Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17

– Чуешь? – Лариса доверительно наклонилась, и ее левая грудь вмялась мне в плечо. – Это мама запалила индийские благовония!

– Чую, – кивнул я, изгоняя горячащие мысли о суетном.

Инкина сестричка уловила хрипотцу в моем голосе и победительно улыбнулась.

– Маэстры, гряньте туш! – Она за руку ввела меня в зал, обставленный по стандарту – «стенка», телевизор, диван, ковер.

За большим столом, устланным белейшей камчатной скатертью, сидели трое – крепкий сухощавый мужчина, кареглазая пышечка в кудряшках и Хорошистка. Холодок услады протек через все мои чакры.

– Знакомьтесь – Миша! – воскликнула Лариса.

Сухощавый, улыбаясь в усы, привстал и пожал мне руку.

– Федор Дмитрич. Возглавляю тутошний «девичник»!

– Ага-а! – с напускной обидой протянула пышечка. – Я уже забыла, когда мы вместе Новый год справляли! Вечно со своими пингвинами милуешься… – Вспомнив о хороших манерах, она с тяжеловесным кокетством представилась: – Римма Эдуардовна!

– Послезавтра папа улетает в Антарктиду, – оживленно затараторила Инна, – там начинается лето!

– А мама на него дуется, – добавила Лариса.

Меня усадили между сестрами, и обе, в четыре руки, стали мне подкладывать угощенья.

– Да куда ж вы мне столько? – забарахтался я.

– Кушай, кушай! – ласково сказала младшенькая.

– Сейчас мы проторим путь к сердцу мужчины… – ворковала старшенькая, орудуя ложкой.

– Что значит – мы? – Бровки Инны надменно вздернулись. Уже продавливались улыбчивые ямочки, но, что меня умилило до крайности, в синих «папиных» глазах плескалась ревнивая опаска. – Миша – мой!

– Чего это он твой? – В Ларисином голосе зазвенели нотки веселой агрессии, тут же тускнея. – Ладно, ладно, пусть будет общий.

– Я те дам – общий!

Римма Эдуардовна беспокойно глянула на дочерей, а Федор Дмитриевич рассмеялся и сказал с отчетливым сочувствием:

– Привыкайте, Миша. Я уж двадцать лет в этом «малиннике»!

– И как? – спросил я с интересом, пробуя оливье, весьма близкий к исконному рецепту – чувствовались раковые шейки и пикули. – Справляетесь?

– Честно? – Глава семьи заговорщицки пригнулся, выговаривая вполголоса: – Это они со мною справляются, трое на одного!

– Ой, можно подумать! – фыркнула мама Римма. – Да ты за нами, как за каменной стеной!

– За двумя каменными стенами, – строго поправила Лариса.

– За тремя!

– Мы ему и готовим…

– …И стираем!

– И убираем! – Инна грозно нахмурилась. – Кто носки постоянно разбрасывает, а?

– Я, – смиренно ответил Федор Дмитриевич, съезжая в манере подкаблучника: – Молчу, молчу…

– То-то.

– Я все съем! – торопливо сказал я, попадая в лад.

Дружный смех снял зажатость и отвел напряжение. Дышать стало вольнее. Даже подозрительный взгляд Риммы Эдуардовны как будто потеплел.

– А как вы полетите? – поинтересовался я. – Через Каир?

Дворский мотнул головой, собираясь ответить, но его опередила Инна.

– Через Ташкент! – выпалила она, закатывая глаза. – Потом Дели… Джакарта… Это в Индонезии. Сидней… Это в Австралии. А дальше куда, папочка? Я забы-ыла…

– Крайстчёрч, – тепло улыбнулся Федор Дмитриевич. – Это в Новой Зеландии. И – в Антарктиду. Сначала к американцам, на Мак-Мёрдо, а уже оттуда – на нашу Молодежную. Там хороший аэродром, годится для «Ил-18». Ледник, правда, а на нем – громадный слой снега. Самолет в такой мигом зароется и скапотирует…

Инкина мама тревожно вскинула голову.

– И вы расчистили полосу! – уверенно предположила Лариса.

– Нет, умяли снег катком до твердой корки! Посадка, как на гладкий бетон.

– А чем в Антарктиде пахнет? – захлопала глазами Инна. – Ну, вот выходишь ты из самолета, и?..

Глаза Дворского, синие, как айсберг, элегически прижмурились.

– Свежестью пахнет! – выдохнул он. – Морозной такой. Лазурное небо, белый снег и оранжевые дома на сваях. Картинка!

– На сваях? – Глаза у дочери пораженно округлились. – Так пол же холодный будет!

– Нормальный там пол! – рассмеялся отец. – А сваи… Это чтобы ветер снег под домом прометал. Иначе занесет, как в Мирном – там теперь через крышу выбираются… Нет, в Антарктиде хорошо, хоть и холодно. Зато все такое… чистое, что ли. – Федор Дмитриевич хохотнул, немного смущаясь порыва откровенности. – Со школы мечтал побывать в краю непуганых пингвинов. И сбылось! «Гляциолог? Давай, на борт!» И все… «Отдать швартовы! Полный вперед. Курс на юг!» – Он смолк, заново переживая волнующие минуты бытия. Затем, словно вынырнув из давних грез, окинул взглядом свой «девичник». – Римма больше всего на свете хочет вернуться в Ленинград…

– Город моей юности… – загрустила Эдуардовна. – Очень по нему скучаю! И завидую Инке.

– Сравнила! – распахнула Хорошистка глаза. – Ты там сколько лет прожила, а мы всего на три дня!

– Все равно…

– Ларису со страшной силой тянет на БАМ… – продолжал Дворский свой расклад, мимолетно погладив жену по плечу.

– Ага! – засветилась Федоровна. – С шестого класса еще загадала два желания. Вот, думаю, выйти бы на бахчу, а кругом спелые арбузы! Выбирай любой и лопай, прямо на грядке. А другое… Вот, думаю, сяду на поезд и где-нибудь в Сибири, темным вечером, сойду. На маленькой, мне самой не известной станции. Наугад! А утром узнаю, куда же меня забросило желание…

– …А Инна мечтает сниматься в кино, – закончил Федор Дмитриевич.

– Правда? – пришел мой черед удивляться.

Хорошистка мило заалела щечками.

– Правда. – Она тихонько рассмеялась, прикрывая губы ладошкой. – Помню, все в «дочки-матери» играют, а я своих кукол рассажу – и устраиваю им театр!

План созрел у меня моментально. Я быстренько все просчитал – в Одессу за станками мы двинем после октябрьских, и надо точно подгадать…

– Миша, заснул? – Инна со смешком пихнула меня в бок.

– Задумался человек! – уточнила Лариса.

– Папа спросил, о чем ты мечтаешь, – пришатнулась Хорошистка, бросая лукавый взгляд. – Обо мне, да?

– Инна! – одернула девушку мама.

Хорошистка мигом приняла невиннейший вид, потупила глазки, а я всерьез задумался, где в Инке кончается наивность и начинается игра. Сомнения в душе плодились и размножались…

– Наверное, мечтаешь стать ученым? – привалилась с другого боку Лариса. – М-м?

– Я и так им стану. – Моя улыбка не вышла застенчивой. – Это не мечта, это цель.