Чужое небо

Их планы на день, изначально подразумевающие расставание утром, пересеклись лишь вечером, в лабораторном секторе, где Барнс пропадал все то время, пока ему был заказан путь в спортзал.

– Это же огромный, необъятный массив информации! – не выдержал, в конце концов, Баки, отчаявшийся постичь хоть какой-то смысл, на котором зиждилась несгибаемая вера остальных в успех. – Никто в здравом уме не выдержит смотреть на это сутками напролет. Месяцами, чего уж там.

– Это и не понадобится, - вмешался суетливый техник, отдать ему должное, быстро привыкший к своеобразной манере общения своего размороженного подопечного. – Не в полной мере, конечно, но все же мы научились контролировать проекцию. Ваш мозг во время процедуры будет способен воспринимать информацию извне. Ключевые слова, даты… Мы сориентируем вас, направим туда, куда будет необходимо.

– Процесс можно прервать? – Баки посмотрел на парня – чертового гения, который, кажется, знал о процедуре и о принципах работы его мозга все и даже много больше, чем Баки бы хотелось. – Скажем, разбить на несколько отдельных сеансов?

Еще одно зачетное очко в пользу техника: свои знания он никогда не применял пациенту во вред, и это было ново. А еще, в те редкие моменты, когда Баки что-то спрашивал, ему почти никогда не приходилось долго мучиться с формулировками – парень умел снимать мысли у него буквально с языка. Это умение Баки тоже ценил.

– Прервать можно, лишь начав все заново.

– Вот тебе и ответ, - Баки одновременно кивнул и бросил прямой взгляд через весь зал. – Мало того, что эту адскую машину никто не контролирует, - не дожидаясь шквала возражений, он поднял вверх бионический кулак, красноречивым жестом отделив бликующий в свете голограмм указательный палец. – Под адской машиной я имел в виду программу в своей голове, - бросил он технику, даже взглянув при этом в его сторону. – И ее уж точно никто даже близко не контролирует. Это первое. А второе: мы ограничены во времени. Как это теперь обзывается? – Баки поискал в голове нужное слово и выдал с некоторым сомнением. – Хронометраж? Так вот мы в него не укладываемся. Потому что никто не станет безвылазно сидеть и часами наблюдать за тем, как меня колотит в истерике, или как я сутками напролет читаю книги, или… или… - Баки послал ей растерянный, извиняющийся взгляд, но внезапно осознав, что каждый здесь в курсе намного больших подробностей, выдал без стеснений и стыда, - как мы с тобой… вместе! Даже с наводкой понадобится время, за которое на экране скачками пролетит туча эмоционального мусора, в котором найти нужное станет невозможно. И никто не предскажет, в какой момент я застряну в том или ином событии.

Она молчала, давая ему возможность сполна выговориться, и Баки знал ее слишком хорошо, чтобы в таком поведении нутром чуять подвох.

Все еще молча она подошла к управляющей консоли и ловким движение обеих рук, словно крупье у покерного стола, раскидала по экранам видеоряды. В две отдельные стопки, внахлест друг на друга, совсем как те самые карты.

– Это твои, - она повела ладонью влево, шевеля левую полупрозрачную «раскладку». – А это мои, - от движения другой ее ладони замерцала правая «раскладка». – Сопоставь даты.

Баки застыл неподвижно, пораженный внезапным открытием, в то время как она продолжила спокойно и размерено объяснять:

– Определяющие твою невиновность события, вне зависимости от того, кто носитель воспоминаний, происходили в одно и то же время. Просто ты помнишь одну часть, которую не могла знать я, а я другую, к которой ты не имел доступа. Со слов адвокатов, зачастую наши воспоминания взаимно дополняют друг друга, образуя единое, логически целостное, - она резко развернулась на девяносто градусов, лицом к молчаливо наблюдающему происходящее технику. – Мне сказали, нас содержали раздельно, на разных уровнях, чтобы обеспечить пространственное удаление криокапсул и исключить неизбежно возникающие при сближении помехи.

Техник закивал, подтверждая.

– Нам даже пришлось, в конечном итоге, экранировать залы, в которых вас содержали, потому что в некоторые моменты, когда наблюдалась повышенная мозговая активность, вы каким-то образом влияли друг на друга. Проекторы сбоили, выдавая мешанину, еще более неразборчивую, чем обычно.

– Значит ли это, что нас можно синхронизировать?

Баки смутно понимал, о чем шла речь, но даже то немногое, что он понимал, ему категорически не нравилось.

– Теоретически. Вероятно, но… Подождите! – судя по враз ставшему ошеломленным лицу, техник в очередной раз продемонстрировал сверхспособность и поймал волну мыслей Баки. Также как и Баки, эта волна ему очень и очень не понравилась. – Даже если это возможно, у нас совершенно нет времени тестировать новую виртуальную среду.

– Вы сказали, нам обоим не хватает стабильности: мы отвлекаемся на эмоционально сильные события и застреваем в них. Если нас будет двое, управляющих одним потоком воспоминаний, концентрироваться станет проще. Мы сможем направлять друг друга, не позволяя уйти слишком далеко.

– Вероятно, - техник согласно, с каким-то нездоровым странным азартом кивнул, и Баки резко почувствовал себя преданным. – Возможно, это помогло бы решить некоторые проблемы, в том числе снизить риск того, что вы, мистер Барнс, слишком надолго задержитесь на моменте… кодирования и проснетесь… эм… не совсем тем, кем хотели бы.

– Возможный риск? – она перешла на короткие уточняющие вопросы, и в голубых глазах Баки уловил холодный профессиональный расчет.

– Кроме того, что вы оба… эм… ну как бы… будете в головах друг у друга?

Отрывистый кивок принятия к сведению с молчаливой просьбой продолжить список.

– Обменяетесь воспоминаниями? – техник мялся, явно чувствуя себя лишним в резко накалившейся обстановке. – Узнаете или даже ощутите то, чего узнавать и ощущать не хотели бы? Не знаю… Одними предположениями здесь сложно апеллировать.

– Угроза жизни?

– Тот список действующих веществ для препарата седации и их… дозировка. Не зная вас, я бы сказал, что они первая и единственная угроза вашим жизням.

– Не расшатав предварительно сознание, из нас и секунды воспоминаний вытянуть не получится, а «Валиум» в случае с нами не помощник. Все же, вернемся к синхронизации. Она может стать угрозой?

– Для жизни вряд ли. Все-таки процесс будет строго контролируем, как с технической, так и с медицинской сторон. Если что-то пойдет не так, мы прервем…

– Я скажу всего одно слово, - Баки напомнил о своем присутствии хриплым басом. – Нет!

Разругаться в пух и прах, разгромить спортзал, чтобы, в конце концов, разойтись, так и не придя к согласию - не лучшее подспорье к предстоящему дню. Судному в буквальном смысле.

Баки в тугой жгут искрутил под собой насквозь вымокшую простынь. Безжалостно душимый тропической жарой, против которой бессильны оказались даже высокие технологии, все еще клокочущий от злости и урагана бушующих внутри эмоций, он даже не стремился их идентифицировать, боясь в них захлебнуться с головой.

Его злил… Нет, даже не так. Его ввергал в слепую ярость тот факт, что вокруг него все вились, что все вокруг внезапно оказались такими добрыми и готовыми идти на умопомрачительные жертвы. Было бы ради кого…

Не окажись у Баки лицо перекошено бессильной озлобленностью и болью, он бы даже посмеялся.

Он не просил этого, черт бы их всех побрал! Он не заслужил этого! Он не помнил, каково это! А вспоминать не хотел, потому что все это приходящее, и когда оно неизбежно уйдет, станет мучительно больно и пусто от зияющей внутри дыры, какая у него разверзлась после падения. Он умирал в том заснеженном ущелье, изломанный, в одиночестве, но не терял надежды. Он ждал, и дыра в груди неотвратимо разрасталась, потому что ожидание никак не окупалось. Он ждал до последнего. До самого конца.