Циклопы
Шрифт:
Жуткие слова Миранды на некоторое время приковали ноги генерала к полу. Растерянно пробормотав: «Эвон... как она все завернула-то», - он взял за рукав куртки ошарашенного Иннокентия, оглядывающегося на Зою-Миранду, и повел того в гараж к машине.
Прошел к «Волге» и уместился за руль, практически не глядя на стилиста. Безжалостная, страшная правда сидела в его голове огромным острым гвоздем.
Двигатель машины заурчал, Лев Константинович хмуро погляделся в зеркало, сказал:
«А знаешь, Борька, эту тварь нельзя отправлять обратно. Она там таких дел наворочает с энтузиазмом...»
– Кеш, - обратился
На завьяловской шее дернулся кадык, Капустин помотал головой.
– Раньше я подобных разговоров не слышал. «История - безжалостна, Бог бессилен»... Это кошмар какой-то, Лев Константинович, Борис Михайлович!
«Н-да, - выводя машину на улицу и запирая за собой ворота на секретный гвоздик, продолжал ворчать Потапов.
– Не удивительно, что церковь и правительство объединились против нового течения. Это ж, Борька, сам понимаешь - кранты любой религии! Порядку в целом. Теперь не удивляюсь, почему правительство скрывает факты саморегуляции Истории. Подобные легенды способны учинить анархию и смуту. Если в умах появятся брожения, мол, зачем придерживаться норм и правил, соблюдать какие-то там заповеди, если все безжалостно предрешено... А?»
Завянь молчал. Безобидные разговорчики о неформалах обернулись жуткой изнаночной правдой. Если Миранда вернется в будущее, молчать она не станет - предъявит доказательства. Ее стараниями секта обретет достоверность и разрушительную силу для упорядоченного, и, в общем-то, безобидного мироустройства. Законопослушания.
«Не зря паршивку отстранили от активной деятельности и в прошлое не допускали, - печально размышлял старый контрразведчик.
– Там, где нормальный человек вроде Капустиных, углядит только занятный казус, вывернутые мозги идейной террористки, нацеленной на разрушение порядка, обязательно вычленят уничтожающую суть».
– Кеш, а что об этой секте в будущем говорят? Ты в будущее путешествовал?
Потерянное зеленоватое лицо Иннокентия горестно скривилось.
– Туда никто не путешествовал, господа. Будущее - закрыто.
– Как это?!
– опешили два интеллекта разом.
– А так. Больше чем на несколько минут проникнуть в будущее не удается даже дрозофиле, господа. Оно - закрыто.
– Кем?
Стилист пожал плечами:
– Ходят разговоры, что нашими потомками.
Генерал присвистнул:
– Нормально с вами разобрались... Чем же это вы, Кешка, так потомкам-то нагадили, а? Чего накуролесили?
* * *
Светлана Игоревна Соснина жила в многоэтажном доме на Мосфильмовской улице. В небольшой двухкомнатной квартирке со старенькой, глуховатой маменькой Ираидой Тимофеевной.
Еще днем, когда Завянь звонил гримерше по генеральскому мобильному телефону, два интеллекта малость поругались. Погрузившийся в воспоминания о строгой конспиративной этике контрразведчик уверял: недопустимо привлекать к операции третьи лица! «Мы, Боря, в розыске! Карпов за информацию о дочери и ее похитителе Завьялове миллионы обещает!»
Борис предпочел не осыпать комплиментами порядочнейшую подругу Лели, разубеждая подозревающего всех и вся пенсионера-смершевца. Он лишь спросил:
«Лев Константиныч, ты с моей
Лелей познакомился?»«Ну да».
«Ответь. Ты смог бы ее предать? Смог заложить близкого ей человека?»
Генерал даже отвечать не стал. Смутился и не вмешивался, когда Завянь звонил по телефону, обговаривая со Светланой Игоревной детали маскарада и советовался относительно приобретения экипировки и недостающих элементов для создания нового имиджа.
Светлана Игоревна попросила Лелиного внука только в одежный магазин зайти.
– Все остальное дома есть.
И даже не спросила Борю, в какие неприятности тот влип. Кристально чистый образ народной артистки Завьяловой укрывал ее внука от любых наветов.
Борис проинструктировал стилиста как себя вести с подругой Лели, что говорить. Но не учел специфику: Капустин сел перед зеркалом своей коллеги из прошлого.
Иннокентий нормально зашел в тесноватую прихожую. Нормально поздоровался. По совету Бори, прикинулся задумчивым и хмурым.
Едва попал в кресло перед гримерным столиком и зеркалом, заволновался так, что альфа генерал Потапов очи к потолку воздел.
«Черт, Боря! Он же сейчас с советами и комментариями влезет!! Гляди, как на коробочки таращится!»
Завьялов мысленно проделал тоже самое - закатил глаза. Маленько выругался. Замер.
Светлана Игоревна примеряла на его родную голову длинноволосый паричок.
«Только бы у Марычевых не было моих знакомых, только б не попасться на глаза, не нарваться!» - мысленно запричитал Борис. Его автомастерская доводила до ума тачки половине золотой молодежи Первопрестольной. Увидят в новом о б р а з е, звиздец авторитету!
По сути дела, разговаривая со Светланой Игоревной, он сам настаивал на радикальной смене типажа. Но такого достоверного ПОЗОРА не смог вообразить.
«Крепись, сынок, крепись». В голосе боевого генерала Боре чудилась насмешка, а отнюдь не утешение.
«Да пошел бы ты, Лев Константинович!»
«Скоро оба пойдем, протии-и-ивный», - гнусаво протянул разведчик.
Боря плюнул. Мысленно, конечно.
Блестящий, словно лакированный башмак, лимузин плавно подкрался к обочине в тихом переулке.
На тротуаре стояла, даже по московским меркам, выдающаяся парочка: низкорослый мрачный папик в шикарном англицком костюме и долговязый детинушка приятной голубой наружности. Детинушка неловко мялся, одергивал кургузый обтягивающий пиджачок лазоревого цвета и гламурно вращал округлой крепкой попкой в фиолетовых порточках, а на руках держал расфуфыренную, ушастую собаченцию.
«Кабы не знал, что Коваль через несколько часов подохнет...
– мысленно печалился Потапов, - ни в жизнь! Ни за какие деньги! Даже за бессмертие души!!..»
«А мне-то каково, Константиныч, прикинь, а?!
– в унисон переживал Завьялов, полчаса назад позволивший Иннокентию вести себя сообразно профессии и облику.
– Каково все это видеть?! Я ж, типа - тут!! Вот он весь! С ушатым лысым червяком на ручках, фланирую!»
Нервическая внутренняя обстановка как нельзя лучше ложилась на расписанные роли: «папик Лева» дергался, крутился, его «бой-френд» в фиолетовых штанишках не знал, куда упрятаться от разъяренного взгляда. Изображал лицом: а я-то здесь при чем?! Сами все устроили, а я всех виноватей, да?!