Чужая здесь, не своя там. Дилогия

Я захлопнула тетрадь и прижала ее к груди. Как же мы были счастливы на том балу!

Ненавидеть себя за гадкие чувства буду потом. Сейчас лучше пойду еще поработаю, пока еще есть силы, или хотя бы порядок наведу.

Не успела.

Видение было обрывочным. Образы нечеткие, размытые, еле различимые. Вот только искаженное болью лицо Рини яркой вспышкой запечатлелось в моей памяти. До самой своей смерти не забуду.

Очнулась я ближе к вечеру. Отстраненно заметила, что это видение отняло практически все мои силы, оставив лишь крохи на самом донышке резерва.

До двери я добралась с трудом. Каким-то чудом мой хриплый окрик услышал кто-то из слуг.

– Астари, что случилось? – обеспокоенно спросила Сивина, когда убрала от моего носа нюхательную соль.

Меня перенесли в мою бывшую комнату.

– Ты должна сейчас же написать Рини, чтобы она перенесла отъезд от брата на день, – взволнованно попросила я.

– Мы уже послали за эдом Хилмом. Он скоро прибудет, – не слушая меня, сказала девушка.

– А еще лучше напиши самому Рону, чтобы он не отпускал сестру и брата до завтра. Или после завтра.

– Хорошо, я напишу, – согласилась Иви, хоть и смотрела на меня с недоумением.

Мой почтовик дома, а до него еще добраться надо. Я же сейчас даже руку с трудом поднимала, но от злости меня как будто подбросило.

– Это нужно сделать немедленно!

Иви наконец-то прониклась и побежала к себе.

Я упала на подушку. Глаза застилали слезы бессилия.

Потом прибыл целитель. Вливал в меня какую-то горькую жидкость, что-то говорил, а я не разбирала. Дальше – беспамятство.

***

Первым, что я увидела, был проклятый светло-персиковый балдахин над кроватью. Ничего, кроме глухой ненависти, он у меня уже не вызывал, а ведь раньше нравился.

Дом был погружен просто в оглушающую тишину. Да так, что казалось, как будто и воздух загустел и с трудом пробивался в легкие, а шаги вязли, словно в киселе.

Никого видно не было: пока я шла до комнаты Сивины, ни единой души не встретила. Иви на месте не оказалось. Где ее искать теперь? Разве что в саду.

– Астари! Немедленно вернись к себе! Тебе нельзя пока подниматься, – укоризненно обратился ко мне эд Хилм, когда встретил в коридоре.

Да еще и неодобрительно оглядел мое одеяние: поверх сорочки я накинула только халат.

– Ты же на грани выгорания была. Поэтому марш к себе! Живее, живее, – подтолкнул он меня в сторону комнаты.

А ведь целитель шел со стороны покоев наместника. Ловко выдернув локоть, я побежала в ту сторону. Даже слегка удивилась собственной прыти, ну и эда Хилма удивила.

эдель Фордис лежала на кровати. Бледная, под цвет наволочки. Я бы даже сказала, выцветшая.

Со стоном сползла по стене. Не успела, я не успела!

Безутешная мать меня услышала.

– Ты уже знаешь? – еле слышно произнесла она. – Моя девочка…

Она всхлипнула, но слез не было. эд Хилм уже напоил ее успокоительным.

Я пробормотала: “Мне очень жаль. Соболезную” – и убежала.

Видеть раздавленную горем мать мне было нелегко. Да и я тоже была прибита не только горем, но и чувством вины.

Рини и Рик возвращались домой по горной дороге. Случился камнепад. Погибла Рини, двое сопровождающих, а Рик и кучер выжили. Вот только мальчик теперь навсегда останется хромым, хотя целители сделали все, что могли. К сожалению, помощь прибыла слишком поздно.

А пока не привезли тело Рини, я практически не выходила из дома.

Неуемное чувство вины не покидало меня: если хотя бы на час раньше я добралась до Сивины, все сложилось бы иначе.

Разумеется, маме я тут же сообщила о случившемся. В ответ – пару слов о соболезнованиях, остальное – как, при каких обстоятельствах произошло видение.

” С этой девочкой ты была очень близка, а та вещь для нее была крайне важна. Возможно, поэтому ты и смогла увидеть то, что с ней произошло. Ты неосознанно очень хотела ее увидеть – и вот результат. По-видимому, такой способ предсказаний отнимает значительно больше сил. Будь осторожна!”

Да я бы лучше все свои силы отдала без остатка, сгорела бы дотла, лишь бы Рини жила!

Рун вернулся в тот же день, когда привезли и то, что осталось от его невесты.

Гроб не закрыли, а тело лишь накрыли белоснежной простыней, из-под которой выглядывало единственное, что осталось целым, – рука, на пальце которой все также сверкало фамильное кольцо Натсенов.

Так, стоя на коленях перед телом любимой, прижавшись губами к руке, Рун и провел весь оставшийся день. Никто их не беспокоил.

Лишь на следующий день я решилась зайти проститься с Рини до того, как состоится официальная церемония прощания.

Я также опустилась на колени перед подругой, прикоснулась губами к ледяной руке…

И говорила, говорила. Мне, оказывается, так много было, что ей сказать. Я захлебывалась слезами, но продолжала торопливо говорить, как будто не успевала. Впрочем, я и так опоздала.

Меня застал Рон. Он вежливо кашлянул, прерывая мою сбивчивую речь, которая не предназначалась для чужих ушей.

– Я предлагал маме накрыть Рини мороком, но она отказалась. Говорит, пусть будет, как есть. Смерть нет смысла приукрашивать.

Он передернул плечами и подошел ближе. Я уступила ему место около Рини, досадуя, что меня прервали.

Стоя у окна в коридоре, я ждала, когда же он уйдет. Хотелось продолжить прерванное. Надолго у сестры Ронольв задерживаться не стал.

– Нам нужно поговорить.

Я поежилась. Меня вообще последнее время практически всегда знобило. эд Хилм говорил, что это нормальная реакция организма. А когда-то рядом с Роном я только и могла, что гореть…

– Разве есть, о чем? За тебя уже все сказали.

Хотелось добавить: “Сказал твой отец и твои поступки, прежде всего.”

– Мне жаль, что все сложилось именно так.

А ведь и правда, жаль. И смотрит на меня своими кристально честными синими глазищами. Вот только я в них больше не вижу своего счастливого отражения. Сейчас эти приятные черты лица ни капли меня не притягивали.

Говорят, следы пороков проявляются и во внешности. Рон выглядел все так же. Только легкой дымкой, налетом печаль приглушила его яркость. Хотя мне и казалось, что налет этот несложно и смыть. Наверно, мое предвзятое отношение.