Чужаки

— Неужели, Илья Ильич, получили двести тысяч? И даже наличными?

— Да, получил, — снова зевнул Якушев, — в золотом исчислении, понимаете.

— Но позвольте спросить, Илья Ильич, — с лицом перекосившимся от злобы, продолжал Хальников, — под что же вам дали субсидию? Ведь, если разобраться, у вас, кроме ножика, которым можно подстрогать карандаш, чтобы расписаться в получении субсидии, никаких орудий производства нет. Землю тоже всю мужики отобрали. Под что же субсидия? Прямо не пойму, как это так?..

— Как, как? А вот так, — рассердившись, стукнул по столу кулаком Якушев. — Отдадут мне землю. Брат пишет, что сам разговаривал с адмиралом. Обещал… Все, говорит, вернем, пусть только повременят немного. Общественное мнение, говорит, создать нужно, понимаете… Ну войну там закончить и еще что-то…

— Точно, точно, — подтвердил Абросим, — политика у верховного известна. Опираться на тех, кто покрепче. Мы теперь сила, а не кто-нибудь. Субсидию берите, Илья Ильич. Дают — берите, не дают — просите. Вон налоги-то как пошли… Теперь всех облагают, и голытьбу. Хватит им на чужой спине ехать. Пусть и они со всеми наравне платят. А вам надо, Илья Ильич. Вы пострадавший от этой голытьбы самой. — Абросим взмахнул рукой, хотел продолжать, но на другом конце зала поднялся Петчер. Схватившись за бороду, Абросим умолк на полуслове и, показывая головой в сторону Петчера, зашептал:

— Тише! Тише! Хозяин говорить хочет, сам…

Петчер неторопливо, с достоинством, обвел присутствующих прищуренным взглядом и, потирая руки, попросил разрешения открыть собрание.

— Открывайте, чего еще там, — за всех ответил угрюмый Тимирязев. Он был зол на себя и на всех присутствующих. Нажив за время войны миллионы, Тимирязев считал себя сейчас особенно пострадавшим. Все его основные заводы находились в центре страны и до сих пор оставались на территории, занятой советами.

— Сегодня, господа, — продолжая потирать руки и, как заправский актер, раздавая улыбки налево и направо, начал Петчер, — я имею возможность порадовать вас приятной новостью. Кажется теперь мы можем с уверенностью сказать, что нависшая над нами большевистская тьма не только рассеялась, но и не нанесла нам серьезных потерь. Разрешите предоставить по этому поводу слово нашему глубокоуважаемому лорду Форису Морриссону.

Над столом вытянулась сухопарая фигурка Морриссона. В левой руке его появилась записная книжка. Сверкнув маленькими глазками, Морриссон стал читать.

— Господа! Несколько часов назад мы получили телеграфное уведомление главного экономического советника при верховном правителе, нашего многоуважаемого барона Лесли Уркварта. Он сообщает, что по его докладу о возмещении убытков, понесенных нашей корпорацией от большевистского нашествия, верховный правитель соизволил собственноручно начертать:

«Все возместить за счет казны. Представить корпорации первоочередное право на разработку недр, на аренду и постройку новых предприятий и на неограниченную покупку земель и лесов по всей России».

В комнате поднялся невообразимый шум. Хлопали в ладоши. Хальников и Абросим кричали ура, на пол летели стаканы. От радости некоторые даже плакали.

— Господа! Господа! — стремясь заглушить шум, закричал Хальников. — Я предлагаю сейчас же послать верхов ному правителю благодарственную телеграмму. Пусть он знает о нашей преданности отечеству.

Предложение Хальникова было поддержано всеми присутствующими. Составление телеграммы поручили ему и Петчеру. Якушев настоял, чтобы в телеграмме было сказано о скорбном положении помещиков и их надежде на скорое избавление земель от новых хозяев. Потом Петчер предоставил слово Темплеру.

Уставившись тяжелым взглядом на сидящих перед ним людей, Темплер медленно поднял вверх руку и, когда в зале воцарилась абсолютная тишина, сиплым голосом сказал:

— Сообщение приятное, господа, что и говорить. Мистер Уркварт отлично знает свое дело. Но это, разрешите доложить, ни в коем случае не может уводить нас в сторону от действительности. Мы не можем не видеть, как на всей территории востока и севера России англичане и их друзья постепенно оттесняются на второстепенное место. Как черные вороны растаскивают плохо лежащую добычу, так и налетевшие американские предприниматели беспрепятственно день за днем захватывают экономику Сибири и Дальнего Востока. Мы должны бороться, господа, чтобы сохранить за Англией долю, соответствующую великой державе. Было бы непростительно и даже глупо, господа, допустить обратное. Вот, разрешите доложить, о чем я и хотел вам сказать. — Темплер умолк, глубоко вздохнул и, настороженно осмотревшись, добавил:

— Кроме того, нам нужно, господа серьезно взяться за обуздание здешних рабочих. Это вторая и, пожалуй, еще более важная задача. Беда здесь в том, что большевики их так распустили, что теперь даже трудно поверить в их былую терпеливость и работоспособность. Рабочие уходят с предприятий, устраивают в военное время забастовки, бегут в леса, к партизанам.

— Точно! Точно! В самую точку бьете, — замахав руками, закричал Якушев. — Милицию нашу надо прижать.

Сколько времени она еще будет спать. А рабочие безобразничают.

— Прижимать надо. Хватит, потерпели!

— Скрутим, наша власть теперь!

Встревоженный начавшимися забастовками и восстаниями рабочих в Сибири и на Дальнем Востоке, Темплер стремился предупредить своих «друзей» и подтолкнуть их на встречные меры.

— Надо строже следить за ними, — продолжал Темплер, — всякую попытку к саботажу сейчас же пресекать.

Нельзя забывать, что в таких делах твердая рука всегда лучше мягкой. Ведь это так, капитан, — вдруг обратился он к начальнику уездной милиции.

Ручкин вскочил с кресла, взял под козырек. — Так точно, господин полковник. Разрешите доложить: мы принимаем самые строгие меры. Сейчас в нашем уезде выпорот плетьми или шомполами каждый двадцатый рабочий и члены их семей. Буду стараться, господа, чтобы… — он хотел сказать, чтобы выпороть каждого рабочего, но, подумав, счел все же это неудобным, поэтому добавил: — Каждого десятого, а потом посмотрим. Не образумятся — плетей у нас хватит. Пули тоже есть.

В зале послышались одобрительные возгласы:

— Правильно!

— Так и надо! Давно пора!

— Не только пороть, но к стенке ставить побольше!.. Рука Темплера снова полезла вверх, возгласы стихли, все стали садиться на свои места.

— Что же, господин Ручкин, они правы, — показывая в зал, продолжал Темплер. — Мы… Верховный правитель, — поправился Темплер, — считаем, что большевики должны быть уничтожены все. Все до единого. Значит, господа, никто не может быть спокойным до тех пор, пока не будет выполнено это справедливое указание вождя русского народа.

Закончив речь, Темплер задумчиво уставился вдаль.

Глава двадцать вторая

Федор Зуев угрюмо стоял около огромного стола, искоса поглядывая то на хозяина, то на сидящего в углу полковника Темплера. Наконец Петчер спросил:

— Ты давно был в Петербурге?

— Я?

— Да. Ты, гражданин Зуев. Федор понял, куда клонит Петчер.

— Про такой город я слышал. Кажется… Царь там жил.

А быть не приходилось, — ответил он, почесав за ухом.