Чужая маска

– Зачем? Что ей нужно?

– Она хочет тридцать тысяч долларов – половину того, что мне заплатили за рукописи в издательствах. Она считает, что имеет право на наследство.

– Она что, охренела? Как ей такое в голову пришло?

– Тише, тише, не кричи, пожалуйста. Она считает себя наследницей первой очереди наравне со мной и хочет половину гонораров за все рукописи, которые будут выходить после смерти Параскевича. Судом угрожала, адвокатами пугала.

– Ничего себе! А ты что сказала?

– Пришлось сказать, что романы писала я. Конечно, в мои планы не входило открывать секрет так рано, но раз уж она взяла меня за горло… И потом, у меня все равно не было денег, так что мне и делиться было нечем. Я сегодня утром отвезла шестьдесят тысяч Виктору Федоровичу, осталось еще двадцать. Но он готов подождать, пока я не пристрою третью рукопись. Так что пойти навстречу требованиям Галины Ивановны я бы не смогла при всем желании.

– Интересно, как она отреагировала?

– У нее чуть припадок не сделался от ненависти ко мне. Но она уверена, что я говорю неправду, и собирается это доказывать всеми возможными способами.

– Злишься?

– Да нет, чего на нее злиться. Несчастная, неумная, недобрая, немолодая женщина. Ее жалеть надо, а не злиться на нее.

– Светка, у тебя потрясающий характер. Я бы так не смог.

– Чего бы ты не смог?

– Да у меня от одного твоего рассказа все внутри кипит, руки чешутся ее придушить, чтобы на чужое не зарилась и тебя не обижала, а ты так спокойно рассказываешь, да еще и пожалеть ее готова.

– Ну что ты, милый, зачем ты так. Надо уметь прощать, надо быть снисходительным к тем, кто старше нас. Мы не можем требовать от них, чтобы они нас любили за то, что у нас все впереди, а у них уже все закончилось.

– Светка, я тебя люблю. Я очень тебя люблю. Ты даже представить не можешь, как сильно я тебя люблю. По-моему, на свете нет человека добрее тебя.

– И я тебя люблю, милый. Ложись спать, а завтра с утра я приеду. Как с твоей новой работой? Ты ездил сегодня туда?

– Да, они дали мне пробный текст на редактирование. Если моя квалификация их устроит, они возьмут меня на полставки редактора с правом работать дома. Оклад, конечно, смешной, но все-таки…

– Конечно, это ведь ненадолго. Нам нужно первое время перекантоваться, а потом что-нибудь придумаем. Может быть, ты поторопился с этой работой? Все-таки предложение из лицея было более выгодным с точки зрения зарплаты. Учитель русского языка и литературы – это совсем неплохо. И главное – соответствует диплому, что немаловажно.

– Нет, Светик, не хочу. Это не мое.

– Ну хорошо, тебе виднее. Ложись спать, мой хороший. Целую тебя.

Глава 10

Правозащитник Поташов должен был явиться в 12.00, и чем ближе к назначенному часу, тем больше портилось настроение у Владислава Стасова. Конечно, Анастасия просьбу выполнила и с Заточным поговорила, и вроде бы выходило, что частное расследование по делу Евгения Досюкова ничем особо противным не угрожало, но все-таки в глубине души шевелилось неприятное чувство. Причем к полудню начался такой мандраж, которого Стасов за собой не припоминал, причин его не понимал и от этого еще больше злился. Одним словом, к приходу Николая Григорьевича Владислав пребывал далеко не в лучшем расположении духа.

Поташов ввалился в его кабинет на втором этаже особняка, который занимал офис киноконцерна «Сириус», и плюхнулся в кресло, даже не сняв пальто.

– Я составил проект договора, – заявил он, не здороваясь и с ходу открывая «дипломат». – Заказчиком выступает супруга осужденного, Наталья Михайловна Досюкова. Посмотрите, может, вас что-то не устраивает.

Стасов проглядел текст соглашения и не мог не признать, что составлено оно безупречно грамотно. Особенно порадовал его параграф о том, что заказчик, то есть Досюкова Н.М., настаивает на передаче материалов частного расследования в правоохранительные органы в том случае, если будут обнаружены какие бы то ни было признаки состава преступления в действиях любых лиц, попадающих в орбиту этого расследования. Мадам, судя по всему, свято уверовала в то, что плохие милиционеры и гады-судьи ее без вины виноватого муженька засудили, и ни минуты не сомневается в том, что, начни частный детектив раскапывать все по новой, он непременно нароет кучу злоупотреблений и нарушений, которые и привели к привлечению заведомо невиновного лица к уголовной ответственности. А это, как вы сами понимаете, статья. Ну и скандал, разумеется, тоже, как же без этого.

Был в договоре и пункт о материальной ответственности, который Стасова озадачил. Выходило, что если действиями подрядчика, то есть Стасова В.Н., будет причинен материальный ущерб заказчику, то Стасов ответственности за это не несет и возмещать ущерба не должен.

– Это как понимать? – спросил он, ткнув пальцем в соответствующую строку соглашения.

– Видите ли, Наталья Михайловна – человек очень порядочный. Она отдает себе отчет в том, что ее муж занимался бизнесом и, вполне возможно, был кому-то что-то должен. Но эти люди после его осуждения не считают для себя возможным требовать возвращения долга у нее, учитывая, что она находится в тяжелом положении, переживает, страдает. Кроме того, не забывайте, Наталья Михайловна зарегистрировала брак с Досюковым, когда он находился под следствием, и очень многие из его окружения просто об этом не знают. Для них Наталья – не более чем любовница, которая не в курсе дел Досюкова и не может распоряжаться его деньгами. Если они узнают, что она, во-первых, из любовницы превратилась в жену, а во-вторых, наняла за большие деньги частного детектива и пытается реабилитировать мужа, то сочтут ее положение не таким уж бедственным и тяжелым и могут обратиться к ней с материальными претензиями. Этот пункт вписан сюда специально для того, чтобы она не могла обвинить вас в том, что это произошло из-за вас.

– Чушь! – фыркнул Стасов. – Это ни при каких условиях не может случиться из-за меня. Не я же им должен, а Досюков.

– Она это понимает, – снисходительно улыбнулся правозащитник. – Но я настаивал на включении этого пункта. Мне уже приходилось сталкиваться с подобными ситуациями, когда в результате деятельности частного детектива у заказчика вдруг объявлялись кредиторы и заказчики пытались переложить вину на подрядчика. С точки зрения закона это, безусловно, глупо, но нервы на это тратятся немалые, можете мне поверить. Они ведь даже в суд подают, не стесняются.

– Но вы же только что сказали, что Наталья Михайловна правильно понимает ситуацию и не станет со мной судиться. Зачем тогда вы вписали этот пункт?

– Наталья Михайловна не станет, а другие? Вы, Владислав Николаевич, непредусмотрительны. А вдруг с Натальей Михайловной что-нибудь случится? Тогда правопреемником станут ее наследники, которые превратятся в ваших заказчиков и будут иметь право требовать от вас выполнения условий договора о проведении расследования. За них я уже поручиться не могу. У нее есть брат – довольно скандальная личность, и если он паче чаяния унаследует деньги и имущество Досюковой, то вряд ли ему понравится платить долги осужденного родственника. Не забывайте, Досюков находится в местах лишения свободы, с него спроса никакого, а для того чтобы вытрясти деньги из родственников, кредиторы частенько прибегают к силовым методам. А ну как братец заупрямится деньги возвращать, кредиторы его немножко побьют или имущество попортят, а виноватым окажетесь вы. Уверяю вас, Владислав Николаевич, такое уже случалось, и неоднократно.

– Убедили, – развел руками Стасов. – С вами трудно спорить.

– Со мной не надо спорить, – назидательно произнес Поташов. – Меня надо слушаться.

Стасов с трудом сдержался, чтобы не ответить какой-нибудь резкостью. Действительно, неприятный тип этот правозащитник, Заточный правильно сказал. И мадам Досюкова, судя по всему, не лучше.

– Почему в соглашении не указаны сроки? – сухо спросил он.

– Потому что для Натальи Михайловны важно, чтобы ее муж был оправдан, и для достижения этой цели она готова ждать сколько угодно.

– Но я не готов работать на нее сколько угодно! – взорвался Стасов. – Или она собирается платить мне еженедельно до тех пор, пока я не закончу расследование? Простите, в это слабо верится. И она, и вы не настолько хорошо меня знаете, чтобы быть уверенными в моей добросовестности и в том, что я не стану умышленно затягивать расследование, чтобы вытянуть из нее побольше денег. Я настаиваю, чтобы этот момент был урегулирован в договоре самым детальным образом.

Поташов посмотрел на него с сочувствием и умудренной опытом грустью, как на недоразвитое дитя.