Чужой портрет

— Ну вот у этого человека и спрашивайте, я тут причем? — равнодушно говорит Ланка, — я не знаю, кого там перехватил ваш человек, я совершенно спокойно отработала… Правда, свет пару раз гас по всему этажу… Не очень удобно было работать… Но это уже вопросы не ко мне…

— То есть, вы никого не видели больше? — спрашивает Каз, — и с моим человеком, отправленным специально, чтоб привезти уборщицу в клуб к Тагиру Хасановичу, не встречались?

— Нет.

— Вы уверены? Светлана, если я выясню, что вы обманывали…

Ох… Я нахожу в себе силы, наконец, чтоб подняться и даже сделать несколько шагов в сторону двери.

Надо признаться.

Надо самой.

Хватит уже за спиной сестры сидеть! Ей и без того достается!

Цепляю чашку, она летит со стола и разбивается.

Звон в тишине квартиры звучит настолько остро, словно чашка эта, упав, меня напополам разрезает!

Замираю, в ужасе закрывая рот ладонью.

— Ну вот, вы разбудили сына, — с досадой говорит Ланка, — прошу вас уйти!

— Ладно… Но я предупреждаю вас, Светлана…

— Ох, да увольняйте, бога ради! — отвечает сестра, и я тут же, придя в себя, бросаюсь к двери, — только уйдите сейчас!

Нет! Нет-нет-нет!

Я бегу по коридору, стремясь успеть, показаться на глаза Казу, хоть как-то защитить Ланку, совершенно не думая ни о чем в этот момент, в голове каша из отрывочных образов и желаний: страх, жуткий такой, от которого сердце замирает, и готовность закрыть сестру собой, и что-то еще, глубинное, странное…

Но хлопает дверь, и я попадаю в объятия Ланки.

Она обнимает меня, прижимает к себе, гладит по голове, словно маленькую.

— Ну чего ты? Куда понеслась, глупая? Ну все, все… Успокаивайся… Плачет она… Нашла, из-за чего…

Только теперь понимаю, что щеки мокрые совершенно. Оказывается, я все это время беззвучно плакала.

— Лана… Лана… Как же ты теперь? Это я виновата… Я догоню его, скажу… Я одна виновата…

— Господи, дурочка ты такая, — смеется тихо сестра, продолжая обнимать меня и тихонько сдвигая обратно в сторону кухни, подальше от комнаты, где спит Вальчик, — чего ты так испугалась-то? Каза? Ничего он мне не сделает… Ну, уволит… Что я, работу уборщицы не найду в городе, что ли? Смешно же…

— Ты сама говорила… И вообще, он же сказал, что, если узнает, что соврала… — всхлипываю я, но уже спокойней, словно ласковые руки сестры забрали часть моего дикого, неконтролируемого страха.

— Ой… Ну мало ли, что я говорила? — отмахивается Ланка с деланным равнодушием, — конечно, платят тут хорошо… Но ничего, найду еще… И к тому же, меня еще никто не уволил, потому рано расстраиваться… Идем, чаю попьешь, у меня где-то настоечка была. От нервов. Если Серый не выпил, конечно… Пойдем, дюзнем по сто грамм. А то я что-то немного напряглась…

Мы идем по коридору в сторону кухни, я сажусь, наблюдаю, как Ланка, печально вздохнув, отставляет недоваренную кашу с плиты, лезет в шкафчик, достает небольшую темную бутылочку…

И , глядя на такие спокойные, размеренные действия сестры, постепенно полностью успокаиваюсь, прихожу в себя. И недавнее мое состояние кажется помешательством.

Глупость такая, надо же! И чего испугалась, в самом деле?

Ну что он сделает?

Ничего!

Потому что мы ничего и не сделали. Ну, практически. Если уж прямо сильно прижмут, то я сама признаюсь, вот и все.

В конце концов, я ничего не украла, никого не убила… А то, что вышла за сестру работать, прикинувшись ею… Ну, это, конечно, не особенно хорошо, но не смертельно.

Как и мой побег от Каза.

Тоже не смертелен.

Это просто мое внутреннее, то, что наложилось в моменте. И то, что разрослось, пробудилось из-за странной и пугающей похожести Каза на Алекса, моего самого страшного кошмара…

Но это мои проблемы, а уж никак не Ланкины.

Непонятно, что такого увидел во мне Каз, что так скоро выследил и пришел точно по адресу? Но это спишем на новые странности, которых в моей жизни вагон и маленькая тележка.

В конце концов, мало ли, почему он так сделал? Может, задело, что кинула его. Может, еще что-то…

— Пей, — ставит передо мной стопочку Ланка, — и выдыхай. Все образуется. Тут, главное, делать лицо кирпичом и стоять на своем. Знаешь, это первое правило: не признавать своей вины, никогда, если не хочешь этого. Тупо стоять на своем, на голубом глазу звездеть одно и то же. И все. Никто ничего не сделает… Всему, в итоге, найдется логичное объяснение…

Я выпиваю, горло спирает от крепости, дышу, открыв рот.

— Но вот вопрос, что делать дальше с тобой… — Ланка выпивает свою долю, не поморщившись, щурится в темное окно, — Каз выглядел диким… Я его таким не видела никогда… Чем-то ты его цепанула, сестренка… А вот чем…

— Не знаю, — торопливо открещиваюсь я, — я ничего такого…

— Да верю, — вздыхает она, оглядывая меня с веселой и доброй усмешкой. И прямо по сердцу теплой волной: очень похожа Ланка в этот момент на себя прежнюю, озорную выдумщицу, уверенную, что все у нее получится, стоит только захотеть, — ты у нас всегда девочка-цветочек была… Нежная и невинная…

Не такая уж и невинная, думается мне, но вслух ничего не говорю, конечно же. Не та это тема, чтоб гордиться… И озвучивать.

— Тут тебе оставаться нельзя, — продолжает Ланка размышлять вслух, — этот… Короче, взъелся на тебя, закусился…

— Прости…

— Ой, да ладно, — отмахивается она, — я сама бы его давно уже послала… Но половина квартиры его… И ипотека на нас, он тоже платит. Мы даже продать квартиру не сможем, ребенок тут прописан, опека не даст ухудшить условия жилья… А купить равноценное я не смогу… Короче, глупость одна и безвыходность…

— А если он… Сам захочет развестись? И квартиру поменять? — осторожно спрашиваю я.

— Да кто ж ему даст? — усмехается тяжело Ланка, — нет, сестренка, мы с ним пока что связаны узами крепче брачных, мать его… Но ладно. Давай думать, куда тебя пристроить на этот месяц…

— Я могу попытаться вывернуться… — говорю я неуверенно, — на вокзале ночевать, когда его не будет… Прости меня, Лан… Я одни проблемы…

— А жить на что будешь? — логично спрашивает Ланка, — я не смогу тебя кормить, ты прости… У меня каждая копеечка, понимаешь…