Чужая семья генерала драконов
Шрифт:
— Да всё с ним так, — он пожал плечами и крепче обнял меня, прижимая к своему боку. — Волк и волк. Матерый. Я бы даже сказал: лютый...
— А по законам драконов как получить развод? — прошипела я, злясь на эти вечные недомолвки.
Резкий порыв ветра налетел на костер, раздувая его. Пламя зашипело, заплясало, облизывая жаром землю. Вздрогнув, я притихла.
— Никак! — спокойно ответил он. — А Руни — результат нездорового желания ханыма получить сильного, безупречного с точки зрения правителя бешеной своры, наследника. Истинного зверя. Он был одержим женщинами ведьминского рода. Опаивал их зельями, одурманивал, внушал любовь и желание. Вынуждал рожать без отдыха. Пользовался особенностями ведьминской крови. Способностью несчастных женщин зачать, будучи неистинной парой мужчине. Извечное их проклятие, — Вегарт, выдохнул и уткнулся носом
— Ага. — Притихший Смешка закивал. — Людям всё равно будет, чья в нем душа, главное, чтобы наши при нас оставались. И продукты были в погребах, и безопасно в селеньях. Зверь в лесу бегал, и пшеница в поле росла.
— Вот, — Вегарт засмеялся, — смышленый ты всё же мальчишка. Хороший волк. Достойный. Как придем в деревню, всем расскажи, что слышал сейчас. Руни — будущий альфа Севера, тот самый, которого все так ждали.
— Любишь ты, генерал Вагни Белый, в игры богов вмешиваться и выгоду с того иметь немалую. Этого у тебя не отнять. Десятки раз видел, как ты все это проворачиваешь, но не перестаю удивляться. — Один из воинов поднялся. — Сменить дозорного пора. Луна за кроны деревьев заходит.
— Да, пора. — Вегарт пригладил ладонью бороду и посмотрел на небо. — И слетай, проверь, всё ли на соседнем острове нормально. С первыми лучами солнца выдвигаемся на гадюку ханымовскую. Оставим на этой земле всего одного законного наследника. И никуда тебе, Руни, не деться. Придется тебе объединять племена и вырезать красноглазых. Раз уж уродился таким, так не отвертишься. С этого момента в избранных у нас ходить будешь. А мне не привыкать вас, правителей, растить. Это мне лучше дается, чем беготня по лесам за псами бешеными.
Он снова хохотнул, а после приподнял за талию и пересадил меня на свои колени.
— Что-то ты притихла, Грета. Устала или обдумываешь мои слова?
Обняв его за шею, я всё не могла отвести взгляда от брата. Он моргнул, и его глаза снова стали прежними. Зелеными, как и у меня. И всё же... Видела я и раньше этот красный огонек. Да и... Руни всегда был не таким, как все. И дело даже не в немоте. Нет. Он казался смышленее и самостоятельнее сверстников. Взрослее, что ли? Серьезнее. Но в то же время был вспыльчивым и скорым на расправу с врагом. Не терпящим лжи и клеветы. Его раздражали женские ужимки. Кокетство. В его возрасте с девицами за реку бегают дружить, а он в лес за косулями и зайцами. Туда и обратно домой. Ни друзей, ни врагов в деревне не нажил.
— Вегарт? — прошептала, не способная принять услышанное. — Но он любит свою семью. Он предан нам. Не просто брат — лучший друг, заступник. Не зверь он. Не зверь, слышишь!
Мой дракон облизнул губу, явно подбирая слова. Над нашими головами, громко хлопая крыльями, пролетела группа драконов и направилась на соседний островок, на котором разгорались всё новые костры. Там среди деревьев блуждали тени воинов, готовящихся к битве. Но об этом я пока и думать не могла. Меня заботило другое.
— Ну, говори же! — я легонько стукнула мужа по груди, поторапливая.
—
Просто, Грета, ты так привыкла думать, что зверь — это тварь бешеная с красными глазами. — Вегарт накрыл мою ладонь своей. — Поэтому и не понимаешь, кто такой Руни. Вспомни, что говорит твой народ. Истинный волк тот, в ком зверь сильнее. Нет, это они вовсе не про одичалость толкуют. Всё просто исказили. Истину потеряли. А речь шла о таких, как Руни. Ни в одном племени перевертышей, будь то львы или барсы, снежные тигры или даже медведи, нет такого сильного расхождения душ. Обычно это человек, который полностью контролирует вторую ипостась. Не дает ей развиться в самостоятельную. И только в вас — в волках — вечная внутренняя борьба. И каждый второй — псина кровожадная. Человек, оскотинившийся и спихнувший все на зверя. Мол, не я убиваю и ворую, насилую и калечу. Это всё он... зверь мой. Руни же никогда до бешенства не скатиться, потому что человек в нем себя не уронит. Он не погонится за золотом, не продаст родных и друзей, потому что всё это пороки человека. Могу даже больше сказать. Он тот, кому я с уверенностью смогу доверить наших детей — он будет их защищать, пока жизнь в нем теплится. И не нужно, парень, скрывать свои глаза. Пусть боятся. И привыкают видеть в тебе кого-то большего, чем просто деревенского паренька. Тебе стыдиться нечего. И душа твоя светлая и добрая, пусть и волчья. Уж лучше зверь воспитает в себе человека, чем человек скатится до зверя.Вегарт договорил. Я же, наблюдая за братом, заметила, как он выпрямил спину и расправил плечи. Смущенно улыбнулся. И более ничего не изменилось в нем.
Как был моим младшим братишкой, на которого всегда можно положиться, так и остался.
«Я тебя, конечно, люблю, Руни, но если я ещё что-то о тебе узнаю не от тебя — отхожу скалкой. Понял?»
«Угу» — раздалось недовольное в ответ.
Глава 43
Ночь всегда тянется долго. Просто нескончаемо. Не то что день: оглянуться не успела, а уже сумерки опускаются. Природа затихает, и лишь ветер яростно завывает по кустам. Нет! Время до рассвета какое-то особенное, оно застывает в бездействии. Минута за минутой. Усыпляя и лишая оставшихся сил. Тело окутывает нега, и незаметно наползает дремота.
Слух ослабевает, и уже не важно, где вспорхнула птица, а где кто-то что-то шепчет.
Укутанная в куртку, я лежала в объятиях своего дракона и яростно раздирала слипающиеся веки. Костер весело трещал, слабо согревая. С воды тянуло холодом, напитывая тяжелый воздух влагой. Неприятный запах тины то усиливался, то ослабевал. Вдоль берега плескалась мелкая рыба, периодически выпрыгивающая на землю и ускользающая обратно в темную пучину.
В животе тихо урчало от голода. Но я молчала и не жаловалась.
Руни тихо дремал, как и прижавшийся к его боку Смеша. Мальчишка периодически вздрагивал и открывал глаза. Озирался и, убедившись, что драконы никуда не делись, снова засыпал.
А время всё тянулось.
Луна давно скрылась за деревьями, и как будто светлело.
Очередная рыбешка выпрыгнула на небольшой песчаный бережок. Моя волчица тихо заворчала. Я отчетливо уловила желание поймать её и, наконец, утолить этот ноющий голод. Наверное, я как-то выдала себя. Потому как Вегарт проследил за моим взглядом и тихо произнес.
— Сафим...
В это же мгновение сидящий напротив рыжеволосый дракон подорвался и направился к реке. Нет, рыбке уйти в воду не удалось. Через минуту она почищенная и выпотрошенная уже висела, нанизанная на тонкий прут над костром.
— Мы не брали провизию, — выдохнул мне в волосы муж. — Спешили. Те крохи еды, что были у воинов, отдали Смеше. Волчонок, когда волнуется, сильно хочет есть. Так что только рыба, Грета. А когда вернемся домой, я тебе сам завтрак приготовлю. Очень надеюсь, что уложимся до него.
Мужские губы коснулись моей макушки. Нежно и тепло.
Его слова немного взбодрили. А может, всё дело в тонком аромате, исходившем от рыбешки. Я снова притихла, прижимаясь к своему мужчине.
Тихо журчала речка, волнами набегая на песок. Нехотя просыпались птицы в высоких кронах деревьев. В камышах у соседнего островка подала голос утка. Глаза предательски слипались. Я начинала понимать, почему Вегарт ждал рассвет. Самое тяжелое время, когда сон одолевает даже стойких дозорных. Воины Бирна и понять ничего не успеют. А некоторые и не проснутся вовсе, особенно если накануне они пили медовуху. А они хлещут ее всегда.