Цифровой странник

Водитель из Сальвадора не очень хорошо говорит по-английски.

– Лесго-лесго! – кричит Видаль.

И мы отправляемся в путь.

Я-то надеялся попрактиковать английский в США, но на все вопросы водитель качает головой. Зато можно попробовать выучить испанский.

– Инглес – лесго, эспаньол – бамонос, – объясняет Видаль, активно жестикулируя, – инглес – туморро, эспаньол – маньяна, инглес – фаве, эспаньол – падре.

Я записываю испанские слова в блокнот, а наш фургончик въезжает в спальный район. Видаль щёлкает тумблером над головой – включается музыка. Уже через пару минут мы останавливаемся: чернокожий маленький мальчик вместе с такой же девочкой, наверное брат с сестрой, подходят к машине. Им лет по пять, мальчик смотрит на меня и что-то мямлит себе под нос – я не понимаю ни слова.

– Что-что?

Маленькие дети открывают рты медленно, как рыбы. Может быть, они вообще только учатся говорить?

– Уан коттон кэнди, – подсказывает опытный Видаль.

– О'кей. – Я ищу мороженое в холодильнике.

Мы медленно катаемся по тихому кварталу. Торговля идёт активно, чернокожие дети радуются и кричат, услышав музыку мороженщика. Я почти ничего не понимаю, поэтому больше стараюсь разобрать то, что говорит Видаль, а не дети.

– Чика. – Видаль показывает пальцем на девушку. Сальвадорец возбуждён, как будто у него вечером свидание.

– Си, – киваю я, – чика.

Каждый раз, проезжая мимо девушек, Видаль кричит и машет руками от радости, как трёхлетний ребёнок.

* * *

Осваиваю новую профессию, которой не существует в России, – водитель-мороженщик! Моя задача – делать счастливыми маленьких чернокожих детишек, которые клянчат у родителей пару долларов и бегут покупать мороженое или колу. В конце дня я должен привозить как можно больше денег для босса Майкла. В гараже по утрам практикую испанский с мексиканцами, а они, смеясь, повторяют за мной русские слова. В блокноте уже около пятидесяти слов и две страницы фраз, которые диктуют мексиканцы, например: «Русские девушки – красивые», «Я люблю большие машины» и «Мне, пожалуйста, два пива».

Вечерами низкий столик гостиной обычно заставлен бутылками. После второго дня я не участвую в коллективных попойках. Валера и Миша – самые тренированные и могут пить больше всех, а мне, наоборот, очень быстро надоедает.

– Когда Женя первый раз сел за руль, – рассказывает Юра Длинный, пока мы болтаем утром, перед началом рабочего дня, – он не проехал и двух метров – сразу чуть не зацепил соседнюю машину.

– А потом сказал нам, что у него зрение минус шесть, – добавляет Миша. – И он при этом не носит ни очков, ни линз.

– Дело не в зрении, – прищурившись, говорит Женя, – просто не смог прочувствовать габариты машины.

– Сибирь позоришь, – говорит Миша.

Все смеются. Как я успел заметить, отношение к Жене в компании снисходительное. Над ним постоянно подшучивают, и никто не воспринимает его всерьёз.

Хотя Женя лучше остальных говорит по-английски, а его кругозор значительно шире, чем у быдловатого Валеры, дворового гопника в спортивных штанах, которому не хватает только семечек, Женю почему-то уважают меньше всех. Мне и самому кажется, что этот парень странноватый. Или, может быть, он здесь просто белая ворона? Тех, кто совсем не пьёт, в компании русских студентов в Америке не понимают. В России таких обычно называют «не свой». Но для меня это не критерий оценки, и сам я легко нахожу общий язык со всеми ребятами, кроме Валеры.

Мимо проходит дедушка, немного полноватый, с короткими седыми волосами. Морщинистое лицо, из-за которого я дал бы ему не меньше семидесяти, странно резонирует с уверенной походкой здорового человека.

– Привет, – улыбаясь, говорит он по-русски.

– Здравствуйте.

Мне казалось, что русскоязычное население Норфолка составляет примерно десять человек – все те студенты, что живут со мной или в соседнем доме.

– Я почти ничего не вижу вблизи – астигматизм, – говорит Юрий Николаевич (уже третий Юра!). – Мне нужна небольшая помощь – напечатать текст на компьютере. Немного, несколько страниц. Поможешь?

– Хорошо. Когда? Сейчас мне нужно работать.

– Я обычно здесь бываю во второй половине дня. Приходи, когда сможешь, тогда и поедем.

Когда Юрий Николаевич уходит, Юра Длинный говорит:

– Мы один раз видели его тут. Он тоже продаёт мороженое, у него два своих фургончика, кажется. А Майкл почему-то разрешает ему пользоваться гаражом бесплатно.

Сегодня перед работой проходит планёрка. В гараже около двадцати пяти человек. Я познакомился с ребятами из соседнего дома: казахом, двумя москвичами и двумя ирландцами. Остальные собравшиеся – смуглокожие и говорят на испанском.

Женя болтает с мексиканцами.

– Ты говоришь по-испански?

– Да. У меня это второй язык. Я учусь на лингвиста.

– В моём универе на лингвистов учатся только девки, – говорит Студент.

Наконец появляется Майкл. Он въезжает в гараж на блестящем новеньком квадроцикле. Босс долго и смачно газует, показывая всем мощность своей игрушки, и делает пару кругов вокруг нас.

– Ребята, мы начинаем собрание, – говорит Грувер. – Для всех новеньких: меня зовут Майкл, и я король мороженого в Норфолке, а скоро стану королём и всей Вирджинии. Ваша работа – продавать мороженое. Как можно больше. Каждое утро вы берёте пятьдесят долларов мелкими купюрами – на сдачу. Каждый вечер ставите фургон и подключаете к электричеству холодильник, чтобы не разморозился за ночь. Те, кто ещё не ездил, сначала несколько дней работают с опытным продавцом.

Я понимаю почти всё, что говорит Майкл. Кажется, он уже привык общаться с теми, кто плохо знает английский, поэтому использует простые фразы, а слова произносит отчётливо.

Майкл подходит к мексиканцу по имени Мануэль:

– Вот ты сколько вчера заработал?

– Сто пятьдесят долларов.

– Сто пятьдесят – это неплохо. А ты? – Майкл обращается к Видалю.

– Почти двести.

– Это отлично! Берите пример с этого парня.

Следующий на очереди Студент.

– Что у тебя?

– Сто.

– Сто – это плохо. Минимум, который вы должны привозить, это сто двадцать долларов. Ещё раз повторяю: сто двадцать – это минимум. Сто пятьдесят – это хорошо, двести – отлично.

Майкл Грувер смотрит на нас, чтобы убедиться, все ли поняли, что он сказал. В толпе слышатся утвердительные возгласы:

– Поняли, поняли, о'кей.

– Кроме этого, я хочу, чтобы вы помнили, что здесь у нас собрались люди не только из Мексики. Нельзя называть их всех «мексами». Здесь есть люди из Коста-Рики, Сальвадора, Панамы, Гватемалы. Никаких «мексов»!

– А что, есть конфликты на национальной почве? – шёпотом спрашиваю я у Юры Длинного.

– Нет. Ни разу не видел.

Действительно, испаноговорящие мороженщики отлично ладят с русскоговорящими – каждое утро мы весело и беззаботно общаемся друг с другом на смешанном английском, испанском и русском.

– Когда я сказал, что из Казахстана, Майкл спросил, где это, – говорит казах Мирас. – Но он так и не запомнил название страны, поэтому называет меня русским, как и всех остальных.