Чужой траур

Иволга посмотрела на врученный ей огарок. Пришлось беречь его беспокойный огонек от ветра и взметавшихся рукавов провожающих. Это оказалось непросто, и она сосредоточила все внимание на нем. С каждым шагом башенка приближалась, надвигалась подобно грозовой тучи.

Яркие лучи, как наточенные иглы, пронзали кроны и до боли слепили, но Иволга заметила, что идущие впереди люди не отбрасывают тень. Казалось, гроб летел по воздуху, волоча по сырой тропе свой размытый абрис.

Она шла все медленнее. Зажатая со всех сторон людьми, порывалась выскочить вперед, но ничего не получалось. Ее пленил этот траурный коридор, неумолимо ведущий к рассохшемуся крыльцу. Чем ближе они подходили к заколоченным ставням и закрытой перекладиной дверью, тем страшнее становилось. Сидеть запертыми в башенке с покойницей, что прогуливалась по лесу, когда в городке уже был траур по ней… А если они не сумеют проводить ее? Или через три дня их не выпустят? Зачем только согласились?!

Со скрипом распахнулись двери. Первой в круглую, тесную зальцу впустили Иволгу, внесшую в непроглядную тьму догоравший огарок. С глубокого потолка свисали цепи, на которые и подвесили принесенный гроб. Под ним, на ковре священной пыли, был выложен круг из свечей. В каждом углу стояли подставки с истлевшими фолиантами, хранившими все нужные заговоры. На стенах, обвитые паутиной, проглядывали масленые росписи. Местами стертые, местами облупившиеся, они все равно навевали ужас. Чего только стоил лохматый старец, державший на подносе кровоточащую голову младенца.

Иволга застряла на пороге, не находя в себе смелости шагнуть внутрь. Возможно, она в последний раз видит небо и солнце! Уж лучше вечность пытаться найти выход из этого городка, чем добровольно ступить в эту жуткую башню!

Заметив, что она начинает пятиться, Ориджин поймал ее за руку. Сжав запястье, заставил войти и встать рядом.

– Благословлены вы на то, чтобы даровать упокоившейся освобождение от бренной плоти и направить дух ее в мир загробный, – в воцарившейся тишине сказал бородатый господин и нарисовал в воздухе охранительный жест.

Двери поспешно захлопнулись, забрав последний закатный лучик. Следом с глухим стуком опустилась на стальные петли перекладина, наглухо запершая благословленных чужаков в обители скорби. Иволга оттолкнула Ориджина и бросилась к выходу, ударив по стальным завитушкам кулаком. Бродивший поблизости страх настиг, перехватил дыхание, обрушил лавину всхлипов.

Пока она сидела на полу, Ориджин поджигал свечи. Запалил и пучки трав, пылившиеся в подвешенных на окнах чашах. Отовсюду потянулись серые ниточки дыма, опутав воздух ароматом можжевельника и полыни. Похоже, он решил отнестись к возложенной на них обязанности со всей серьезностью. Да, надо попытаться сделать все, чтобы освободить душу покойной от бренного тела! Тогда, возможно, сами они высвободятся из силков этого распроклятого места.

– Думаешь, они придут за нами? – вытирая слезы, спросила Иволга.

– Если мы сделаем все, как подобает.

Ориджин сдул с фолианта пыль и открыл его. Подавшись вперед, полистал ветхие страницы, выискивая в них обещанные заговоры. Иволга обнаружила в своей книге ту же пустоту и посмотрела на парня поверх гроба.

– Ни строчки! Как же нам читать заговоры, если мы ни одного не знаем? Что теперь делать? Три дня и три ночи молча переворачивать чистые листы?

Ориджин пожал плечами. Иволга в отчаянии всплеснула руками. Какое-то время они ходили по зале, надеясь найти выход из уготованной ловушки. Потом стояли у подставок, усердно листая фолианты в надежде, что писание в них волшебным образом появится и можно будет приступить к чтению. Ни скамьи, ни табуретов в зале не было. Сидеть здесь, видимо, было не положено. Однако, ближе к ночи Иволга уже не могла стоять, потому опустилась на пол. Несмотря на клубившееся внутри напряжение, начинало клонить в сон. Она поняла, что проваливается в дрему, не в состоянии бороться с усталостью.

– Как, уже выспалась? – невинно заморгал Ориджин, запустив в нее огарком.

Иволга, получив восковым комом по лбу, подобрала свечу и хотела ответить тем же, но вовремя опомнилась. Что они делают? Забыли, где находятся?

Она поднялась, надеясь, что стоя не заснет. Вернувшись к подставке, оперлась на нее и посмотрела в сторону гроба. На пепельно-сером лице покойницы поблескивали влажные полосы, словно она только что плакала. Шевельнулся алый листок на лбу. Неужто и сквозняк, прощаясь с девушкой, поцеловал ее в лоб? Как от горестного вздоха колыхнулись рюши отворота. Откликнувшись на хоровод огоньков, блеснули на пальцах перстеньки.

Иволга зажмурилась и помотала головой, но сбросить с себя тяжесть надвигающегося сна не сумела. Она уже не могла стоять, то и дело хватаясь за подставку, чтобы не упасть. Что толку, если все с самого начала пошло не так?

Опустившись на пол, она привалилась к стене и обняла колени. Спину ломило, шея нестерпимо болела, а виски сдавливало все сильнее. Хотелось плакать, но даже на это не осталось сил. Все кончено, они пропали. Без заговоров им не проводить усопшую, а значит, не получить и проводника. Да что там, их, наверное, отсюда и не выпустят. Надо найти другой способ выбраться.

– Ты ничего не слышал? – насторожилась Иволга, подняв голову с колен и посмотрев на Ориджина. – Какой-то странный шорох и тихий скрип…

– Листья по стенам скользят, летучие мыши под потолком чешутся.

Иволга поежилась, устроилась удобнее и ненадолго задремала.

Щеку овеяло теплом, словно к лицу поднесли светильню. Запах полыни, смешанный с сырой пылью стал просто нестерпим. В носу защекотало и Иволга собралась чихнуть, вынырнув из показавшегося спасительным забытья. Заметив, что Ориджин заснул в противоположном углу, оставив ее наедине с покойницей, собралась его разбудить, но не дошла до него. Присмотрелась к свечному кольцу. Внутри него, на толстом слое пыли, темнели легкие следы.

– Ориджин! – позвала в полголоса Иволга, скованная новой петлей страха. – Проснись! Ты ступал внутрь огненного круга? Подходил к ней?

– Приревновала? – сонно откликнулся Ориджин.

– Откуда взялись эти следы? Ты же тоже их видишь?

Ориджин нехотя поднялся и подошел ближе. Уперев кулаки в бока, долго стоял у свечного круга, а потом повернулся к Иволге и развел руками. Она не находила слов, поскольку никаких следов у гроба не было. Доказывать, что видела их мгновение назад не стала. Лучше признать, что просто померещилось и избежать ненужного спора. Так она и сделала, поспешно вернувшись к стене.

За окнами скулил ветер, осыпая стены колкими листьями. Доносился жалобный вой волков и надрывные крики неясыти. Поскрипывали сухие деревья, трещали отжившие свое ветки, хлопали калитки у нежилых домов.

Иволга зажала ладонями уши: все эти звуки усугубляли головную боль. Три дня и три ночи в этом склепе она не выдержит! Нужно выбираться отсюда. Но как, если окна заколочены, а дверь надежно заперта снаружи? Не взбираться же по цепям гроба под ветхий купол в попытке вылезти в один из проломов? Иволга сразу отмела эту мысль, но все же посмотрела в терявшийся во тьме потолок и отпрянула в угол.

В потолочную дыру влетел обезумевший ворон и взбаламутил с десяток летучих мышей. На миг все вокруг задернуло сизой пылью, кувыркавшимися в воздухе перьями и кляксами теней. Погасло несколько огарков.

– Кыш отсюда! – шепотом велела Иволга и махнула на пернатого, нагло усевшегося на бортик гроба. Ворон нахохлился, склонился вперед и протяжно каркнул, явно гневаясь на занявших его пристанище чужаков.

Иволга побоялась настаивать на своем. Попятившись, вооружилась книгой, на случай если ворону вздумается напасть, и подошла к парню.