеке на пригорке,смотрит вниз. И на детский садик,и на сотни желтых кружочков,трепыхающихся на ветру,он наводит большой фонариккаждой ночью. И по дорожке,узкой, тонкой линии света,он идет к воспитателю Инге…Он читает ей толстую книгуо древнейших святых заветахи говорит ей: «Не плачь, спасибоЧто взяла и вот так отпустилаНести новую тайну людям».
«Идти по саду»
В жару ангиной заболеть и волоча ногамиИдти по саду шмыгая сопливым носоми чувствовать озноб и ломоту, и задаться вопросоми ватный мир вокруг раздвинуть медленно рукамии заглянуть в зыбучее пространство меж деревьеви рассмеяться — вдруг я умру сегодня от ангины — я?Вот будет мило. И прыгнуть с места,как в детстве, через штакетник ростом по коленои упастьпоскольку передумал отмотать от ногпоследние пятнадцать лет и потирая голеньприжаться к дереву и меж лопатокпочувствовать сучок от ветки от которойостался лишь один сучок.И оттолкнуться от стволаприпасть к стеклу приплюснув носомСмотреть в глаза сидящему на кронепрозрачному андроиду и думатьо слиянии его с пространством. Чихнутьи вытереть ладонью лоб отлипкой и болезненной испаринывстать на колени, точнее на карчкии заглянуть в траву примяв ее ладоньюи крикнуть в норку что в амбаре недостачаспугнуть дюймовочку поставив на тропинкувнезапно палец, убрать свой палец чтобы отодвинутьс пути ее валун, свалившийся с небеси с оттопыренным карманом вернуться к чаю. С медом.Нарезать ломтиками в сладкий дымкий чайи ощущать на языке приятный вкус ошпаренныххолодных долек белого наливане ставшего запасом у кротачто вынудит голодную Дюймовочку сбежатьи поселиться на моей веранде — однако!Чихнуть и улыбнутьсяи выполнив свою задачу — ни дня безпомощи сиротам чихнуть три разаи в телевизор не мигая смотреть ичувствоватькак холодный градусник становится горячимглазеть на сочный рот Наталии Ветлицкойподжав колени, и под пледом помочь яйцувернуться в положение лафета для мартиры.И чувствовать как набухают вены на руках,Грохочут воробьи на жестяной трубеот водостока, осабессмысленно стучится об стеклопобеленные недавно яблони уже давночернеют медленно от ветра. Зябко. Лето.Ангина в августе. И горсть таблеток.
«Ты не люби…»
Моя строка в земле оставит следкак след от плуга в первый жизни снеготтуда и до мраморной зарив которой ночью кисточкой Далиионы бомбардировали звук:«Ты не люби по полной»!Моя строка оставит в море следКак след от невзрывающих торпедв которых внуки моряка Ионыморзили в переборки от тоски:«Ты не люби по полной»Моя строка оставит в тебе следрастянет складки у румяных влажных щекты в такт ударам-удареньям говори:«Ты не люби, ты не люби, ты не люби»Ты говори мне, говори и я в ответзамечу в такт пульсирующих вен:«Ты не люби меня, я ненавижу плен,Я не икона а всего лишь Мартин Иден».
«Неправильный путь»
«Внимание! Наш поезд прибывает на станцию Репино по неправильному пути!»
Из объявления в электричке. Как пояснил сосед старичок — это нормально. Просто мы приедем не к правой, а к левой платформе. Только и всего…
Поберегись! Уйди с дороги! Мы такелажники, не Боги!В
созвездье «Андромедитаций» везем багаж златых новаций,Стихов сложения на рифмы; и в пятистопных чемоданахТрясутся голые на ямах тактовики нарочных ямбов,Слоями гласно безударно лежат извилины попарно,И стопы снежных людоедов за нами стелятся надменно,А на перроне проводницы нас провожают слишком ленно!Они уж точно повидали в окно в пути пока не спалиВ лесу зверей бегущих рядом, троих мужчин избитых взглядомВагон-вожатой в синей юбке, дующей уголь в топку утром,Чтобы налить старушке чаю, чтобы успеть взмахнуть платочкомНа перегоне прошлой ночью, впустить на тамбур свой андроид,И не снимать на полароид любви шестой немую сцену.Поберегись! Уйди с дороги! Давай, лети моя тележка!Директор поезда велел нам не ждать минут и лучше мешкать!Лететь до первого вагона, потом причалить к машинисту.Он свесив ноги из кабины играет вольно фугу Листа(Что интересно — на тромбоне), он доберется до «диеза»И вспоминая жесты жезла, улыбку, ночь на дальенй стрелке,Он дунет так, что листья, кепки (или фуражки), все билетыСлетят из рук проводников и понесутся в чисто небо,Как птицы-голуби в Сан-Ремо, и упадут под БологоеВ траву зеленую на скатерть, а Машинист без всякой ссорыСтихи загрузит на приборы и будет всю дорогу плакатьСчитая стрелки, семафоры; помощник юный безголовыйПрольет кефир на пятой строчке и по незнанию где едутОни свернут ко мне, налево, к заливу медленно причалим,Где нас уже давно встречают фигуры двух железных Леди!— А мы в Москву уже не едем? Вы чудо, милый, милый Фредди!И дамы тут же запорхают, и незаметно исправляяНа платьях бусы, плечи, бюсты они в кусты влекут, в аллею!Спротивлятся кто посмеет? И поезд медленно уходит,В вагонах нам желают счастья, и машинист доволен будет,Помощник — он яичко кокнет и смажет усики в кефире,Старушка цокнет язычочком пока целуют обе в щечкиИ скажет внуку: «Он поехал не по неправильном пути…»
«А я выгуливаю солнечных зайчиков»
Перед ночью солнце очень красное.Перед закатом небо очень синее.Перед смертью листья очень желтые.Перед Богом и врачом все люди — шизофреники.Так для чего живем на белом свете мы?Одни выходят погулять во двор с собакоюне для того, что бы она не там покакала,другие с мыслями гуляют днем и ночьюне для того чтоб их увидели воочию,а я выгуливаю солнечных зайчиковне для того чтоб мне крутили боги пальчиком.Так для чего живем на белом свете мы?На облаке однажды Бог лепил ворону.А летчики гоняли мяч по аэродрому.А в церкви батюшка давал на сдачу свечи.Вдруг все сложилось в ситуацию «предтече»!Мяч улетел на облака свечей — попал в ворону.Бог удалился очень злой, людей не тронул.Но в церкви батюшку мы больше не заметили.Так для чего живем на белом свете мы?Если дует в спину — это ветер.Если кирпичом, то это дети.Если снится дом, то это к смерти.Если в горле ком — пожуй поэтины.Так для чего живем на белом свете мы?…
«Икорки на руке, покрытой шерстью»
Смотрите — птица на плече, смотрите — кречет!Идите, вечер под ногой, и солнце мечетИкорки хлеба на руке, покрытой шерстьюСмотрите — перстень на Христе, смотрите — пестик…А Бог упал лицом в траву, в цветы из жестиА птица свила на спине горб женской местиОна исправила на «персик» слово «пестик»Она связала в узелок из когтя крестикИ положила Бога с сорванным лицом да в долгий ящик.Смотрите — скачет по земле футбольный мячикНе горб!Смотрите — птица на ветру, смотрите — плачетКиборг!
«Подари…»
Подари мне Новый Год, подариПодари мне шкуру не от лайки!Подари мне женщину, не змейку!Подари мне собственную кожу!Боже, подари мне эту лейку!Сохнет в доме спиленная елка!Проращу я острые иголки!Пусть на босу ногу будет колкоЕй ходить по «Редисон-Паласу».Не водИ меня как шланг от пылесоса!Не водИ искать в пургу попутный ветерНа пустой и ведряной планетеВ выжженой траве, со сбритой гривойПосреди ухабистой поземкиХолодно оранжевому ЛьвенкуС влажными печальными глазамиЦвета шоколада комсостава.Лётного. Держать меня не надоЛьвам дано охотиться на небеБоже, запусти ко мне Борзую!Пусть борзая черною овечкойОбернется, поедает вечностьЯ пойду за ней и будет колкоОт травы, заснеженной, «с иголки»А она как облако в капронеПусть цепляет сумрачные елки
«Слышно»?
Пенопластом по стеклу проведуслышно?Я так больше не могу, чувствочувство — кончилось оно? — Крышавышла.Не способна будь к домашнему хозяйствуСобери в комок железные обрывкинерваИ до блеска чисти им дно кастрюлиИ как брюлики мурашки по коже у тебяпервой.Пенопалстом по стеклу проведусдохнуттараканы за стеной — с ними ходишьот дверей до окна у земли, мысляс коромЫслом то зачем? — По водуПросто жаркое былолетосухомама щеткой по кастрюле — зваладухов…
«Непременно, он придет, откроет дверь…»
Непременно, он зайдет, откроет дверь,Станет тихо и светло. НаоборотОн откроет дверь, зайдет, отключит светСтанет больно, громко, даже итогоГорячее чем вода у батарей,станетТа вода, в которой дышащих углейПламяЯрким пламенем не гасит стельки кед,Что поставлены сушиться потомуЧто плясали целый день «Он не пришел»Оттого что не пришел, зараза, все.Но он все-таки придет, но поздно, нетВот от этого теперь горит, бронхитзаболели кеды (ей-то ничего),зачихалиИ оставили на луже вечный следскраю.Так на что же я все время отвлекась? — Ах,Он придет, короче, ляжет и прижметИ укутает тебя до пяток, доСпинки белой (пусть вбирает холод стен)И прижмет лобок к упругим узлам венА на утро, он, с матраца на полуНа привычный уже взгляду потолокВстанет,в форме-хаки и плащеИ уйдет — Парень!Слышишь — грохот?!Вот он был и тут же, милый, черта нет,УлетелВ непонятное, но ГРУ [1] своей любвиСдав бутылки (вечный груз), и две улыбки и шпорами царапая паркет,Ну а ты уже в который в жизни разБудешь надпись циклевать «Я не умру»И стирать со спинки черный, черный мел.
1
«ГРУ» — Главное Разведывательное Управление Счастьем.