Чужой портрет
Шрифт:
— Я понимаю! Мне не надо! Ты и без того… Я любую работу…
— Любую, говоришь? — щурится на меня Ланка, — ну, в принципе, есть один вариант…
Глава 14
Мы выходим из подъезда, тормозим, потому что нужно коляску выкатить, Вальчик улыбается ясному утру так радостно, что невольно отвечаю ему, на пару минут забывая про все неприятности.
Невероятно позитивный мальчик, просто чудо какое-то.
Ланка тоже спокойна, по телефону разговаривает с кем-то, не мешаю, потому что дело касается меня напрямую.
— Да, ну
— Нет…
— Есть, Марин Пална, — бодро врет Ланка, — все нормально… Уже сегодня? Ну вообще отлично… А по тем условиям, что вы мне предлагали… Ага… Ага… Да ну какая национальность, нет! Говорю, же, сестра моя! Двоюродная… Ну все, через час, да…
Она кладет трубку, улыбается мне:
— Ну вот, все нормально. Пална — мировая тетка. Она меня в свое время очень с Вальчиком выручила.
— Но у меня же нет санкнижки… — спускаю я ее на землю.
— А, решим, — отмахивается Ланка, — сегодня скажешь, что забыла, а я пока в регистратуру загляну, если Катюха дежурит, то она поможет… Главное, зайти сейчас купить ее, а медкомиссию тебе проставят, все, что нужно, потом досдашь. У нас и без того проблема с младшим персоналом, как и везде… Сама понимаешь, кто в санитарки пойдет? Платят мало, работы много… И полно неадекватов приходит… Вот и держатся за нас. Так что все нормально будет, если, конечно, сможешь ты…
Киваю с готовностью, поражаясь про себя непрошибаемой активности Ланки. Она сейчас вообще не похожа на ту измотанную жизнью женщину средних лет, что встретила меня совсем недавно у своего порога.
Теперь я вижу перед собой еще одну ипостась моей сестры: боевую, жесткую, собранную.
Она вышла в этот мир, чтоб бороться и побеждать.
Ужасно хочется поймать момент на бумагу, выражение глаз, прищур насмешливый и внимательный, губы, четко очерченные, в легкой полуулыбке… Она совершенно невероятна, моя сестра. Просто богиня Ника сейчас.
— Черт… — пока я горюю о невозможности накидать черты ее лица хотя бы парой штрихов на бумаге, Ланка смотрит за мое плечо и с досадой сжимает губы.
Поворачиваюсь и обмираю.
От стоянки к нам движется Каз.
Испуганно моргаю, и время замирает.
Все происходит, словно в замедленной съемке: высокий силуэт на фоне низкой черной машины, полностью тонированной, смотрящейся единым куском металла, словно космолет, только что приземлившийся из другой галактики в наш обветшалый дворик.
Сам Каз тоже одет в черное, футболка, брюки — все темное, в руках ключи от машины.
А лицо жесткое такое, каменное. Прищуренные холодные глаза, четко обозначенные скулы, сжатые гневно губы.
Хищник. Жестокий.
Уверенно, неторопливо движется к нам. Знает, что не убежать!
— Вот блин! — шипит Ланка досадливо, — чего ж ты такой настырный… Точно ты ему ничего не сделала?
— Я-а-а… — я настолько поражена, настолько не готова его видеть сейчас, настолько радостно накануне приняла версию Ланки, что он отстал… Что сейчас в ступор впадаю. И говорить ничего не получается.
— Ладно, не лезь, главное, и молчи, — командует Ланка, выдыхая и делая шаг вперед. Бесстрашно закрывая меня спиной.
Мы с Вальчиком остаемся позади, он с недоумением смотрит
на маму, затем переводит взгляд на меня.— Сейчас поедем, маленький… — обретаю я голос под напором обстоятельств. Вальчик — очень тонко чувствует наши эмоции, нельзя, чтоб он испугался…
— Доброе утро, Казимир Андрианович, — бодро здоровается первой Ланка, — что-то вчера забыли сказать?
— Да, пожалуй, что уже и нет… — Каз останавливается, не дойдя до нас пары шагов, и смотрит не на Ланку. На меня. Прямо поверх ее головы, потому что рост позволяет.
И я не могу отвести от его лица взгляда.
Стою, моргаю глупо, словно загипнотизированная.
— Привет, Марина, — здоровается он спокойно, — как дела?
— Нор… кхм… нормально… — шепчу я, — здравствуйте…
— Казимир Андрианович, — начинает сестра, но Каз ее словно не слышит. И не видит. Смотрит на меня и продолжает:
— Почему вчера убежала?
— Я-а-а…
Боже, все поджилки трясутся! На меня даже Алекс так жутко не действовал!
— Казимир Андрианович, вы…
— С вами я потом поговорю, Светлана, — лениво переводит взгляд на сестру Каз, и в его глазах зажигается раздражение и даже ярость, — в частности, о том, по какой причине вы мне соврали, ввели в заблуждение, заставили ночью перетрясать всю службу безопасности на предмет некачественного выполнения обязанностей, а меня самого чуть с ума не свели, пытаясь внушить мысль, что я вчера словил галлюцинацию.
Ох…
Так и знала!
Я так и знала!
Из-за меня опять! Это же… Это же можно и в полицию!..
Понимание того, что сестра попала под удар из-за меня исключительно, мгновенно приводит в тонус.
Ланка пытается что-то сказать, даже рот открывает, но я опережаю.
Выступаю вперед, настойчиво тесня сестру спиной, закрывая ее от гневного взгляда Каза. Я натворила, мне и разгребать!
— Казимир Андрианович, — словно со стороны слышу свой голос, четкий такой, звонкий, уверенный. Ни одного из этих параметров не ощущаю в душе, но то, что хотя бы со стороны не смотрюсь мямлей, придает сил, — Лана здесь не причем! Это все моя вина.
— Вот как? — он изучает меня, и в уголках глаз собираются лучики морщин. Похоже, Каз в обычной жизни много смеется, морщины глубокие… Но сейчас он серьезен. Смотрит, да так странно, что в любое другое время я бы потреялась. Но сейчас за моей спиной сестра и племянник. И отступать банально некуда.
— Да, — продолжаю я, уже спокойней, приняв решение, единственно верное в этой ситуации, — дело в том, что вчера у Ланы не было возможности выполнить свою работу. Ее сына необходимо было устроить в специальный детский сад… — Каз на мгновение переводит взгляд с меня на Вальчика, с любопытством изучающего его, чуть заметно кивает, и я, ободренная, продолжаю, — я сама предложила Лане помочь… Она отказывалась, но я настояла. Я прошла по ее пропуску и принялась работать, но ваш подчиненный появился и заставил меня поехать с ним в клуб… У меня не было возможности признаться… А потом, в клубе… Я испугалась, что вы меня раскроете… И сбежала. Это было глупо, признаю и прошу прощения за свое поведение. И еще очень прошу не применять к Лане никаких… санкций. Это целиком моя вина. Только моя. Она не виновата.