Чужак из ниоткуда 5

— Вообще-то имеет, — сказал я. — Ты же биолог, хоть и с приставкой астро, должна понимать, как работает мозг. Нарративное мышление бьёт логическое одной левой. История, да ещё и окрашенная эмоционально, важнее сухой логики.

— Ты можешь воображать себе какие угодно истории, — возразила Джиа. — Но реальность, в конце концов, всё расставит по своим местам. Реальность же такова, что ты землянин, а я — гарадка. Вот скажи откровенно. Ты готов перебраться на Гарад, поселиться здесь навсегда? Если скажешь, что у тебя две родины — Гарад и Земля, и ты готов жить то там, то здесь, я тебе не поверю. Выбирать всё равно придётся. Не говоря уже о том, что регулярное сообщение через нуль-пространство между нашими планетами вряд ли наладится в ближайшие десять, а то и двадцать лет.

Я задумался. Приходилось признать, что Джиа права. Я не был готов перебраться на Гарад. Три года стремился сюда попасть изо всех сил, а когда попал, понял, что хочу обратно, на Землю. Нет, Гарад прекрасен, я счастлив, что он есть и счастлив, что до него добрался. Но… Я землянин. Уже — землянин. И намерен оставаться таковым до конца жизни.

Что ещё?

Предложить Джиа перебраться на Землю?

Ерунда, не предложу. Не потому, что опасаюсь отказа (вот было бы смешно, согласись она!). А по той простой причине, которую Джиа уже огласила. Нет между нами любви. Одна страсть. Утоли её — и всё, дальше пустота. Даже с Кристиной было больше шансов. А перед этим — с Наташей… И, уж тем более, они, шансы, остаются с Татьяной, которая обещала меня ждать. Эй, ты не забыл, что тебя ждут на Земле? Не родители и сестра, не Петров с Бошировым и даже не Леонид Ильич Брежнев, хотя и они тоже.Тебя ждёт замечательная талантливая девочка Таня Калинина. Как там было у неё…

Бросишь меня — я прорасту цветком,

маком багряным, пылающей каплей заката

в полях, где туман проливается молоком,

в пыли у дороги, что на перекрёстке распята.

Может быть, я не проживу и дня,

но гибель моя тебя бесконечно тронет.

Ведь, если другая со смехом сорвёт меня,

я раной кровавой останусь на бледной ладони [1]

Немного наивно, но когда девушке только шестнадцать, это простительно.

Тебя ждут — это главное.

Жди меня, и я вернусь, как гениально и на все времена написал однажды Константин Симонов. Только очень жди.

Ни Наташа, ни Кристина, ни вот эта красивая и сексуальная женщина, стоящая сейчас передо мной, тебя никогда не ждали.

А Татьяна — ждёт.

Угу. Ты в этом уверен?

Уверен.

Ой-ой.

Ладно, надеюсь, что ждёт. Крепко надеюсь.

Женщины — непостоянные существа. Тебе ли не знать.

Ага, можно подумать, мужчины непоколебимы, как скала, и выбирают себе спутниц раз и навсегда.

К тому же она — поэтесса. А это дополнительный фактор… э-э… провоцирующий непостоянство, скажем так. Довольно серьёзный.

Увлечённость и непостоянство — разные вещи. Я, вот, был увлечён Джиа. И что?

То есть, ты готов простить ей измену?

Погоди, погоди, между нами ещё не было ничего, какая измена?

То есть, если она вот прямо сейчас гуляет с каким-нибудь парнем в Парке культуры имени Горького или любом другом месте Москвы и милостиво слушает его признания в любви, пусть даже и в плохих стихах, ты не против?

Слушает — ещё ничего не значит.

Я сказал, милостиво слушает. Женщины ушами любят, забыл?

Чёрт, и впрямь пора домой. Что-то мы засиделись уже на Гараде…

— Ты права, — сказал я Джиа. — Прости, если что не так. Ты — прекрасная и мудрая женщина, и я в любом случае рад, что мы встретились и… не только встретились.

— Я тоже рада, — улыбнулась она. — И ты меня прости.

Она протянула руку.

Горячая ладонь и прохладные пальцы (нет, ну как у них это получается?!)

Джиа повернулась и ушла домой.

Я постоял ещё пару мгновений и отправился на стоянку гравилётов-такси. До отправления на Землю ещё предстояло завершить несколько дел.

В чём гарадцы ещё не отличаются от землян, так это в твёрдом умении нарушать заранее утверждённые планы не выдерживать сроки. Казалось бы, в планах подготовки к новому полёту участвовал классный проверенный искин последнего поколения, который, как это принято у ИИ, должен был учесть всё. Включая непредвиденные обстоятельства.

Не учёл.

Вдруг оказалось, что углеритовый каркас космокатера «Смелый», по мнению некоторых инженеров и конструкторов, надо бы усилить.

Потому что нагрузка на планетолёт наверняка будет гораздо выше той, что планировалась изначально.

Нет, там и так тройная прочность заложена, но давайте усилим. На всякий случай.

Вот это «на всякий случай» искин и не учёл. Логическое мышление у него на первом месте, а нарративное в зачаточном состоянии, а то и вовсе отсутствует.

Плюс установка ещё пяти дополнительных анабиозных камер (три для нас, землян, и две для новых членов экспедиции), о чём тоже не сразу подумали.

Плюс всякие, но необходимые мелочи.

Так что старт задержался на две с половиной недели, и на космодром Новой Ксамы мы прибыли семнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года по земному календарю.

— Между прочим, сегодня суббота, — ворчал по данному поводу Сернан. — Правоверным евреям вообще ничего делать не положено. А мы в космос лететь собрались.

— Ты не похож на еврея, Юджин, — сказал ему Быковский.

— Знаю, — вздохнул тот. — Но помечтать-то можно?

— Не с той ноги встал? — догадался я.

— Видимо, — признался американец. — Какая-то муть всю ночь снилась. Будто я прилетаю, и выясняется, что жена мне изменяет с другим.

— Изменяет с другим — это ты хорошо сказал, — хмыкнул Быковский. — А не с другим можно изменить?

— Да иди ты, — буркнул Сернан. — Языковед нашёлся. Русский, между прочим, мне не родной. Могу на английский перейти, если угодно.

— Кончайте цапаться по пустякам, — сказал я. — А то я решу, что мы и впрямь надоели друг другу.

— Может, и надоели, — вздохнул Сернан. — Домой хочу. К жене и дочери. А то, вон, уже сны хреновые сниться начинают.

— Сны — это пустое, — заверил я его. — Забудь. Давай-ка ещё по чашечке драво, пока посадку ждём. Драво здесь делают отличный.

Мы выпили по две чашки, Юджин явно повеселел, и тут объявили посадку.

Мы уже шли на выход, когда меня окликнули:

— Серёжа!