Цитадель тамплиеров

— Разочарую вас, — сказал монах, — тут тайны нет. Гюи Лузиньян спокойно живет на Кипре, охотится в свое удовольствие, пьет вино, пиратствует помаленьку, отчего у его величества Бодуэна IV…

— Самозванца, — брезгливо уточнил де Марейль.

— Да, у нашего самозванца были конфликты с Константинополем.

— Византийцы лукавы, — заметил де Жизор.

— Почему они жаловались Бодуэну? — спросил сенешаль. — Кипр сам по себе…

— Гюи признает себя подданным его величества, так и рекомендуется, имея, мне кажется, в виду, что с этих позиций ему будет легче претендовать на иерусалимское наследство.

— Вы провели с ним переговоры? — строго спросил де Марейль.

Забыв о недавнем афронте, он вновь пытался взять начальственный тон. Это забавляло и брата Гийома, и де Жизора.

— С Гюи смешная история. С ним заигрывают многие. Так сошлись обстоятельства, что он всех устраивает как союзник. Как ни смешно, этому вертопраху и бабнику суждено взойти на иерусалимский трон. И довольно скоро.

— Все дело в том, кто поднимет его туда.

— У Гюи, слава богу, хватает ума никому не говорить «да». Точнее, никому не говорить «нет», ибо «да» он уже всем сказал. Даже султану Саладину.

— Саладину? Предательство! — вскричал старик.

Де Марейль плеснул себе вина. В его глазах светилась решимость.

— Что ж, — сказал он, — я уезжаю на пару дней. Вы знаете, куда. Присылайте гонца, если что.

— Всенепременно, — кивнул брат Гийом.

Когда стихли его шаги, сенешаль сказал с укоризной:

— Напрасно вы настраиваете его против себя. Он может стать опасным. И неужели он будет худшим Великим магистром, чем самодовольный де Ридфор?

— Сей старец напитан энергией не по годам. Знаете, куда он поскакал? Его ожидает в замке молоденькая берберка.

— Но вы не ответили на мой вопрос, — сказал де Жизор.

— Какой?

— Относительно де Ридфора.

— Ах это, — брат Гийом сел в кресло, не остывшее после де Марейля, — не подумайте, что я уклоняюсь от прямого ответа. Не так уж важно, кто будет у нас самым главным… Орденом тамплиеров может командовать и идиот, столь умно он изначально устроен. Вспомним, кем и каким был граф де Торрож пять лет назад, когда его посадили вот в это кресло?

— Да, — кивнул де Жизор, — кого угодно можно было представить в роли Великого магистра, но не его.

— Правильно: хам, крикун, авантюрист; поверите ли, что де Торрож был почти неграмотен? А он превратился в незаурядного государственного мужа, на уровне самых деятельных монархов Европы.

— Пожалуй, — задумчиво согласился сенешаль.

— Хотя, — брат Гийом сложил молитвенно руки на груди и устремил очи к потолку, где красовалось огромное и оттого несколько расплывчатое изображение Иоанна Крестителя; эту фреску лучше было бы рассматривать из глубокого колодца. — Хотя, может быть, мы не правы, не видя примет того, что пришло время и де Рид фора.

— Я принимаю философскую часть ваших рассуждений, — сказал де Жизор, также поднимая голову и осознавая, что разговор о судьбах ордена происходит в присутствии одного из высших его покровителей.

— Но чувства ваши противятся, брат?

Сенешаль не успел ответить. Явился служка и объявил, что явился Гюи де Карбон.

Брат Гийом положил руки обратно на подлокотники кресла.

— Ну, позови, позови.

— Кто такой де Карбон? — спросил сенешаль.

— Трубадур.

В залу вошел коренастый рыжий человек в потертом платье.

— Ты принес?

— О, да, — трубадур предъявил свернутый в трубку пергамент. — Я сделал сразу три. — Во рту его не хватало зубов.

— Три? — брат Гийом поджал губу, — и ты рассчитывал, что я заплачу тебе втрое.

Поэт неуверенно улыбнулся.

— Честно говоря, да.

— Ну что ж, — сказал брат Гийом, пробежав глазами текст. — Думаю, моя дама будет довольна. Вот гонорар…

На стол легли три золотые монеты. Де Карбон смахнул их себе в карман и, угодливо кланяясь, удалился. Когда он ушел, сенешаль сказал:

— У меня иное представление о трубадурах.

— Справедливости ради надо признать, что не все похожи на этого негодяя.

— А что, прошу прощения, за «дама»?

— Не мог же я этому пьянице сообщить, что его слезливые вирши будет читать принцесса Сибилла.

Глава XXI. Святой город

В Иерусалиме шевалье де Труа не сразу нашел подходящую квартиру.

Поселившись на постоялом дворе близ Тофета он занялся изучением города. Выяснил со всею доскональностью месторасположение королевского дворца, тамплиерского капитула, резиденции Великого магистра тамплиеров, дворца комтура города Иерусалима. Прогулялся до капеллы тамплиеров, что стоит по дороге к Вифлеему, осмотрел громаду госпиталя святого Иоанна. Был у Храма Гроба Господня и знаменитого храма на горе Давида. Забредал также в мусульманские и иудейские кварталы, чего латинянам, и в особенности крестоносцам, делать не рекомендовалось.

Вскоре шевалье де Труа ориентировался в Святом городе, как в собственном кошельке.

Он начал, не торопясь, готовиться к проникновению в орден тамплиеров.

Для начала нужно было подобрать доспехи.

Обойдя с десяток оружейных заведений, он нашел то, что нужно.

Труднее было найти оруженосца. Юноша из приличной, уважаемой семьи вряд ли пошел бы служить к столь странно выглядевшему рыцарю. Осторожно наведя справки, шевалье получил представление о том, где лучше всего нанять оруженосца. В любом городе, где имелась капелла тамплиеров, возникала община облатов и донатов, то есть мирских членов ордена. Ремесленникам и торговцам в Святой земле покровительство бело-красного плаща было как нельзя кстати. Стремясь показать свою причастность к ордену, донаты и облаты носили черную или коричневую одежду, коротко стригли волосы и завивали бороды на рыцарский манер. Из их среды орден отбирал администрацию на пять низших должностей.

В Иерусалиме донаты и облаты тамплиеров селились у Давидовой башни. Туда и направился шевалье де Труа искать квартиру. Прошел слух о сборе великого капитула; это значило, что со всего христианского света съедутся богатейшие провинциальные магистры с громадными свитами. Всем понадобится жилье. Ни у иудеев, ни у мусульман они квартировать не станут. Будут избегать и подворья иоаннитских приспешников. Цены в районе башни Давида вырастут неимоверно.

В нескольких домах рыцарю с мозаичным лицом испуганно отказывали. В одном доме хозяин-бондарь, похожий на волосатую бочку, по выговору — нормандец, долго рассматривал шевалье и щурился, щурился, пока не выговорил несусветную цену. За эту сумму он получил бы древком копья в свой узкий лоб, но шевалье лишь спросил:

— Четверть цехина в неделю? Мне говорили, что хватит трех дойтов.

— Что же те, кто вам это говорил, не приняли вас? — смелея, сказал хозяин.

Рассудив, что все равно здесь не задержится, де Труа кивнул.

— Я согласен.

Но, как говорят в Нормандии, еда несет в себе аппетит. Бондарю показалось, что он набрел на золотую жилу.

— Я должен предупредить господина рыцаря, что свободен только второй этаж.

Здесь был нюанс. Поселившись на втором этаже, рыцарь, в общем-то, не ущемлял своего достоинства, но грешил против правил высшей изысканности. Однако шевалье согласился и на это.