Чувство льда

– А что – остальное? И почему было труднее? – спросила она.

– Ну, мы же боролись за собственную индивидуальность, значит, у нас должны были быть разные вкусы, разные привычки. А любили-то мы на самом деле одно и то же, и привычки у нас были одинаковые. Мы, например, оба обожали творожную массу с изюмом, молочную пшенную кашу, жареную картошку и овсяный кисель. А тут пришлось разделиться. Я оставил себе творожок и картошку, а Андрюхе достались каша и кисель. Представляешь Любино удивление, когда мы сели за стол и Андрюха отодвинул от себя блюдечко с творожной массой и заявил, что не будет это есть, он это разлюбил и теперь будет любить простоквашу с сахаром. Это был цирк! Люба бесилась, потому что надо было покупать для нас разные продукты и готовить разную еду, но мы твердо стояли на своем: это будем, а это – не будем. Я вместо пшенной каши стал требовать манную, хотя и не любил ее, но ничего, со временем привык, потом даже понравилось. Я ведь и до сих пор пшенную кашу не ем, – улыбнулся Филановский. – А Андрюха, бедолага, давился простоквашей вместо сладкого творога, но тоже пообвыкся со временем. Самым трудным оказалось менять привычки. Не все, конечно, а только те, которые проявляются на людях. Как сидим, как стоим, как ходим, в какой руке портфель носим и все прочее. Но ничего, справились. Книжки разные читали, по телику передачи разные смотрели, я все больше по части спорта ударял, а Андрюха – «Клуб кинопутешествий», «В мире животных», в общем, все такое образовательно-познавательное. Правда, фигурное катание мы вместе смотрели, да и то только до тех пор, пока сами катались.

– А что насчет девочек? – осторожно поинтересовалась Нана.

– Да тоже договорились сперва, а потом втянулись. Тут я на правах старшего брата проявил благородство и сам про себя решил, что пусть Андрюха влюбляется в тех, кто ему действительно нравится, а уж я подстроюсь как-нибудь. Буду ухаживать за принципиально другими девочками. Он – за брюнетками, к примеру, а я – за блондинками, он – за худенькими, я – за пышечками. Главное, чтобы нам не понравилась одна и та же девушка.

– И что, неужели ни разу одна и та же не понравилась?

Филановский пожал плечами.

– Да вроде нет. Я, во всяком случае, такого не припоминаю. И потом, это же только в первые два-три раза внешность имеет значение, а потом, с годами, начинаешь понимать, что дело вообще не в этом, я имею в виду, не во внешности. Вот тут и проявились наши с Андрюхой различия: для него важна внешность, а для меня характер, менталитет. Ты посмотри, у него же все бабы на одно лицо, что бывшая жена, что подружки его бесконечные. Дружить и сутками вести разговоры он может со всеми, кто ему близок по духу, независимо от характера, а в постель ложится только с одним типажом, с другими у него то ли не получается, то ли желания не возникает. А у меня все наоборот, я могу трахнуть любую бабу, даже самую страшную, у меня нет таких проблем, лишь бы меня ее характер устраивал.

Нану слегка покоробила такая откровенность, но, впрочем, чего еще можно ожидать, если Александр воспринимает ее только как давнюю подружку, с которой в детстве бегал в кино и тренировался на одном катке. Нана Ким для него не женщина, а товарищ и подчиненный.

Она посмотрела на часы и поднялась.

– Спасибо за кофе, Саня, я пойду, у меня назначено рандеву с кадровиком. У нас с десятого числа новая дама выходит на работу в отдел рекламы, хочу посмотреть ее анкетку.

– Да брось ты, – махнул рукой Филановский, – чего там смотреть-то, я ее отлично знаю. Ты имеешь в виду Савицкую?

– Ну да. А что, она из твоих бывших?

– Угадала. Так что можешь ее не проверять.

Значит, Сашка снова привел в издательство очередную брошенную любовницу. Таких в «Новом знании» трудилось уже трое, теперь появится четвертая. Каждый раз, когда у Филановского заканчивался период романтического угара и он переставал оплачивать совместные поездки, развлечения и подарки, он считал своим долгом пристроить бывшую подругу на денежное и необременительное место. Сексуальные отношения прекращались, дама получала полную свободу личной жизни и не менее полную помощь и поддержку в любой жизненной ситуации со стороны бывшего любовника. По большому счету, Александр Филановский своих женщин не бросал в том смысле, который принято обычно вкладывать в это понятие, он только прекращал интимно-романтическую составляющую их отношений, продолжая по мере возможности с ними дружить и им помогать. Интересно, подумала Нана, нашлась ли хоть одна, которую такая постановка вопроса не устроила бы? Или Саша действительно выбирает женщин с одинаковым менталитетом, которые после окончания романа ведут себя совершенно одинаково?

– Саша, я за свою работу отвечаю, – очень серьезно ответила она, – поэтому я на всякий случай все-таки проведу проверку, хотя бы самую поверхностную.

– Ну ладно, ладно, делай как знаешь. Кстати, она будет завтра на нашей вечеринке, так что ты сможешь к ней присмотреться, если уж моему мнению не доверяешь. Да, и Веру Борисовну я тоже пригласил.

– Я знаю, – улыбнулась Нана, – я с ней вчера разговаривала. Она очень удивлена, но с удовольствием приедет, ей хочется на вас с Андреем посмотреть. Я приставлю к ней кого-нибудь из своих ребят, чтобы она не скучала и не чувствовала себя потерянной.

– Вот это ты молодец, – одобрительно кивнул Филановский. – Черт, все работают, один я бездельничаю.

Он встал, снял пиджак, небрежно швырнул его на кресло и сладко потянулся. Расстегнул манжеты и принялся заворачивать до локтей рукава дорогой сорочки.

– Пойду помогу Карловне пересадить это страшное чудовище на букву «б», хоть что-то полезное сделаю.

– Бокарнею, – со смехом подсказала Нана.

– Да ладно, – фыркнул он, – мне все равно не запомнить.

* * *

Катерина солгала Филановскому, в комнатных цветах она не понимала ровным счетом ничего. Ее поход в издательство был продиктован единственно стремлением попытаться создать ситуацию, удобную… ну, понятно для чего. Любые серьезные отношения все равно начинаются, как она полагала, с легкого флирта, а для флирта нужны условия, и вот эти самые условия в момент пересадки цветов в кабинете директора казались Катерине самыми что ни на есть подходящими. И одежда ее может быть не строгой (читай – фривольной и соблазнительной), и посторонних не будет, и обстановка не деловая.

Когда Анна Карловна жестко пресекла Катины попытки высидеть в приемной встречу с Филановским и отправила ее к каким-то там сосункам-компьютерщикам, девушка с трудом сдержала слезы. Но все-таки пошла, потому что уйти сразу было бы равносильно признанию в своих довольно пикантных намерениях, а этого ей, разумеется, не хотелось.

Компьютерные мальчики оказались веселыми и бесшабашными, в цветах они понимали еще меньше, чем сама Катерина, да и было-то у них растений – раз-два и обчелся, так что она быстро и относительно ловко переселила парочку чахлых сингониумов и один непонятно как выживший без всякого ухода рипсалис в новые горшки, после чего полностью отдалась процессу получения комплиментов и знаков внимания. Мальчики были, конечно, по ее меркам, никудышные, слишком молодые, слишком несерьезные и не слишком денежные, но все равно же приятно, когда на тебя смотрят с восхищением и пытаются якобы ненароком то к груди прикоснуться, то к попке. Ее угощали пивом и колой, что, по Катиному мнению, свидетельствовало о крайне низком уровне взрослости, но она не отказала себе в удовольствии поцарствовать в этом детском саду и похихикать над выкопанными из Интернета анекдотами и хохмами. Ей нужно было протянуть время часов до двух, когда Александр соберется ехать на обед. Она знала, что Филановский в издательской столовой не кормится, предпочитает ходить в расположенный рядом ресторан. Надо так подгадать, чтобы прийти за своей дубленкой в приемную и задержаться там, пока он не выйдет, тогда есть шанс, что он пригласит ее с собой пообедать, а это даже лучше, чем корячиться с цветами у него в кабинете, когда за дверью пыхтит эта церберша Анна Карловна. Только вот как подгадать? Впрочем, время есть, можно посидеть у мальчиков и подумать, как это половчее провернуть.

Катя уселась на подоконнике, постаравшись принять наиболее соблазнительную позу, и то и дело посматривала в окно, из которого отлично видны были вход и парковка. Вон машина Филановского, значит, он здесь, никуда по делам не уехал. Уже хорошо. Она задумалась и чуть не пропустила момент, когда нужно было рассмеяться над очередной выуженной из Сети полупохабной шуткой.

– Катюха, пойдешь с нами обедать? – спросил один из программистов, самый симпатичный, но, к сожалению, самый молодой, моложе Кати на целых четыре года.

– А что, уже пора? – невинно поинтересовалась она.

Разумеется, идти с ними в столовую она не собиралась, но сочла нужным сделать соответствующий вид.

– Самое время. Через пятнадцать минут Большой Фил отвалит на кормежку, а если шеф обедает, то и нам положено.

– Большой Фил – это кто? – не поняла она.

– Да Филановский, кто ж еще.

– Он что, в одно и то же время обедает?

Раздался дружный хохот, причины которого остались для Кати неясными.

– Нет, обедает он как бог на душу положит, но его водила работает строго по часам, у него каждый чих по минутам расписан. Ровно за пятнадцать минут до выхода шефа из здания он выходит из комнаты охраны, садится в машину и включает климат-контроль, чтобы к моменту появления Большого Фила температура в салоне была ровно такая, как он любит, ни градусом меньше – ни градусом больше. Вон, смотри, он в машину садится, видишь?