Чужое лицо
Шрифт:
– Ах ты господи, - сказала она с приятным акцентом южанки (Луизиана, подумал Бьюкенен), - я не думала, что вы явитесь так скоро.
– В трогательном смущении она прикоснулась к щеке и оставила на веснушках белый мучной отпечаток.
– В доме ужасный беспорядок. У меня не было времени, чтобы...
– С домом все нормально, Синди. Правда, - успокоил ее Дойл.
– Движение оказалось не таким безобразным, как я думал. Вот почему мы так рано. Извини.
Синди тихо засмеялась.
– Можно ведь на это посмотреть и с другой стороны. Теперь мне не надо с ног сбиваться, чтобы сделать
Ее улыбка была заразительна, и Бьюкенен улыбнулся в ответ.
Дойл повел рукой в его сторону.
– Синди, это и есть тот приятель, о котором я тебе говорил. Вик Грант. Мы с ним вместе служили. Последние три месяца он работает у меня.
– Рада с вами познакомиться.
– Синди протянула руку. Потом вспомнила, что она испачкана мукой, покраснела и хотела было ее отдернуть.
– Нет-нет, все в порядке, - запротестовал Бьюкенен.
– Мне нравится чувствовать муку на ладони.
– И пожал ей руку.
– Классный парень, - сказала она мужу.
– Так ведь у меня все приятели классные.
– Ну да, рассказывай сказки!
– Она внимательно осмотрела Бьюкенена и показала на его забинтованную голову.
– У меня найдется еще одна черно-красная косынка, которая будет определенно лучше смотреться, чем это.
Бьюкенен улыбнулся.
– Какое-то время мне велено не снимать повязку. Хотя толку от нее маловато. Это не то что гипс, например. Просто памятка мне, чтобы я поосторожнее обращался с головой.
– Джек говорил, черепная травма. Бьюкенен кивнул. Голова у него все еще болела. Он ждал, что она спросит, как он получил травму. Это был бы естественный и логичный вопрос, и он готовился повторить свою выдумку насчет падения с яхты, но она удивила его, внезапно сменив тему разговора. Показывая на лежащее на кухонном столе тесто, она пояснила:
– Вот, испеку для вас лимонный пирог. Надеюсь, вам понравится.
Не показывая своего удивления, он ответил:
– Мне не часто удается попробовать домашнего пирога. Я уверен, что любое приготовленное вами блюдо будет великолепным.
– Джек, мне этот парень нравится все больше и больше.
– Пойдемте, я покажу вам комнату для гостей.
– Если что-нибудь будет нужно, просто скажите, - добавила Синди.
– Ну, я готов держать пари, что все будет замечательно, - воскликнул Бьюкенен.
– Я правда очень вам благодарен за то, что вы берете меня к себе пожить. Семьи у меня нет, а доктор подумал, что будет лучше, если...
– Тес, - сказала Синди.
– На ближайшие несколько дней ваша семья - это мы.
Когда Дойл повел Бьюкенена из кухни к залитому солнцем коридору, Бьюкенен оглянулся на Синди, все еще недоумевая, почему она не задала само собой напрашивавшегося вопроса о происхождении раны на голове.
Она тем временем уже отвернулась от него и продолжала месить тесто на кухонном столе. Бьюкенен заметил, что мучные отпечатки были и на бедрах ее аккуратных джинсов. Потом он заметил еще кое-что. Короткоствольный револьвер 38-го калибра на кронштейне под настенным телефоном рядом с сетчатой дверью. Бьюкенен знал, что Дойл никогда бы не выбрал оружие такого типа для себя. Дойл посчитал бы его игрушкой и предпочел бы полуавтоматический 9-миллиметровый
или 45-го калибра. Нет, этот короткоствольный револьвер был для Синди, и Бьюкенен готов был побиться об заклад, что она знает, как им пользоваться.Может, револьвер был здесь в качестве меры предосторожности от грабителей?
– подумал Бьюкенен. Или принадлежность к "тюленям" сделала Дойла чересчур чувствительным к вопросам безопасности и в гражданской жизни? Идя за хозяином дома по коридору, он вспомнил замечание Дойла о том, что тот иногда оказывает услуги людям, на которых раньше работал, и тут же решил, что этот револьвер не единственное имеющееся в доме оружие и что Дойл держит его здесь для того, чтобы Синди могла защитить себя от возможных последствий некоторых из этих услуг.
– Вот ваша комната.
– Дойл ввел Бьюкенена в милую уютную спаленку с кружевными занавесками, старинным креслом-качалкой и восточным ковром на полу.
– Ванная комната вон там. Она в вашем полном распоряжении. У нас своя. Но ванны нет. Только душ.
– Это не проблема, - сказал Бьюкенен.
– Я больше люблю душ.
Дойл поставил чемодан Бьюкенена на полированную скамью в ногах кровати.
– Ну, пока вроде бы все. Распакуйте вещи. Поспите. Вон на той полке довольно много книг. Или смотрите телевизор.
– Он показал на небольшой телевизор, стоявший на комоде в углу.
– Будьте как дома. Я приду за вами, когда ленч будет готов.
– Спасибо.
Но Дойл не уходил. Вид у него был озабоченный.
– Что-нибудь не так?
– спросил Бьюкенен.
– Я не знаю ваших подлинных анкетных данных, да и знать их мне не положено, но я вычислил, что, если судить по людям, просившим о крыше для вас, мы с вами, должно быть, что-то вроде братьев по оружию. Я ценю вашу благодарность, но вам нет необходимости благодарить меня.
– Я понимаю.
Дойл помолчал.
– Я делал все по правилам. Я не задавал вам никаких вопросов. Думаю, мне сказали все, что необходимо знать. Но есть еще одно. То, что случилось, и почему вы здесь... Если можно... Это может представлять какую-нибудь опасность для Синди?
Бьюкенену этот человек вдруг показался страшно симпатичным.
– Нет. Насколько я знаю, для Синди это не представляет никакой опасности.
Желваки на щеках у Дойла разгладились.
– Это хорошо. Ей ничего не известно о тех услугах, которые я оказываю. Пока я оставался "тюленем", она не знала, куда меня посылали и надолго ли. Никогда ни о чем не спрашивала. Все принимала на веру. Ни разу даже не спросила, зачем мне нужно, чтобы она научилась стрелять, или зачем у нас в доме тут и там рассованы пистолеты.
– Как тот, под телефоном на стене в кухне?
– спросил Бьюкенен.
– Да. Я видел, что вы заметили его. И такие, как этот.
– Дойл приподнял покрывало на кровати и показал Бьюкенену 9-миллиметровый кольт в кобуре, закрепленной сбоку на каркасе.
– На всякий случай. Вам надо знать об этом. Мне все равно, что будет со мной, но Синди... Ну, она чертовски славная женщина. Я не заслужил ее. А она не заслуживает того, чтобы я принес в дом беду.
– Ей ничто не угрожает, Джек.