Цицианов
Шрифт:
Священная могила, некрополь являются важным элементом сакрализации политических конструкций и служат укреплению символической связи поколений, примирению соперничающих религиозных и политических течений. Цицианов понимал, что общее кладбище для грузин и русских — одно из средств сближения двух народов. Потому-то таким гневным оказалось его письмо митрополиту Бодбельскому от 31 января 1804 года, написанное вскоре после гибели в сражении с лезгинами генерала Гулякова: «К крайнему моему удивлению известился я, что ваше высокопреосвященство не позволили похоронить в церкви Святой Нины тело покойного генерал-майора Гулякова, убитого в сражении в защиту Грузии. Который целый год стоя в лагерях, лишен был совершенно спокойствия для того только, чтобы охранить от неприятеля всю Кахетию и жилища ваши, который в удивление всех слышащих в один год одержал столько много знаменитых побед, чем прославил себя, оставив память свою навеки, а целой Карталинии и Кахетии доставил спокойствие и тишину; вся Грузия, питаясь плодами его подвигов, обязана вечной благодарностью толь храброму генералу. Хотя я не могу поверить совершенно, чтобы ваше преосвященство употребили таковой поступок против покойного и мученически подвизавшегося за Грузию генерала, но если правда, то прошу без всякой медленности уведомить меня, какое вы на то имели право? И что бы могло воспрепятствовать похоронить тело генерала, увенчавшего всю Грузию счастьем, уверяя при том ваше высокопреосвященство, что за подобные поступки весьма легко можете быть лишены епархии и места своего» [367] .
367
Там же. С. 292.
В Закавказье Цицианов мог найти серьезную поддержку со стороны айсоров, народа, некогда составлявшего основу населения древней
368
Там же. С. 279-280.
Цицианов счел также возможным использовать активность католических миссионеров, просивших вернуть две ранее принадлежавшие им церкви. Главнокомандующий «затруднился» передать здания, в которых уже обосновались православные священники, в руки прежних владельцев, но предложил компенсацию в виде земельных участков и суммы, достаточной для строительства новых костелов. По мнению Цицианова, следовало «позволить им проповедовать и обращение в христианскую веру сопредельных Грузии магометан и некоторых идолопоклоннических поколений, в чем без сомнения, яко люди ученейшие и примерного поведения, миссионеры сии окажут более успехов, нежели российские и грузинские проповедники, к подвигу сему неприлежные и у горских народов доселе немного успевшие» [369] . Внимание к католическим пастырям со стороны Цицианова объяснялось еще и тем, что он видел в них инструмент влияния на довольно многочисленную группу армян — приверженцев Римской церкви. Кроме того, в составе войск, расквартированных в Закавказье, было около тысячи католиков.
369
Там же. С. 281.
Но не только «два первенствующие сословия» Грузии являлись предметом особого внимания Цицианова. Генерал прекрасно понимал, что требуется завоевать симпатии всего населения края или по крайней мере избежать недовольства. Сделать же это оказалось непросто. Александр I и правительственные круги России были явно смущены тем, что многие в Грузии оказались недовольны действиями коронной администрации. Не случайно во всеподданнейшем рапорте от 9 февраля 1803 года Цицианов указывал, что успокоение населения он считает своей первейшей задачей. Не ставя под сомнение общее согласие грузин с присоединением края к России, главнокомандующий акцентировал внимание на том, что «главное неудовольствие грузинского народа устремляется на гражданское здешнее правительство, которого частные злоупотребления некоторых чиновников, от послабления власти происшедшие, подали к тому повод». Жалобы на действия русских чиновников посыпались уже по дороге в Тифлис. Выяснилось, что администрация ведет себя совершенно бесцеремонно: имели место избиения дворян. Двух князей вели пешком 50 верст с веревкой на шее как уголовных преступников. У вдовы царевича Вахтанга армейский майор «увез» девушку-воспитанницу. Антироссийские настроения объединили даже политических противников, которые придерживались того мнения, что русские войска вскоре покинут Закавказье. Цицианову пришлось лично объявлять осетинам во время проезда по Дарьяльскому ущелью, что «никогда не было еще примера, чтобы россияне вышли из той земли, которая названа Российской губернией» [370] .
370
Там же. С. 17.
Увеличение численности войск сразу же обострило вопрос их размещения. Казарм в Тифлисе, разумеется, не существовало, а постой, обычное решение такой проблемы в российских губерниях, затруднялся целым рядом обстоятельств. Подполковник Чернов рапортовал главнокомандующему в феврале 1803 года, что «…по обычаям здешним никто не смеет входить во внутренние покои, а равно и хозяева о числе покоев своего дома ни под каким видом истинно не объявляют и нередко сопротивляются бранью и даже угрозами…» [371] . В предписании, данном тифлисскому коменданту князю Саакадзе 3 марта 1803 года, Цицианов указывал, что его первейшей обязанностью должна стать «защита обывателей от военнослужащих и вообще от всех квартирующих в городе российской нации людей». Такая защита настоятельно требовалась, так как, по словам самого генерала, «в баню ходят солдаты без всякого порядка, бесчинствуют пьяные, точат топоры на каменьях в банях и тем лишают хозяев тех выгод, кои к их собственности принадлежат». Для того чтобы прекратить подобные безобразия, был отдан приказ трем владельцам бань выделить по одному дню в неделю для помывки исключительно солдат, которым запрещалось посещать эти заведения в другое время. Кроме того, в баню военные должны были ходить под присмотром унтер-офицера, а к самому владельцу на постой ставили «на залог одного из добрых солдат». Поскольку постой был одним из самых острых моментов в отношениях населения и армии, Цицианов указал в предписании: «Собрать купцов и со всякого двора по человеку и объявить им от меня, что без войска в городе быть нельзя, и войскам нужны квартиры, и на улице жить нельзя; ныне же, т. е. при мне, по пристрастию постой ставить не будут, и богатый купец, как и бедный, должен равно нести городскую тягость, и первейший князь, имея дом в городе, не изъемлется от постоя; а буде избежать и избавиться того хотят, то к будущей осени должно построить казармы на 2 батальона, кои по примерному положению будут стоить 15 000 рублей, а потому чтоб сделали раскладку и могут по сделании постановления вносить деньги; кто же внесет оные, тому тотчас будет дан билет, чтобы постоя не ставить». Коменданту вменялось в обязанность «терпеливо выслушивать просьбы, справедливо разбирать ссоры и убеждать к миру; при разбирательстве в небольших драках наказания определять употреблением в публичные работы, но чтобы более трехдневной работы никогда не назначать» [372] .
371
Там же. С. 21.
372
Там же. С. 25-26.
Как уже говорилось, православные грузины не составляли в Грузии абсолютного большинства. Поэтому для укрепления стабильности следовало наладить отношения с другими тамошними народами и конфессиями. Прежде всего это касалось мусульман, проживавших в так называемых «татарских провинциях» в долине Куры. Их спокойствие было особенно важным, поскольку они являлись главными поставщиками провианта и, кроме того, располагались на коммуникациях между Тифлисом и армиями, действовавшими в Восточном Закавказье. Это понимали даже в Петербурге. Александр I счел нужным посоветовать не наказывать жестоко мусульман, живших в Казахской провинции Грузии, за измену во время нашествия Баба-хана, «дабы в противном случае излишней строгостью не ожесточить тем более народа и не возродить в нем чувствований, для правительства нашего неблагоприятных…» [373] . Цицианов не упускал из виду средства морального поощрения мусульман, приноравливаясь к нравам и обычаям края. 23 ноября 1805 года он писал графу Кочубею о наградах местным жителям: «…я не нахожу, чем бы приличнее можно было их наградить, привлекая и других к соревнованию, как серебряным пером на шапку с таковым же бантом с надписью на банте за усердие и верность или за храбрость, смотря по роду их заслуги, а иных и золотыми за важное какое-либо дело. Награждение же их медалями вместо того, чтобы возбудить в них чувство благодарности, более их огорчит, как они и сами мне о том относились, ибо медали потеряли здесь свою цену через раздачу оных покойным гр. Пушкиным (А.А. Мусиным-Пушкиным. – - B.Л.)даже своим людям, которые при нем служили, не говоря уже о множестве армян, их получавших; а перо по обычаям азиатским… в весьма большом находится уважении у татар…» [374]
373
Там же. С. 270.
374
Там же. С. 570.
До установления русского владычества местные правители обладали всей полнотой власти и действовали по своему разумению
и прихотям. Обращение в «вышестоящие инстанции» было вещью практически не осуществимой. С появлением российской администрации ситуация изменилась, и население увидело в главнокомандующем «отца родного», на которого и обрушило поток жалоб и прошений. В этой связи 20 сентября 1803 года Цицианов послал следующее предписание агаларам Казахской провинции: «Не приступая к ответу на прошение ваше, ко мне чрез Неби-агу доставленное, должен вам предписать, чтобы вы всегда таковые подавали моураву вашему действительному статскому советнику кн. Гарсевану Чавчавадзе, а тот должен мне представлять, ибо моурав над вами есть начальник, а мимо начальника подчиненным подавать не следует. Вы, будучи подданными Его императорского величества, должны Его законоположениям и повиноваться; мне же самому со всеми народами, Грузию населяющими, переписываться и времени бы не достало». Цицианов не упускал ни одной возможности для усиления позиций России в Азербайджане. Он со всей серьезностью отнесся к письму супруги шушинского Ибрагим-хана Джевахир-ханум (грузинки по национальности, дочери князя Евгения Абашидзе, захваченной в плен во время набега), в котором она советовала главнокомандующему направить послание ее супругу с предложением принять российское подданство. Когда же такое письмо было ханом получено, Джевахир-ханум уговорила мужа согласиться с предложением Цицианова [375] .375
Там же. Т. 3. С. 337.
Выстраивание новой системы отношений происходило не без труда: когда Цицианов приводил к присяге волновавшихся казахских «татар», один из их старшин, Али-ага, «много старался в уверении прочих агаларов, чтобы они поверили и возвратились в свои жилища». За это главнокомандующий назначил его векилем (управляющим), дал 400 рублей жалованья, «приказав при сем майору Тарасову все дела вести через него, дабы ему дать больше доверенности от черни». Но получивший власть Али-ага стал распоряжаться общественными суммами как своими собственными, замучил единоверцев штрафами, которые опять же клал в свой карман. Более того, Али-ага стал саботировать выполнение распоряжений Цицианова о поимке дагестанцев, продолжавших разорять восточные уезды Грузии. Предписание главнокомандующего от 23 июня 1805 года свидетельствует, что его терпению приходил конец: «Нимало я не сомневаюсь в твоей верности к присяге данной. Но слабость твоей команды, потворство тем, кои дурно делают, и наказание изменникам только в том состоит по-твоему, чтобы их выгнать, нимало не стараясь изловить. Вы все, избалованные слабостью царей с персидскими душами, ни во что не считаете изменить — вот что меня сокрушает. Ты верен, но тебя могут принудить быть неверным, как прошлого года, ибо тебе тяжелее ковер потерять, нежели изменить; если бы ты имел верную и русскую душу, хотя с магометанской религией, как бы тебе, будучи векилем, не переловить беглецов, когда они возле вашего ущелья Дилижанского живут на Кара-Булаке? Не можешь ли то ты сделать? Кто тебя послушает, и можешь ли ты правительству предать изменника? Предписываю тебе со всеми казахами (жителями провинции Казах, или Казак. — В. Л.)идти на Цалку и там ловить лезгин, объявя, что я за каждого лезгина буду платить по 50 р. серебром» [376] .
376
Там же. Т. 2. С. 567.
После того как Гянджинское ханство превратилось в Елисаветпольский округ, тамошнее мусульманское духовенство лишилось самого важного источника доходов — платы за судопроизводство, поскольку с момента присоединения края к России это стало прерогативой коронной власти. Муллам остались только семейные дела и дела по разделу имущества по обычному праву. Правительство утвердило «штат» священнослужителей и установило им фиксированное жалованье за счет местных ресурсов; на поддержание мечетей предписывалось выплачивать по 50 копеек в год с каждого «дыма» [377] . Это можно расценить как попытку привлечения на свою сторону влиятельного мусульманского духовенства, но одновременно и как способ лишения мулл и кадиев финансовой самостоятельности. В пользу последнего свидетельствует отказ Цицианова вернуть земли, конфискованные у ряда мусульманских священнослужителей вскоре после присоединения Грузии к России. Было объявлено, что всякое духовное лицо, замеченное в антиправительственной деятельности, будет сослано в Сибирь, а в случае его побега туда же будет отправлена его семья. Впрочем, Александр I счел необходимым смягчить наказание: домочадцы «изменника» всё же освобождались от ссылки [378] . Действуя через влиятельных агаларов, Цицианов добился возвращения в состав Грузии без выстрела богатой хлебом и потому стратегически важной Шурагельской провинции. Он заключил договор с местным правителем Будаг-султаном, за которым в обмен на небольшую дань сохранялась вся полнота власти (за исключением вынесения смертных приговоров) [379] .
377
Дубровин Н.Закавказье… С. 458—459.
378
АКА К. Т. 2. С. 285-286.
379
Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 12. С. 45.
После присоединения Восточной Грузии под властью российского императора оказались тысячи армян, составлявших б о льшую часть городского населения Закавказья. Все они были проникнуты верой не просто в освобождение от ига иноверцев, но и в возрождение Великой Армении, память о которой жила в их сердцах. Поражение византийской армии в битве с турками-сельджуками при Мазанкерте (1071 год) привело к тому, что христианские государства на пространстве между Черным и Каспийским морями оказались на пути неудержимых полчищ кочевников. В 1373 году жители края подверглись страшному нашествию орд Тимура. Эти события имели катастрофические последствия для армянского народа; они привели к утрате государственности, безмерным людским и материальным потерям и длительной изоляции от остального христианского мира. На рубеже XV—XVI веков Армения стала полем сражения двух могучих мусульманских держав — Османской империи и Ирана. Ситуация усугублялась тем, что турки и персы принадлежали к разным ветвям ислама (сунниты и шииты), представители которых относились друг к другу с еще большей враждебностью, чем к иноверцам. Даже когда эти державы официально состояли в мирных отношениях, население не чувствовало себя в безопасности, так как отряды местных владык, фактически неподконтрольных ни султану, ни шаху, постоянно совершали набеги на сопредельные территории. Уровень экономической эксплуатации превышал все мыслимые границы, завоеватели демонстрировали нетерпимость к культуре армянского народа. Поскольку фискальный аппарат обоих государств работал неэффективно, турецкие гарнизоны не получали вовремя жалованье и попросту грабили мирных обывателей. Уничтожались исторические памятники, библиотеки, гонениям подвергалась церковь. Поощрялось заселение исконно армянских территорий мусульманами, а сами армяне насильно водворялись на другие земли. Депортации и вынужденная миграция привели к тому, что множество армян оказалось вне своей исторической родины. Рассеянные по всему миру, они сохранили осознание своего национального и культурного единства во многом благодаря сохранению веры своих отцов. Именно Армянская церковь стала организацией, заместившей собой разрушенное государство, а духовенство — сословием, скреплявшим нацию, лишенную возможности иметь иную элиту (армянская феодальная аристократия была уничтожена завоевателями).
Кавказские христиане могли надеяться лишь на помощь России, которая раньше других христианских государств начала «реконкисту». Если в XVI столетии Европа еще отчаянно сопротивлялась нашествию османов, то Россия начала стратегическое наступление на восток, покорив Казанское и Астраханское ханства. Внимание Запада в XVII—XIX веках фокусировалось на решении так называемого «Восточного вопроса», связанного с изгнанием турок с Балкан и последующим политическим обустройством этого региона. Прагматичные западные правители не видели в закавказских христианах достаточно сильных союзников и понимали ограниченность своих возможностей в оказании им прямой помощи из-за их географической удаленности. Немалое значение имело и то обстоятельство, что в Париже, Вене, Лондоне и Берлине уже в конце XVIII века осознали: Кавказ становится зоной влияния России. Более того, в освободительном движении армян зачастую видели «руку России», которая тянется к Средиземному морю и Персидскому заливу. В 1799 году влиятельные представители армянской элиты мелики Джимшид Варандинский и Фридон Гулистанский обратились к Павлу I, прося принять в подданство Карабахское ханство или прислать войско, под защитой которого армяне могли бы уйти из мусульманских владений. При этом все расходы на такую военную экспедицию они соглашались принять на себя. Если же и такой вариант по какой-то причине не нравился Петербургу, то мелики просили повелеть грузинскому царю передать армянам для поселения земли, на которых они ранее проживали [380] .
380
АКА К. Т. 1.С. 631.