Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

В прихожей собралось несколько гостей. Они стреляли из духового ружья по свечке, которая горела на табуретке, поставленной перед дверью в туалет. Несколько свинцовых пулек застряли в лакированной обшивке двери, а окошечко треснуло и покрылось тонкой матовой паутинкой в тех местах, куда попали пульки. Из-за двери слышалось хныканье женщины, просившей выпустить ее, что ужасно смешило стрелков.

Фред и художник сидели на софе, между ними — красивая девушка. Положив голову ей на плечо, Фред гладил ее, а художник плакал и твердил, что предал искусство, предал самого себя. При этом он театрально всплескивал руками.

Когда мы проходили

мимо, девушка кивнула нам. Даже наверху, у дверей нашей комнаты, все еще слышались всхлипы художника, причитавшего, что он предатель.

Проснулись мы только к полудню. В доме было тихо. Солнце стояло высоко в ясной холодной синеве. Ветер успокоился. С улицы доносились детские голоса. Генри предложил искупаться. Я надела ночную рубашку и пошла вниз за махровыми халатами.

Мария сидела на кухне и читала. У плиты орудовала красивая девушка, которую я видела среди гостей. Ей вчера постелили на софе. Мария дала мне халаты и показала кратчайший путь к морю.

На пляже было полно народу. Пришлось пройти довольно далеко, чтобы найти место посвободнее. Вода была ледяной. Хотя мы плыли быстро, у нас перехватывало дыхание. Холод обжигал тело. Генри повернул было назад, но я упросила его, чтобы он поплавал со мной еще. Он подплыл ко мне и оплел мои ноги своими. Мы поцеловались, хлебнув при этом воды. Я в шутку притопила Генри, а потом поплыла от него прочь. Он с трудом успевал за мной. На берегу мы растерли друг друга, попрыгали, чтобы из ушей вылилась вода. Потом завернулись в халаты и побежали домой.

Нам приготовили кофе и сварили яйца, и мы прямо в халатах сели завтракать. Девушка сказала, что собирается провести на море все лето. Жилья у нее нет, но до сих пор удавалось где-то пристроиться. Она спросила, нельзя ли ей пожить пару дней у меня. Я ответила, что у меня слишком маленькая комната. Мне было жаль отказывать, но девушка только рассмеялась и сказала, чтобы я не расстраивалась.

Я спросила Генри, не кажется ли ему, что она очень красива. Он кивнул, буркнул «да» и покраснел. Девушка опять рассмеялась, а Генри нахмурился. Он сказал, что я тоже красива и Мария очень красивая женщина. Мария взглянула на меня. Я поняла, что она подумала. Хотя я ничего не рассказывала Генри о нашем разговоре, мне были неприятны ее подозрения. Хотелось их рассеять, но как? Я промолчала.

Без всякой связи мне в голову пришли стихи какого-то школьника. Несколько лет тому назад я прочитала их или услышала по радио, а теперь они почему-то вспомнились:

Когда от нас требуется

великодушие — мы способны

лишь энергично и вдохновенно

размешивать ложечкой кофе.

Примерно так. Казалось, я забыла его стихи, но некоторые строчки в памяти сохранились. Я даже не вполне понимаю, что эти слова для меня означают. Великодушия от меня не требуется. Все это мечты, мой маленький поэт, школьные мечты. Надежды и заблуждения девчушки с косичками. Остаются лишь некоторые привычки, смутные желания, легкая и затяжная головная боль, а изредка вот такие недоразумения, которые невозможно выяснить. Почему бы и мне не помешать в чашке кофе, почти вдохновенно?

Нарушая общее молчание, девушка сказала:

— Ну вот, тихий ангел пролетел!

Она опять засмеялась.

Вскоре мы распрощались. Я поцеловала Марию в щеку, которую она равнодушно подставила, Фред еще не проснулся, и я попросила передать ему привет. Мария кивнула, но мне показалось, что она меня вовсе не слушает. Я уже села в машину,

когда девушка, которую звали Хелла, крикнула мне из окна, чтобы я подождала. Она выбежала из дома и протянула большое яблоко, белый налив. Запыхавшись, она сказала:

— Очень хотелось подарить тебе что-нибудь. Только ничего другого у меня нет.

Ее рука лежала на дверце машины. Я глядела на Хеллу против солнца, и лицо ее казалось неправдоподобно ясным. Я дотронулась до ее руки.

— Спасибо и всего хорошего! — сказала я.

Она снова рассмеялась, а я быстро надела темные очки.

Генри поехал в своей машине за мной. Поначалу я остановилась в деревне, но потом проехала дальше по берегу. Мы легли на траву. К обеду открыли консервы, которые захватил с собой Генри, и, очистив застывший жир, съели холодный суп и мясные фрикадельки.

Сигареты кончились, но ехать за ними в деревню не хотелось. Нас разморило, и мы заснули на теплой, жесткой траве. Через какое-то время нас разбудили деревенские дети. Потом пошел дождь, и мы с Генри сели в его машину. Мир утонул за стеклами, о которые разбивались дождевые капли. Мы сидели в машине, отгороженные от него струями воды. Двое уцелевших на дне моря. Музыки из транзистора почти не было слышно. Последние сигналы далекой и, может быть, уже затопленной цивилизации.

Дождь прекратился, но солнце осталось за тучами. Похолодало. К вечеру поднялся ветер, и вода в заливе почернела. Влажная земля липла к подошвам, а с листьев продолжало капать.

Я торопила Генри, чтобы он возвращался в Берлин. Когда мы прощались, я попросила больше не появляться без предупреждения, ни здесь, ни дома. Он кивнул:

— Ладно. А разве было плохо?

— Нет. Хорошо. Только не надо неожиданностей. Не хочу, чтобы меня заставали врасплох, даже ты.

Мы поцеловались, и он уехал. Я смотрела ему вслед, пока были видны огонька задних подфарников, потом села в свою машину и вернулась в деревню.

Гертруда и Йохен спросили, встретились ли мы с Генри. Я поблагодарила их и занялась ужином, потом смотрела с ними телевизор. Йохен предложил мне пива, и я выкурила сигарету, первую за несколько часов. Я почувствовала одновременно усталость и облегчение.

7

После отпуска в поликлинике начались неприятности. Я даже написала заявление об уходе, но после разговора с шефом забрала его обратно.

Замещавший меня коллега переполошил моих пациентов. Одним он посоветовал сменить лечащего врача, другим — высказал сомнение в моих диагнозах. Мои назначения он отменил или переиначил. Конечно, все это делалось тонко, намеками, но я сразу почувствовала недоверие больных. Кроме того, Карла доложила мне обо всем в первый же день. Она изображала огорчение, но я видела, что ее эта история забавляет. Я прекрасно знаю мою Карлу.

Позвонив замещавшему меня врачу, я высказала ему все, что думаю о его методах работы. Он отвечал нагло, и я бросила трубку. Поначалу я собиралась потребовать дисциплинарного взыскания, но потом раздумала. Начались бы кривотолки, так как конфликтная комиссия сочла бы его и мои лечебные предписания в равной мере допустимыми. Нам обоим вынесли бы предупреждение и посоветовали доброжелательно относиться друг к другу. Вот я и написала заявление об уходе.

Собственно, уходить я не собиралась, просто хотела выразить таким образом свой протест. Шеф позвонил мне и спросил, свободна ли я вечером в четверг. Он пригласил меня к себе домой.

Поделиться с друзьями: