Чужая жена для главы мафии

— Верно, — кивает он.

— А мама?

— Мамы уже нет в живых.

— Прости… — бормочу сдавленно.

— Все нормально.

Долго молчать не выходит, потому что, пока есть возможность разузнать хоть что-то, я не могу этим не воспользоваться. Поэтому осторожно спрашиваю:

— Ты знаешь что-нибудь о семье Севера? Он ничего о себе не рассказывал никогда.

— Про личное в нашей среде никто особо не распространяется. Сама понимаешь, любое слово могут использовать против тебя. Знаю только, что Север сирота, всю жизнь провел в приюте. С самых низов, короче, поднялся. Так что если ты вдруг переживаешь, что свекрови не понравишься, то зря, — весело хмыкает Камиль.

— Ха-ха, смешно как, обхохочешься, — не разделив его веселости после черной шутки, кривлю губы. Складываю руки на груди и припечатываю обиженно: — Дурак.

Леднёв только еще громче хохочет и пожимает плечами.

— Не бери близко к сердцу, принцесска. Тут у каждого второго история жизни такая, что обнять и плакать. Всех не нажалеешься.

— Артур не все, — буркаю насупленно.

— Я и забыл, что он твой принц на белом коне, — продолжает отпускать язвительные шуточки Камиль, не прекращая посмеиваться.

Так бы и придушила голыми руками!

— Кстати, у него жена была, — очень удачно отвлекает меня от кровожадных мыслей Леднёв.

— Что? — встрепенувшись, оживляюсь я, — Север не говорил, что был женат.

— Я не знаю, гражданская или законная, так что тут уж извини. Главное, что кроме нее родных людей у Севера не было. Хотя считается ли жена родным человеком? Вы же вроде как не кровные родственники…

— Кровь тут роли не играет, — обрываю его размышления вслух и нетерпеливо дергаю за рукав рубашки, — Что с ней случилось? Они развелись? Она жива?

— Нет вроде бы. Уж извини, был занят другими делами: пытался выжить, — развернув ко мне на секунду лицо, Камиль кривит губы в невеселой улыбке.

Дорога кончается неожиданно быстро. Желудок скручивается в узел и возникает то самое отвратительное чувство, как при резком спуске, когда ты словно на секунду зависаешь в воздухе и знаешь, что тело вот-вот тряхнет с силой вниз. Леднёв паркует машину на уходящей в пролесок дороге, гасит фары, и тьма мгновенно поглощает все пространство вокруг. Почувствовав себя неуютно, ежусь и украдкой потираю руку, чтобы согнать волну колющих мурашек.

— Почему мы тут остановились?

— Дальше пешком. Не стоит подъезжать слишком близко, — поясняет спокойно Камиль, — и лучше не оставаться в машине. На нее вполне может наткнуться кто-то.

Перспектива остаться посреди пусть и небольшого, но густого лесного проселка, пусть и в закрытом автомобиле, но совершенно в одиночестве вызывает внутреннюю дрожь. Так что дважды меня упрашивать не приходится — едва Леднёв открывает дверь и выбирается из салона, как я делаю то же самое.

— Постарайся не хлопать дверями громко. Мы близко.

Почти беззвучно захлопываю за собой дверь и тут же теряюсь в густых сумерках. Без понятия, как в такой темени ориентируется Камиль, но он оказывается рядом через пару секунд, берет меня за руку, и мы начинаем медленно продвигаться куда-то вправо от машины.

Легче становится, когда мы все-таки выбираемся из леса. Здесь сумерки не такие густые, да и освещение отличное, хотя, как я понимаю, это нам совсем не на руку. Дальше приходится продвигаться через заросли ужасно колючего кустарника — он царапает руки, нещадно хлещет ветками по лицу и шее, даже лодыжку я умудряюсь располосовать. Но молчу. Боюсь, что от нас и так слишком много звуков. Хотя рядом, под обрывом, плещется вода, да и вообще со всех сторон слышен стрекот кузнечиков и пение ночных птиц. Если бы не это, наверное, нас бы точно обнаружили сразу.

Когда Камиль резко останавливается, я от неожиданности тыкаюсь ему в бок головой и еле успеваю поймать равновесие, чтобы не грохнуться.

— Осторожнее, — шипит Леднёв почти неслышно, успев поймать меня за рукав кардигана.

— Ну извини, мы карабкаемся тут в три погибели, здесь не видно ни черта в этих кустах, — шепчу возмущенно.

— Если нас засекут, нам крышка. Так что не жалуйся тут. Сама со мной решила поехать.

Хочется сказать ему парочку «ласковых» слов, но я только крепче сцепляю зубы.

— Ладно, — цежу в ответ. Понимаю же, что он прав.

Камиль разворачивается ко мне.

— Держи, — пихает он в руки пистолет, с которым шел все это время, и достает второй из-за пояса джинсов, — Умеешь хоть оружие держать нормально в руках?

— Умею, — огрызаюсь я.

Сталкиваюсь со скептичным взглядом, которым меня одаривает Леднёв, и сдаюсь:

— Ну ладно, не умею. Первый раз был сегодня на кухне.

— Вот же… — цыкает Леднев, — взял на свою голову. В машину же не вернешься? — обреченно спрашивает мужчина без особой надежды.

Ответа и не нужно — видя горящую в моих глазах решимость, он только тяжело вздыхает.

— Раньше надо было думать, когда охранникам ноги простреливал, — отрезаю я, наставляя на Камиля дуло пистолета, — и не вздумай даже пытаться меня назад отправить!

— Ладно, ладно, не ругайся, — поднимает он руки вверх и, отвернувшись, бурчит под нос, — И как только тебя Север терпит…

— Эй! — возмущаюсь, — Я все слышу вообще-то.

— Так, ладно. На пистолете взведен курок, так что следи, блин, за пальцами. Нажмешь на спусковой крючок — и кранты нам, принцесска. Там сейчас народа тьма тьмущая и все дяди нервные. Пальба начнется такая, что вряд ли кто-то живым уйдет.

— Да поняла я все, поняла, — бурчу, — Я осторожно буду.

— И не высовывайся. Твое дело спрятаться где-нибудь и сигнала ждать. Смотри, главное, себя не пристрели, а то Север потом с меня башку снимет, — кивает Леднёв в сторону пистолета в моей руке.

— Я тебя сейчас пристрелю! — шиплю я в ответ на издевательский смешок, и хмурюсь, — Подожди, ты сказал ждать сигнала? Сигнала для чего?

— А, черт! Забыл сказать главное, — Камиль быстро шарит по карманам и достает какой-то предмет. Его он вкладывает в мою свободную руку очень бережно.

— Осторожно! — пресекает он резко мои попытки пощупать предмет и осмотреть его нормально. Голо Леднёва, несмотря на шепот, кажется чересчур серьезным, — Здесь все заминировано. Так что когда я дам тебе знак, жми на кнопку, Алина, и постарайся убраться подальше.

— Что?! — восклицаю я, от шока потеряв бдительность.

Камиль бросается ко мне молнией и тут же зажимает рот ладонью. Мы замираем в таком положении — я, перепуганная настолько, что едва дышу, и он, быстро оглядывающийся вокруг. Лишь спустя полминуты прислушивания к происходящему он наконец отпускает меня и без единой тени, указывающей на то, что его слова могут быть шуткой, говорит: