ЧВК "Пересвет". Книга третья

Ко второй стойке очереди не было вовсе — первый класс, все дела. Мы направились прямиком к ней, протянули паспорта улыбчивой сотруднице по имени Дарья.

— Вы ошиблись очередью, господа, — виновато улыбнулась Дарья, проверив наши документы. Затем посмотрела на меня и улыбнулась ещё виноватее. — Ваша светлость.

— В каком смысле? Моя помощница должна была зарегистрировать места на этот самый рейс.

— Всё верно, ваша светлость. Бронь есть, но на экономический класс.

— Вот же чертовка! — вырвалось у меня, но я быстро взял себя в руки. — Мы, то есть я, готов доплатить. За все три билета.

— Боюсь, что это невозможно, ваша светлость, — снова чуть виноватая улыбка. — Самолёт заполнен под завязку. В том числе и первый класс.

Шеф начинал понемногу закипать, Дамьян глупо улыбался.

Я с грустью посмотрел на очередь у соседней стойки регистрации. Стоять в конце оной мне не хотелось совершенно.

— Дарья, милая, это недоразумение, — я облокотился на стойку регистрации и попытался выкрутить всё своё обаяние на максимум. Княжич я в конце концов, или кто? — Посмотри ещё разок, может произошла какая-то ошибка?

— Одну минуту, ваша светлость, — чуть зарделась Дарья и начала что-то искать в терминале. — Нет, к сожалению… Информация всё та же.

— Тогда хоть зарегистрируй нас здесь и позволь места выбрать поудобней.

— К сожалению, места у вас именные, сменить их нельзя. А с регистрацией я вам помогу… — она снова улыбнулась, теперь чуть кокетливо — не каждый день разговариваешь с княжичем Дома Басмановых-Астафьевых!

Тот самый момент, когда имя открывает все двери, пусть даже они и не двери, а всего лишь стойка регистрации в аэропорту. На эконом-класс.

Вскоре все наши бюрократические преграды оказались позади. Дарья подозвала коллегу на своё место у стойки и снова мило улыбнулась мне.

— Ваша светлость, позвольте проводить вас в зал отдыха для важных персон, — затем бросила короткий взгляд на Шефа и Дамьяна. — И лиц их сопровождающих.

— Неужели это включено в тариф? — удивился я.

— Разумеется, нет. Но Дом Басмановых-Астафьевых и лично князь многое сделал для нашей воздушной гавани в Крыму. Мы благодарны и готовые предоставить наследнику все возможные удобства.

— Это приятно, Дарья, — улыбнулся я. — Мы готовы следовать за вами к этим удобствам.

Лифт поднял нас на верхний этаж, подальше от шума пассажирского терминала. Стеклянные двери бесшумно раскрылись, впуская нас в помещение для важных персон. Если попробовать описать его всего двумя словами, то на ум приходит словосочетание «неброская роскошь». Мягкий тёплый свет, мягкие диваны и кресла расставлены так, чтобы посетители могли вести приватные разговоры, терпкий запах кожи, перемешанный с ароматами свежесваренного кофе. У одной стены барная стойка и несколько столиков вдоль панорамного окна.

— А тут не очень-то и многолюдно, — сказал Шеф, оглядывая помещение. — Пойду, помочу горло. Надеюсь, виски тут такой же шикарный, как и вид.

— Присоединяюсь, дружище! — прогудел Дамьян. — Выпьем за удачное начало путешествия.

— Да уж, — хмыгнул Шеф и зашагал к бару. — Вашество, ты с нами?

— Нет, что-то нет желания, — покачал я головой.

Я занял диван у окна, выходящего на взлётно-посадочную полосу, живущую своей собственной жизнью, подчиняющуюся своим собственным законам. Самолёты взлетали и заходили на посадку, пришвартовывались к посадочным шлюзам. Я не мог не отметить, что самолёты отличались по внешнему виду — вместо привычных мне тушек боингов и аэробусов с плавными, скруглёнными формами, на бетоне красовались пассажирские машины с хищными формами, широкими фюзеляжами. Было в них что-то знакомое…

Мне вспомнился визит в Центральный музей военно-воздушных сил в подмосковном Щёлково. Среди боевых машин красовались и экземпляры гражданской авиации. Среди них как раз и был сверхзвуковой ТУ-144. Самолёты на взлетно-посадочной полосе чем-то напоминали его.

«Они практически все сверхзвуковые! Гражданская авиация тут летает гораздо быстрее, чем в моём прежнем мире!»

Я устроился на диване и некоторое время наблюдал за происходящей за окном жизнью аэропорта. Незаметно усталость сморила меня — все же до конца я еще не восстановился.

— Младший княжич Басманов-Астафьев собственной персоной.

Мужской голос, разбудивший меня, был незнакомым, но в нём звучали явные аристократические нотки.

— Кто вы? — я моментально проснулся.

В стоящем рядом кресле сидел изысканно одетый мужчина. Нет, даже не изысканно — безупречно одетый. Идеально подогнанный костюм, начищенные до зеркального блеска туфли, ухоженная бородка-эспаньолка, темные волосы, зачесанные назад. И при всем этом доске от незнакомца исходила аура хищника, привыкшего получать желаемое любой ценой.

— Неужели вы меня не помните? Мы встречались с вами лет пять назад на приеме, устроенным вашим батюшкой.

— Ваше лицо кажется мне знакомым, но вот остальное… Навалилось столько всего, — попытался отвертеться я. Меньше всего мне сейчас был нужен знакомый из прошлой жизни Максима Басманова-Асафьева!

— Вид у вас и впрямь немного болезненный, княжич. Простите за прямоту, — незнакомец приложил ладонь к груди и слегка поклонился. — Я посол Британской Конфедерации. Точнее — бывший посол, но на момент нашего с вами знакомства был оным. Теперь я специальный представитель. Моё имя Эндрю Стивенсон.

Представитель Британской Конфедерации? Если он иностранец, то откуда такой безупречное русское произношение? Хотя… Оно слишком безупречное! Словно каждое слово выверено, продуманно и вплетено в речь в самом подходящем месте. Носители языка так не делают просто потому, что им не приходится выстраивать речевые конструкции сознательно, они делают это на подсознательном уровне. И делают это с допущениями, сокращениями, жаргонизмами и, иногда, ругательством и матами. А этот тип не был носителем великого и могучего, хотя и очень старался походить на оного.

— Должно быть встречались с его императорским высочеством? — Это было всего лишь предположение, но визит Императора в Крым давал основу для подобных догадок. И, как оказалось, не зря.

— Вы невероятно прозорливый человек, княжич, — бесстрастно улыбнулся Эндрю Стивенсон. — К сожалению, ваш Император отказался меня принять, сославшись на государственные дела.

— Империя огромна, дел много, господин Стивенсон.

— Даже слишком огромна, княжич Максим, — снова улыбка, лишённая всяческих эмоций. — А кризис Серой Зоны всё ещё в острой фазе.