Чужой. Сердитый. Горячий

Машина скользит на опасной скорости по снежной дороге, а на моей шее оказываются руки Виктора. Он душит меня, несмотря на то, что машину кидает в стороны. А я поддаюсь ещё ближе к нему и давлю на ручку двери, которая поддается и впускает в солон морозный ветер.

— Я убью тебя, сука! — взревел Виктор, одной рукой пытаясь удержать меня, барахтающуюся, а второй застегнуть ремень безопасности, боязливо поглядывая на открытую дверь.

— Если не сдохнешь первый! — шиплю я, забираясь на сидение с ногами и отпихивая его ближе к краю, пока Виктор не успел пристегнуться и запереть дверцу машины.

— Останови эту машину, блядь! — кричит Виктор.

— Скользко! — паникует водитель.

У меня получается подвинуть Виктора ближе к открытой двери. Он отпускает меня и хватается за водительское сидение, а второй рукой закручивает вокруг руки до локтя ремень, пытаясь удержаться и остаться в машине.

— Сука! — я бью ногой ему по груди, но мужчина вцепился в подручные средства намертво. — Я потащу тебя за собой! — он рывком поддается вперед и цепляется за мой ремень безопасности.

Меня его угрозы не пугают, поэтому со всем сих изворачиваюсь и царапаю его лицо, кричу, кусаюсь. Виктор вёртко щелкает замок, из-за чего ремень ослабевает, а в следующий момент он хватается за мою многострадальную шею. Мужчина перекрывает кислород, придвигая меня ближе к себе, рассчитывая меня образумить.

Я смотрю в его глаза, задыхаясь. Мне нечего терять — о моих близких позаботятся. В одном он прав: кто-то из нас потащит второго за собой. И решаю, что это сделаю я, ради отмщения за все страдания и угрозы, за убийство моего народившегося ребенка и полковника, за то, что он сделал Максима себе подобного…

Подбираю ноги под себя, поддаваясь к Виктору ближе, хватаясь за его шею так же жестко, как он держит меня. А следом, когда машину заносит на одном из поворотов и дверь настежь открывается, опираюсь ногами об свою дверь и рывком уничтожаю шаткое равновесие мужчины.

В следующую секунду я чувствую под ногами жесткую землю. Дыхание перехватывает, потому что Виктор всё ещё пытается удержаться и удержать меня, но и сам он практически вываливается из машины под крик и отборный мат.

Я рискую — опускаю пятки на асфальт, значительно увеличивая вес. Просчитываюсь с одной важной деталью, когда кислород прекратил поступать в легкие и я задыхаюсь. Царапаю руку Виктора до крови, чтобы отпустил. Скорость значительно уменьшилась, а значит, я смогу уцелеть и кинуться в бег в любую сторону. Главное — подальше от этого человека.

Виктор с ревом тужится и больше вываливается из машины. Всё меняется быстрее, чем я успеваю испугаться. Кувырком лечу по асфальту, переворачиваюсь, ошалело поднимая голову на звук скольжения шин.

Мужчина упал следом, в метрах двадцати от меня. Я, пересыщенная адреналином, поднимаюсь на колени, а затем с глухим стоном на ноги. Замечаю, как Виктор проделывает тоже самое и при этом хлопает себя по бокам. Вижу, что его кобура пустая.

Мы оба оглядываемся, замечая ствол в стороне, на абсолютно одинаковом расстоянии. Виктор прожигает во мне дыру, придерживая руку, которая, похоже, вывернута. Смотрит на меня зверем и теперь уверена, что если раньше он имел на меня виды, то сейчас с радостью всадит пулю в лоб.

Переминаюсь с ноги на ногу, тяжело дыша, проверяя своё тело к готовности кинуться в бег. Как дуэлянты, смотрим в глаза друг другу, перед метким выстрелом. Добежит ли первым? Сможет ли быть быстрее? Насколько он ушибся? Есть ли силы? Стоит ли полагаться на удачу?

Я отвожу взгляд первой, смотрю на пистолет и цепляюсь взглядом за совершенно другой силуэт. Одергиваю себя и снова смотрю на Виктора, пытаясь понять — увидел ли он то, что увидела я.

— У тебя проблема с ногой, ты не добежишь первая, — утверждает мужчина посаженным голосом.

— Я люблю рисковать, — вздергиваю бровью, с удовольствием замечая, как он стал тяжелее дышать.

Страшно ли ему? Вероятно — да. Мы на равных условиях, и, кажется, это впервые. Ему нечем мне пригрозить, нечем убить, и он не может ко мне дотянуться, чтобы придушить. Судьба — не идиотка, верно? Эта сучка знает, на кого ставить, и я уверенна, сегодня ставка на меня.

Я бросаюсь к пистолету, но Виктор действует на секунду раньше. Видимо, я слишком явно демонстрирую самоуверенность. Мы бежим ровно, но в какой-то момент я даю слабину, позволю ему добежать первым за мгновение до того, как сама дотянусь до рукоятки.

Скольжу по льду в близь тротуара и слишком неосторожно падаю, скользя несколько метров. Завываю от боли в бедре, которое сегодня уже не справляется с моими физическими потребностями и количеству ушибов.

— Я жалею, что не убил тебя раньше, — с тихим шипением, Виктор хватает меня за капюшон и заставляет встать на колени перед ним и дулом пистолета, направленного мне прямо в лоб. — У меня было слишком много возможностей, но я не считал тебя такой конченной сукой!

— Не теряйте времени. Стреляйте, — приказываю я, заставляя мужчину измениться в лице. О да, он точно хочет всадить мне пулю в лоб. — Я передам вашему выродку пламенный привет от его папаши, — оскалилась я, когда Виктор передернул плечами.

— Что ты несёшь? — несмотря на грубость, я вижу, как его одолевают сомнения.

— Ваши гончие плохо работают, иначе бы ещё в доме сообщили, что Максим мёртв, — я с садистским наслаждением наблюдаю, как нечто человеческое проскальзывает в глазах Виктора. И это чувство едкое, тягучее и болезненное.

— Ты не могла его убить. Слишком слаба для этого, — он пытается защититься, оспорить мои слова.

— Он всё сделал сам. Не правда ли, хороший расклад? Спас меня, чтобы сдохнуть самому, — не смотря на слова, которые цепляют не только отца Максима, я продолжаю, желая довести начатое до конца — лишить Виктора контроля над собой. — Я считаю, что смерть от утопления в ледяном озере намного хуже любой другой. Представьте, как легкие наполняются водой, из-за чего они горят, сжимают и словно рвутся внутри тебя. Представьте, как он начал захлебываться и пытаться вылезти, но сил уже не стало. Представьте, как он сожалел, что…

Пистолет, который мой несостоявшийся убийца наводит на мой лоб — глухо щелкает. Я с осознанием происходящего не сдерживаю задорного смеха. Не ирония ли судьбы? Чертовски верно — она!

Виктор, гонимый своим бешенством, замахивается с пистолетом в руке. Несколько четких движений, чтобы откланяться и выбить пистолет из рук Виктора — выходят превосходно. Ни один урок Вадима не прошёл мимо меня и только благодаря ему я всё ещё жива.

Пистолет оказывает в моих руках, и я поднимаюсь на ноги, заставляя Виктора отступить на шаг назад. Из-под рукава вытаскиваю полную патронную обойму, которую успела выхватить до моего скользящего сальто на бальное бедро, и теперь с чувством полного превосходства, направляю пистолет на человека, которого ненавижу больше всего на свете.

— Видимо, клеймо карать за грехи теперь принадлежит мне… Не так ли, Виктор Николаевич? — я смотрю в глаза самого дьявола, и сейчас я понимаю, что больше ни доли страха, ни сомнений. Жизнь этого ублюдка в моих руках.

Он знает, что я могу и хочу выстрелить, поэтому не решается со мной спорить. Иначе, если бы не эта чертова заминка в доме — его бы уже не было в живых. Интересно, что он предпримет сейчас, за шаг до своей смерти, глядя в глаза своему палачу?

Ничего.

Виктор ничего не делает и не проявляет эмоций, превратившись в громадную и холодную глыбу льда.