Цицианов
Шрифт:
Во всеподданнейшем рапорте от 13 февраля 1803 года Цицианов предложил следующие меры по совершенствованию управления краем. Первым шагом (самым простым) было соединение уголовной и гражданской экспедиций «для избежания излишних казенных расходов». Далее предлагалось «возвысить некоторым образом и привести в уважение начальство уездное». Для этого округом должны были руководить чиновники не ниже 7-го или 6-го класса (полковники), причем особенно желательны были на этих постах отставные военные, «поелику здесь военное ремесло в великом уважении». Путь к внедрению новых форм управления Цицианов обозначил следующим образом: «Предмет предлагаемой мной перемены состоит в том, чтобы стеснить все члены правления и приблизить их к средоточию власти таким образом, что по наружности правление останется в том же виде, а в самом существе получит больше деятельности». Он полагал, что «…окружные начальники, имея над уездами своими, так сказать, власть полномочную, постепенно станут внушать дворянству и обывателям к себе уважение, и когда дела потекут обычным порядком, тогда удобно будет положить сим начальникам известные пределы или вовсе их уничтожить. А между тем расширение власти, основанной на правосудии, долженствует неминуемо произвести самые благотворные для грузинского народа действия, приучая оный к порядку и повиновению(курсив наш. — В. Л.)вместо того, что прежде, трепеща за личность и собственность свою, невинный и преступник укрывались от гнева сильных через постыдные коварства и подаяния» [421] . Цицианов разрешил подавать заявления на родном языке и без строгого соблюдения формулировок, отменил все формальности судопроизводства (за исключением апелляционных сроков), поскольку все эти гарантии правильности дела, по его мнению, «представляются
421
АКА К. Т. 2. С. 46.
422
Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 12. С. 47.
423
Там же. С. 37.
Александр I утвердил распоряжения Цицианова указом от 13 мая 1805 года, отказав только в учреждении института окружных начальников. По мнению царя, на эту должность пришлось бы назначать отставных штаб-офицеров с невысоким окладом, что роняло престиж коронной власти. Но жизнь показала, что главнокомандующий был прав, предлагая поставить во главе местного управления людей с военной жилкой, способных принимать скорые решения и добиваться их исполнения. Необходимо было приучать местное население к тому, что не следует по каждому вопросу обращаться «на самый верх» и заваливать тифлисские канцелярии ворохом бумаг, резолюции на которые вполне могло наложить и уездное начальство. Ломка этой грузинской управленческой традиции началась еще до приезда Цицианова на Кавказ. 12 сентября 1801 года Александр I решительно пресек попытки грузинской знати обращаться к нему напрямую, минуя главнокомандующего. Специальным указом император повелел все бумаги передавать через генерала Кнорринга [424] .
424
ПСЗ I. Т. 28. № 20080.
Впрочем, представление о юридическом хаосе, складывавшееся благодаря описаниям некоторых российских чиновников, следует считать явно преувеличенным. В Грузии действовал кодекс Вахтанга VI, представлявший собой систематизированный свод народных обычаев, который «дополнялся и развивался толкованиями судебной или житейской практики и оставлял значительный простор судейскому усмотрению» [425] . Принимая это во внимание, Цицианов докладывал о необходимости составить записку из законов по уголовным делам и перевести ее на персидский язык, со слогом, «сближенным азиатскому способу мысли», раздать владетелям, принявшим российское подданство. Главнокомандующий имел «в виду через сие открыть ханам персидским те наказания, коим подвергаются они через свойственное им вероломство в данной присяге» [426] .
425
Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 12. С. 12.
426
АКА К. Т. З.С. 8.
Новая система управления распространялась исключительно на Картли-Кахетию. На всех остальных присоединенных территориях сохранялась вся полнота власти их прежних восточных владетелей «в делах внутренних». Тому было три причины. Во-первых, Петербург просто не располагал в Закавказье достаточными административными ресурсами, чтобы заменить местных ханов. На всем протяжении имперской истории России в правительственных кругах слышались сетования на отсутствие дельных управленцев. Желающих ехать в столь удаленный край оказывалось немного, а среди прибывших нередко встречались люди, совершенно неспособные к работе. Во-вторых, содержание администрации было очень дорогим и не только поглощало все доходы от контролируемых территорий, но и требовало ежегодных солидных финансовых вливаний из государственной казны. Если сборщиком налогов был свой сатрап, то и все недовольство населения обращалось на него. Когда же деньги собирал русский, то все обиды адресовались ему и представляемой им администрации. В-третьих, всякое «трение» между представителями разных культур чревато тем, что сначала появится «дым», а затем, если не обратить внимания на очаг, и «открытое пламя». Правительство соблюдало разумную осторожность, не торопясь «уравнивать» фискальную и административную систему Закавказья с остальной территорией страны. Тем более что немалое число деятелей, по праву стяжавших славу на военном, гражданском и прочих поприщах, имели изъяны в области морали и даже криминальные наклонности. Так, генерал Н.И. Евдокимов, выслужившийся из нижних чинов и получивший за победы на Кавказе графский титул, до такой степени был беззастенчив в обращении с казенными суммами, что его прямой начальник князь А.И. Барятинский даже не пытался это отрицать, оправдывая генеральские хищения военными успехами. Нередко административные и полководческие ошибки коренились в искренних заблуждениях исполнителей. Правда, в случае с Коваленским трудно найти оправдания его действиям на посту главного российского представителя в Закавказье. «Во всех его донесениях, письмах, проектах и соображениях не видно никакой государственной идеи, никакого понятия о служении какому-нибудь отвлеченному принципу: все интересы России отступают для него на задний план, как только задевается мелочное самолюбие или корыстолюбие этого кляузного чиновника» — такую характеристику дал ему историк Берже [427] . Опытный бюрократ попытался организовать сопротивление, используя канцелярский инструментарий — отписки, проволочки, встречные жалобы и другие формы саботажа. Однако Цицианов действовал решительно и быстро не только на военном, но и на административном поприще, не давая противнику опомниться. Несмотря на поддержку сильных фигур (в числе которых был и Г.Р. Державин), Коваленский 15 августа 1803 года был отдан под суд.
427
Там же. С. 6.
Беспорядок в делах, переданных Цицианову, разумеется, не был неким «продуктом» административного творчества Коваленского и Кнорринга. Они и сами столкнулись с отсутствием сведений, необходимых для организации управления краем. Во всеподданнейшем рапорте от 25 мая 1802 года Кнорринг писал: «Ни один из чиновников грузинских, долговременно находившихся у царей при делах, не преподал мне верного сведения о названиях, числе селений, наций народов, в них обитающих, и принадлежности их казне, церквам, к уделам членов царственного грузинского дома и помещикам, тем менее о числе дымов или семейств, сколько-нибудь близкого к истине… Все подушные и поземельные сборы в Грузии почти не имели основательного постановления и требовались по единому произволению царя, который, пользуясь правом отнимать избытки у кого хотел из подданных, не помышлял повинности граждан уравнивать по способам их промышленности» [428] . Наведение порядка в сфере местного управления затруднялось тем, что вступало в прямое противоречие с интересами дворянских родов, из поколения в поколение занимавших административные посты в уездах и фактически бесконтрольно взимавших с населения налоги. Кахетинские князья прямо писали об этом Коваленскому, объясняя неприемлемость назначения на государственные должности людей по выбору правительства: «Наше пропитание только в том и состоит, что по должности мы получаем доход, и буде сего лишимся, то нам ничего не остается как только погибнуть и умереть, так как мы содержать себя не можем» [429] . Трезво оценивавший ситуацию генерал Лазарев сообщал Кноррингу о принципе разделения грузинской элиты на противников и сторонников присоединения к России: «Князья, которые имеют свои деревни и живут одними доходами, не имея в виду никаких грабительств, остаются, по-видимому, приверженцами к новой (российской. — В. Л.)власти, а те, которые всегда имели в предмете своем одно непомерное грабительство их единоземцев и тем наживались — держатся стороны царевичей. Но все они важного
сделать не могут, кроме привода сюда ничего не значащих соседственных войск» [430] .428
Там же. Т. 1. № 578.
429
Там же. С. 388. № 495.
430
Там же. № 233.
В целом Цицианова следует отнести к числу тех имперских чиновников, которые составляли партию «регионалистов», то есть противников унификации системы управления, суда, фиска и социальной организации. В апреле 1804 года он с большой настороженностью отнесся к просьбе тифлисских обывателей о собрании депутатов от различных групп для обсуждения важнейших вопросов городской жизни. Он разрешил такое собрание, но только в «одноразовом» порядке, считая местное население еще не готовым к формированию магистрата [431] .
431
АКА К. Т. 2. С. 49.
Обычной административной практикой дореволюционной России были командировки доверенных лиц императора (генерал-адъютантов или флигель-адъютантов) для сбора информации о происходящем на местах. Это были своего рода негласные ревизоры, как правило, доставлявшие сведения о разного рода злоупотреблениях. Иногда такие функции исполнялись по поручению глав ведомств. Так, коллежский асессор Соколов, составивший описание «художеств» действительного статского советника Коваленского, был чиновником Министерства иностранных дел, которое попыталось разобраться в потоке взаимных обвинений правителя Грузии и генерала Лазарева. Наличие таких «корреспондентов» не только создавало неуютную обстановку главным начальникам, но и стимулировало формирование разных группировок, которые старались использовать «альтернативный канал связи» с Петербургом для интриг и кулуарной борьбы. Цицианов прежде всего потребовал полного доверия и удаления всякого рода правительственных корреспондентов [432] .
432
Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 12. С. 44.,
Для повышения эффективности управления Цицианов предлагал предоставить главноуправляющему Грузией такие же полномочия относительно присутственных мест, какие имели губернаторы. Дело в том, что губернские ведомственные конторы имели, как теперь принято говорить, двойное подчинение. Им приходилось выполнять распоряжения губернатора, действуя при этом в нормативных рамках, сформированных профильным министерством. Чтобы дела не тормозились из-за административно-правовых нестыковок, все распоряжения первого лица в губернии выполнялись незамедлительно и неукоснительно, а если его действия расходились с буквой закона, то отправлялся соответствующий рапорт министру внутренних дел [433] .
433
АКАК. Т. 2. С. 46.,
Желающих служить в далеком крае было немного, и чиновники, едущие в Закавказье, по царскому указу от 5 декабря 1801 года получали «не в зачет» треть годового жалованья. Но этой льготы оказалось недостаточно. По представлению князя Цицианова указом Александра I от 19 декабря 1803 года сразу по прибытии в Закавказье служащий получал повышение в чине, но для «закрепления» в нем обязывался прослужить не менее года. Прослуживший четыре года получал следующий чин при отставке или при переводе «в Россию». Для тех, кто более четырех лет оставался на этой имперской окраине, сроки выслуги следующих чинов уменьшались вдвое [434] (аналогичные льготы имели те, кто соглашался на переезд в Иркутскую губернию). Министр внутренних дел подобрал Цицианову дельного помощника — статского советника Литвинова, который стал правой рукой главнокомандующего. Другим ближайшим помощником должен был стать генерал Волконский, бывший заместителем по гражданской части (военными делами он занимался только тогда, когда сам Цицианов покидал Грузию) [435] .
434
ПС3 I. № 20067,21087.
435
АКА К. Т. 2. С. 36-37.
Для характеристики состояния административной системы тогдашней Грузии лучше всего подходит слово, обозначающее заведение, для которого порядок, субординация и образцовое ведение планово-отчетной документации, мягко говоря, нехарактерны. У французов, подаривших нам это слово, bordelтакже означает беспорядок. Сразу же по прибытии Цицианова в Тифлис обнаружилось, что нет сведений о расходе 10 тысяч рублей — бумаги о движении этой суммы исчезли, причем имелись свидетельства, что бумаг этих вообще не составлялось. Как закупался и как расходовался провиант на 15 тысяч рублей, тоже никто не мог ясно объяснить. Когда Цицианов поинтересовался о размере доходов от откупов и об использовании этого ресурса, его опять ждало разочарование: сколько откупа приносили и на что пошла эта часть казенных денег, никто не ведал. Чиновники в других регионах России тоже не проявляли равнодушия, когда мимо их рта проносили казенный пирог, но там почти всегда хищения с большей или меньшей старательностью прикрывались документацией. Бумага в сочетании с чернилами в умелых руках могла превратиться в разящий меч и волшебную броню, непроницаемый туман или яркий прожектор, указатель пути или непролазную топь, в которой безнадежно увязал самый страстный и неутомимый искатель правды. Казенные деньги на Кавказе делились между служащими не поровну и даже «не в пропорции чина». Тогдашнему «офисному планктону» звонкой монеты иногда вообще не доставалось: Коваленский выдавал им жалованье сукном, которое приходилось продавать на базаре с убытком [436] . По прибытии на новое место службы Цицианов обнаружил: казна Грузии находится в крайне плачевном состоянии и нет никаких надежд хотя бы на самообеспечение края. Ситуация усугублялась тем, что из-за нерасторопности финансового ведомства на несколько месяцев задерживалось жалованье местным чиновникам. О ходе дел красноречиво свидетельствует состояние уголовной экспедиции: чиновники вообще не появлялись на службе, поскольку из-за невыплаты жалованья голодали и не имели приличной одежды и обуви. В самой канцелярии не было сторожа, помещение не убиралось и не отапливалось несколько месяцев. Даже сам главнокомандующий фактически не имел средств для такого неотложного мероприятия, как отправка царской фамилии в Россию. Накопившиеся огромные недоимки не являлись резервом из-за обнищания населения, и потому наиболее рациональным ходом было их списание. Кроме того, многие подати, почти полностью оседавшие в карманах сборщиков, настоятельно требовали упразднения [437] .
436
Там же. С. 24.
437
Там же. С. 19.
Как известно, в дореволюционной России военные (в том числе и отставные) являлись важнейшим резервом для пополнения кадров гражданской администрации. Кроме того, управленческая практика предполагала наличие некоторого количества офицеров «для поручений», то есть для выполнения заданий слишком разнообразных, чтобы можно было дать их должности более определенное название. Во внутренних губерниях и тем более в обеих столицах подыскать человека на эту должность не составляло труда, а вот в Грузии каждый поручик и майор был на счету и людей «доверенных и расторопных» (а какими еще могли быть офицеры!?) выделить страдавшие некомплектом полки не могли. Поэтому во всеподданнейшем рапорте от 27 апреля 1803 года Цицианов просил «отрядить в Грузию несколько штаб-офицеров для определения оных на убылые места по мере открывающихся вакансий и для других по службе непредвидимых употреблений…» [438] . Действия Цицианова получили поддержку в правительственных кругах. По крайней мере, о том пишет в своем письме от 9 мая 1803 года граф Воронцов: «С удовольствием удостоверяю вас, что оных (успехов Цицианова. — В.Л.)цену чувствуют здесь в полной мере и отдают должную справедливость дарованиям и деятельности вашей которых употребление столь выгодный дало оборот делам того края с самого в оный вашего прибытия. Здесь весьма пекутся о доставлении в руки ваши нужных пособий для успешнейшего окончания всего преднамеренного…» [439]
438
Там же. С. 31.
439
Там же. С. 32.