Чужие степи 7

Где по памяти, где по карте, маршрут я строил не по прямой, а по ориентирам. Когда идёшь без «костылей» типа навигатора, самая большая сложность в том чтобы удержать направление. Тем более в степи. Допустим, ботинки разные, подошва левого изношена больше чем правого, и вот уже одна нога шагает чуть дальше, всего на пару миллиметров, а в результате уже через час ты сильно отклоняешься. Потом ещё немного, ещё капельку, и как итог вместо цели оказываешься вообще непонятно где.

Так что над картой я посидел основательно, и оставил её в покое лишь убедившись что лучше построить маршрут уже не смогу. Оставалось придумать какую-то тележку, наловить и навялить рыбы, да отмыть бидон.

Вроде немного, но на всё про всё у меня ушло целых два дня. С рыбой долго ковырялся, еще дольше «изобретал» тележку. Никаких колёс кроме как шасси самолета, в лагере не было, поэтому получилось у меня не то что хотел, а нечто похожее на волокуши. Думал шляпа, но попробовал с грузом, — однозначно легче чем на себе тащить. К воде добавил кое-какие тряпки, положил рыбу, и чуток посомневавшись, забрал ещё и инструмент.

Глава 14

Вышел на следующий день с рассветом, и уже к обеду отпахал порядка двадцати километров. Поначалу шёл бодро, особенно в самом начале, но когда солнце поднялось в зенит, бодрость куда-то подевалась. Сильно хотелось пить, но приходилось терпеть, ибо пять литров в бидоне, и завернутую в целлофан мокрую тряпку нужно было растянуть на двести километров. Туда сто, и обратно столько же. То есть, учитывая что придется останавливаться на отдых, каждые двадцать километров я мог выпить не больше стакана.

Кто ходил по степи, тот знает насколько это «увлекательное» занятие; шаг за шагом, метр за метром. Без конца и края. А ведь я ещё и считал. Четыре шага — два метра. Две тысячи шагов — километр и маленький глоточек воды. Двадцать километров — сорок тысяч шагов, и двадцать глотков воды. По-хорошему, найти бы укрытие, переждать жару и по холодку продолжить, только спрятаться негде, кроме редких сурчинных нор тут вообще ничего нет. Наверное можно было бы соорудить тент и поваляться в теньке, но сухой обжигающий ветер сделает это занятие бессмысленным. Да и не из чего мне тент делать.

Девяносто шесть, девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять, сто. Загибаю ещё один палец, и начинаю отчёт заново. Десять пальцев, тысяча шагов или пятьсот метров.

Жара просто убивает, но несмотря на все сложности я методично переставляю ноги. Время три, и за плечами ещё десять километров. Идти становится всё тяжелее, но пока справляюсь, тем более с каждым шагом и я ближе к цели, и солнце к горизонту. Есть совсем не хочется, только пить. Экономлю как могу, но рука сама тянется к бидону.

В пять решаю немного отдохнуть, всё-таки на ногах уже двенадцать часов, да и солнце потихоньку «сдувается». Тележку-волокуши ставлю так чтобы было немного тени, выпиваю двойную дозу почти горячей воды, и ложусь головой в тенёк.

Полежу часок, и дальше двинусь, но заснув, просыпаюсь уже на закате. Затылок болит, хочется пить, и немного есть.

Воду экономлю, пью мелкими глоточками, стараюсь не частить, но всё равно опять уходит больше нормы. Если так дальше пойдет, на обратную дорогу не хватит. Хорошо если планер в порядке, а если нет, даже не знаю как быть.

Рыбу жую на ходу, идти гораздо легче, солнце почти село и поднялся ветер. Не скажу что холодный, но освежает.

Темнеет, появляются звезды. Луна совсем молодая, но свет мне не нужен, способность видеть в ночи так никуда и не делась. К двум часам фиксирую сорок километров, и если не снижать темп, к утру будет полста. Иду ориентируясь на полярную звезду, старательно отсчитывая километры. Если не собьюсь, где-то на семидесяти должны начаться горы, а там и до цели недалеко. Пить ночью почти не хочется, бидон не трогаю, изредка промакиваю тряпкой губы, этого хватает.

Появляется солнце, непривычно быстро лезет наверх, но набегают облака и ночной комфорт сохраняется почти до обеда. Пью так же мало, а за спиной уже семьдесят километров. Вскоре начинаются горы. Сначала пологие, скорее неровности рельефа, но чем дальше иду, тем они становятся выше. Идти интереснее, пока внизу, хочется подняться наверх, а оттуда быстрее спуститься чтобы поднялся на следующую гору. Есть не хочется, пить почти тоже, не прикасаясь к бидону обхожусь тряпкой. Способ известный и вполне рабочий. А главное емкость не нужна, даешь тряпке впитать в себя воду, и заворачиваешь в несколько слоёв целлофана. Держит, проверено.

Горы всё выше, цель всё ближе. Спускаюсь, поднимаюсь, спускаюсь, поднимаюсь. А когда неожиданно появляется жирная туша авианосца, долго не верю, и на всякий случай протираю глаза.

Но нет, не исчез. Настоящий. Получается либо я шел быстрее чем считал, либо расстояние оказалось меньше. Как бы там ни было, а воды у меня осталось почти три литра.

От радости шаг ускорил, но хоть и казался авианосец близко, только прежде чем подошел вплотную, прошёл ещё час. А солнце тем временем уже почти на горизонте.

Вот тут костёр жгли, а тут я сидел, даже трава примятая осталась. В степи летом следы остаются долго, выгорает всё, не растет практически.

Поставил тележку к борту, и задрав голову, поискал место где можно подняться. Веревку с кошкой принес с собой, поэтому проблем с подъемом не предвиделось.

— Хенде хох! — неожиданно рявкнуло откуда-то сзади.

— Андрюха? Живой?

Глазам своим не веря, воскликнул я.

Обросший, загорелый как негр, за моей спиной действительно стоял Андрей.

— А что, не похоже? — довольно хохотнул он, поправляя замызганную кепку.

— Но как?

И он рассказал.

Отсидевшись в каком-то дальнем углу, Андрей дождался когда кочевники уйдут, и вылез наружу. Первым делом проверил планер, но его основательно раскурочили; мотор, сам каркас, бак — всё это было разбито и разломано.

Решил возвращаться пешком, но сбился с пути, и поплутав, кое-как вернулся обратно, разумно рассудив что если я жив, то обязательно буду его искать. С водой повезло, её достаточное количество обнаружилось в одной из ниш под разбитой палубой. Вся вода что падала с неба и попадала на корабль, стекала в эту нишу и просто не успевала испаряться. С едой было гораздо хуже, но с голоду он не умер. Бродил по округе, стрелял сурков и тушканчиков, потом нашёл патроны на винтовку, перешел на птицу, в общем не голодал, потихоньку продолжая обследовать бездонные трюмы авианосца.

— Я ведь как думал, — говорил Андрей. — ты выкрутишься, вернёшься в лагерь, а потом за мной поход организуешь!

Такая вера в меня, в моё везение, удивляла, тем более что я сам не особо рассчитывал на освобождение, во всяком случае скорое.

Но вернёмся к рассказу Андрея.

Обследуя отсек за отсеком, поначалу он находил в основном всякую «шляпу». Какие-то пустые бочки, такие же ящики, иногда оружие без патронов, посуду, личные вещи. Но удача любит упорных, и в итоге он всё же набрёл на оказавшийся нетронутым отсек. Две истлевшие мумии возле покуроченной взрывом стены, и остатки винтовочных патронов в прогнившем ящике. Находка со всех сторон замечательная, тем более что после неё Андрей и смог разнообразить свой рацион, добавив в него птицу.