Цивилизация Древней Греции
Шрифт:
Мы не упоминаем здесь о многочисленных закладках, совершенных Александром и Селевкидами в Месопотамии и за ней, поскольку они напрямую связаны с политикой этой династии и будут рассмотрены вместе с ней. То же самое относится и к трем греческим полисам в Египте, которых мы коснемся, говоря об империи Птолемеев. Зато в этом беглом обзоре эллинистических полисов необходимо остановиться на внешних владениях Лагидов на Кипре и в Ливии. На острове Кипр, где финикийское и греческое население по-прежнему находилось в очень тесном взаимодействии, различные полисы объединились в союз, не входивший в противоречие с властью Птолемеев: эллинизация сильно затронула этот регион, как в городах греческой традиции, например в Саламине или Пафосе, так и в городах, где финикийский контингент еще был весом, например в Аматунте или Китионе. Основатель стоицизма Зенон, имевший финикийские корни, был родом из Китиона — прекрасный пример ассимиляторской силы эллинизма. Что касается Киренаики, то она хотя и была в принципе владением Лагидов, тем не менее разделялась на четыре, а позже на пять греческих полисов: Кирену, чей порт стал независимым полисом Аполлонией только в I веке до н. э., Птолемаиду, которая при Птолемее III заменила Барку и имела блестящее будущее, Тохейру, переименованную в Арсиною, и, наконец, Беренику, возведенную возле древних Эвгесперид. Все они в III и II веках до н. э. пережили расцвет, о котором красноречиво свидетельствуют памятники и надписи и который был непосредственным продолжением подъема, начавшегося в этом регионе в предшествующую эпоху со времени основания этих колоний. Только неоднократные рейды пиратов в
На западе для эллинизма были менее благоприятные условия, чем в Азии и Африке. Неудержимое развитие Рима быстро положило конец внутренним распрям, противопоставлявшим друг другу города Великой Греции: после поражения Пирра падение Тарента в 272 году до н. э. ознаменовало конец их независимости. Полис еще на определенной высоте в III веке до н. э., но когда во время 2-й Пунической войны в 209 году до н. э. он снова потерпел поражение от Рима, то уже не поднялся. Греческая традиция тем не менее была жива в Кампании, области вокруг Неаполя, присоединившейся к Риму в 327 году до н. э.: она проявлялась прежде всего в архитектуре, декоре и предметах обстановки соседних поселений — Помпей и Геркуланума, которые в значительной степени восприняли, существенно переработав, эллинистическое наследие. Сиракузы на Сицилии благодаря тирану Агафоклу, а затем царю Гиерону I и его осторожной политике в III веке до н. э. сохраняли свою славу и богатство, несмотря на двойную угрозу — Карфагена, а позже и Рима. Но после того как город был разграблен Марцеллом в 212 году до н. э., он утратил всякое значение. В то же время Агригент, разрушенный карфагенянами и восстановленный в IV веке до н. э. Тимолеоном, сохранял свои греческие институты вплоть до 210 года до н. э., когда он пал перед римскими войсками. Но в римской провинции Сицилия греческая культура была жива до I века до н. э., когда историк Диодор, уроженец небольшого города Агирия, находившегося в самом центре острова, перевел на греческий язык четырнадцать книг своей «Исторической библиотеки».
Итак, чтобы завершить этот обзор эллинистических полисов, остается сказать о важности роли Массалии, которая вплоть до своего конфликта с Цезарем в 49 году до н. э. сохраняла дружбу с Римом. Она занимала прочные позиции в Западном Средиземноморье со своими приморскими колониями в Галлии и Испании: от Никеи (Ниццы) и Антиполя (Антиб) до Эмпорий (Ампуриас). Крупный полис, знаменитый своим аристократическим устройством, которое он строго оберегал на протяжении веков, поддерживал постоянные связи с греческим восточным миром и являл преданность своим фокийским корням. Несмотря на удаленность, на протяжении всей эллинистической эпохи Массалия являлась проводником эллинизма в отношениях с Лигурией, Галлией и Иберией.
Все эти полисы как в Элладе, так и на огромной территории эллинистических колоний оставались, по существу, верны старым принципам традиционной политической системы, которая посредством векового опыта поколений постепенно сформировала чисто греческий тип государства. Гражданская реальность, представленная во множестве различных сообществ, была объектом размышлений философов, в частности на заре эллинистической эпохи она вдохновила Аристотеля на потрясающе проницательный трактат «Политика», основанный на колоссальном материале, собранном его учениками в 158 монографиях по истории и устройству греческих полисов. Созданное в эпоху Александра, это произведение исследует черты и функционирование различных политических систем, в которых может существовать полис, поскольку Аристотель практически не представлял себе другой формы государства, по крайней мере для грека. Поэтому его анализ прежде всего подходит ко всем гражданским сообществам, которые на протяжении эллинистической эпохи укрепили или возродили полис. Созданная на стыке классической эпохи и последующей, «Политика» великолепно иллюстрирует эту преемственность и непрерывность.
Как до, так и после Александра общество в каждом из этих маленьких государств состояло из трех традиционных контингентов: граждан, иностранцев и рабов. На этих последних, как и прежде, был переложен весь тяжелый труд, от которого зависело экономическое выживание полиса: землеобработка (для которой свободного труда мелких собственников было недостаточно), работа на рудниках (где широко использовалась рабская рабочая сила), в мелких и крупных ремесленных мастерских (в которых свободные ремесленники практически никогда не обходились без помощи рабов). Вспомним то, что мы не раз повторяли: недостаток статистических данных в сфере экономики и демографии античной Греции настолько велик, что любая оценка здесь остается весьма субъективной. Историк вынужден обобщать данные немногочисленных и иногда малозначительных текстов и эпиграфических документов (счетов, договоров, записей расходов) — разнородных и разрозненных. На основе этих коротких проблесков можно выделить тенденции, определить порядок величин, но их необходимо всякий раз пересматривать. По-видимому, за исключением рудников и царских владений Селевкидов и Атталидов, нигде не допускалось большого скопления рабов. Однако их общая численность, вероятно, увеличивалась начиная со II века до н. э„чему способствовали, во-первых, военные действия, а во-вторых, пиратство. Испокон веков это была привычная для греческого мира практика — продавать в рабство уцелевших жителей захваченного города: пленный — воин или мирный житель — принадлежал победителю, если только заранее оговоренные условия не гарантировали ему сохранения жизни и свободы. Но этот жестокий закон войны, существовавший всегда, в определенной мере смягчался на практике: суровые наказания, вроде того, которое устроил Фивам в 335 году до н. э. Александр, были исключениями. Военные действия, которые римляне вели в Элладе, предоставили множество поводов для подобных наказаний: так, например, в 167 году до н. э. были проданы с торгов эпироты в семидесяти населенных пунктах, через которые пролегал обратный путь в Италию Эмилия Павла, в 146 году до н. э. так же поступил с коринфянами Мумлий, а войска Суллы во время войны с Митридатом неоднократно проводили репрессии в Элладе. По правде говоря, ахейцы Арата не менее сурово обошлись с Мантинеей в 222 году до н. э., как и афиняне с Оропом; таким образом, ошибочно было бы относить исключительно на счет римской бесчеловечности поведение, которое, по сути, соответствовало древнейшей эллинической традиции! Как бы там ни было, эта массовая продажа в рабство, усиленная с начала II века до н. э. пиратством, в изобилии снабжала невольничьи рынки, каковыми являлись Делос и Сида в Памфилии, где теперь в большом количестве можно было найти выставленных на продажу рабов эллинского происхождения наряду с варварами, которые когда-то почти исключительно заполняли эти рынки.
Помимо выполнения тяжелого труда, рабы были незаменимы в домашних работах. Сложно представить себе дом без рабов. Кто бы занимался рутинным физическим трудом, который в условиях примитивного состояния техники был преимущественно ручным? Ежедневно необходимо было обеспечивать дом водой, доставлять продукты и готовить еду, производить одежду и белье, нянчить детей. Хозяйка дома не могла со всем этим справиться. Рабство в этом отношении являлось условием социальной жизни. Прислуга составляла часть семьи, которая не могла бы выжить без нее. Конечно, ее обязанности зачастую были очень тяжелыми: толочь зерно в ступе, вертеть каменные жернова или сучить в огромном количестве шерстяную нить. Зато были и другие, более разнообразные и менее утомительные виды работ: сопровождать хозяев вне дома, отводить детей в школу, нянчить младенцев, делать покупки, относить послания, а если способности раба позволяли, то служить секретарем, вести счета, читать вслух или даже играть на музыкальном инструменте. Было столько возможностей для тех, кто умел ими воспользоваться, установить между хозяином и рабом отношения не просто повелевания и подчинения, но дружественности, доверительности или даже уважения и привязанности. Новая комедия, представленная сочинениями Менандра и его окружения, а также Плавта и Теренция, перелагавших его сюжеты на латинский
язык, дают нам предостаточно свидетельств тому. В них участвуют самые разнообразные персонажирабы: одни трусливые, ленивые и лживые, другие — расторопные, находчивые и преданные своему хозяину; а также проворная служанка и верная кормилица. Они предвосхищают образы хитрых горничных и лакеев в комедиях нашего классического театра.Во всяком случае, их положение предполагало подчинение, и никакое смягчение нравов не могло совершенно его уничтожить: телесные наказания считались необходимыми, поскольку утрата свободы неизбежно делала человека низшим существом; за серьезные проступки рабов заковывали в цепи; раб, вызванный для дачи показаний в суд, подвергался пыткам. Иногда вводились законные предписания, чтобы ограничить злоупотребления и защитить рабское население от чересчур жестокого и несправедливого обращения. Но воля хозяина была законом, особенно в отношении женщин, зависящих от капризов того, кто их купил. Новая комедия широко использует очень характерную для той эпохи ситуацию, когда свободная от рождения девушка, проданная родителями или ставшая добычей разбойников, пиратов или военным трофеем победителя, куплена мошенником, который обрекает ее на занятие проституцией, и ее страстно желает очарованный ею свободный молодой человек: нужна неожиданная развязка, которой автор в последний момент спасает несчастную от ожидающей ее жалкой участи.
В эту проблему рабства эллинистическая эпоха внесла существенную поправку — стали учащаться случаи освобождения от рабства. Всегда было возможно перекупить раба, чтобы вернуть ему свободу: известно, что именно это произошло с Платоном в 388 году до н. э. благодаря вмешательству киренейца Анникерида [36] , и мы знаем множество примеров подобного благородства в эллинистических полисах, где выкуп пленников соотечественником или богатым чужестранцем порой отмечался почетным декретом. С другой стороны, хозяин, естественно, мог при жизни или в своем завещании отпустить на волю слугу, чья преданность и верность заслуживали вознаграждения. В исключительных обстоятельствах имели место коллективные освобождения, например, когда рабов в связи с нехваткой военных сил призывали служить в армию наравне со свободными людьми и они прекрасно показывали себя в сражениях: тогда народ даровал им свободу декретом, который содержал список освобождаемых. Во всех этих случаях составлялся официальный документ, иногда лишь выбиваемый на стеле для обнародования, который защищал вольноотпущенника от неправомерных взысканий. В эллинистическую эпоху помимо этих процедур освобождения широкое распространение получает еще одна — денежный выкуп, вносимый самим рабом за собственную свободу. Разумеется, это позволяет предположить, что раб обладал достаточной суммой, то есть имел право владеть движимым имуществом и делать накопления — привилегия, совершенно противоречащая изначальному статусу раба, который в принципе являлся вещью своего хозяина и не имел ничего своего собственного. Частота таких выкупов свидетельствует о том, что обычаи претерпевали изменения если не в законодательной сфере, то, по крайней мере, на практике. Замечательный пример — история Клеомена III, спартанского царя, который для укрепления своей армии, истощившей его казну, предоставил свободу шести тысячам илотов за выкуп в пять мин (500 драхм) за каждого — нормальная цена за раба в ту эпоху, как видно из других документов.
36
Платон после смерти Сократа отправился в путешествие, в том числе на остров Сицилия, где в Сиракузах правил тиран Дионисий. Пытаясь силой философии воздействовать па тирана, беседуя с ним и осуждая тираническую форму правления, Платон навлек на себя недовольство Дионисия. Тогда философ отплыл из Сиракуз на корабле спартанского посла Поллида, который получил тайный приказ убить Платона, но не решился этого сделать и продал ею в рабство на острове Эгина. Некий Анникерид, узнавший в выведенном на продажу невольнике известного философа, тут же купил его и отпустил на свободу.Вернувшись после этого в Афины, Платон основал свою знаменитую школу Академию.
Что касается индивидуальных случаев, наиболее распространенной была процедура, примеры которой мы встречаем в Дельфах с начала II века до н. э. и во многих других греческих святилищах. Раб, которого хозяин отпускал на свободу за выкуп, обращался как к посреднику к богу, то есть к служителям храма: уплаченные деньги помещались в священную кассу, которая передавала их владельцу раба, как если бы его покупал бог. В общем, это была фиктивная продажа божеству, которое по условиям сделки предоставляло только что приобретенному рабу свободу. Выгода от божественного посредничества в этой сделке, которое удивляет на первый взгляд, состоит в том, чтобы гарантировать ее силу и законность. Кроме того, в соответствии с законом поручители, которыми выступали горожане, как и свидетели, упоминались в акте. Обнародование его текста в святилище, массу примеров чего предлагает храм Аполлона в Дельфах, все стены которого испещрены такими текстами, теснящими друг друга, должно было гарантировать вольноотпущеннику, что впредь никто не сможет обращаться с ним как с рабом. Образец дельфийских документов об освобождении в основном почти не изменился за время существования этого обычая — со II века до н. э. до начала эпохи поздней Римской империи. После даты, привязанной к имени архонта, ежегодно назначаемого в Дельфах, с указанием месяца, шла формула акта продажи: «Такой-то, сын такого-то, продал Аполлону Пифийскому человека мужского (или женского) пола, именуемого… и происходящего из… за такую-то сумму в соответствии с прошением о покупке, которое он (или она) продал богу». Далее следовали имена поручителей и призыв к свидетелям, удостоверяющим законность совершаемого освобождения, которые в случае чего несли ответственность. Наконец, шел список свидетелей. Случалось также, что текст содержал дополнительное условие, оговаривающее, что до смерти своего хозяина освобождаемый раб продолжает служить ему с покорностью и преданностью. В этом случае освобождение фактически вступало в силу через неопределенный срок.
Большое количество таких документов, их неизменная и четкая форма, привлечение многих поручителей и свидетелей очень показательны: освобождение раба, собравшего необходимую сумму, чтобы купить свою свободу, не было редкостью; оно контролировалось магистратами и гражданами, которые несли ответственность за эту сделку. Святилище, в котором она заключалась, создавало соответствующую обстановку, чтобы окружить ее атмосферой строгости и взаимного доверия, которых она требовала. Условная продажа богу, хотя речь шла о выкупе рабом, имевшем достаточно денег, своей свободы, не означала, что обеими сторонами двигала некая мистическая цель, о чем тексты явно не сохранили никаких следов, Она лишь отражает тесную связь между мирским и священным, между полисом и его культами, которая совершенно естественно заставляла индивида добиваться и получать для важных актов повседневной жизни освящение религиозной власти, которая оставалась весьма существенной и авторитетной силой в государстве.
Если добиться освобождения становилось легче, если оно обставлялось новыми законными гарантами, если нравы в целом эволюционировали в направлении гуманизации рабского состояния, особенно в рамках семьи, то различие между свободным человеком и рабом в эллинистическом полисе сохраняло свое фундаментальное значение. Даже если в рабе стали больше видеть человека, то это, во всяком случае, был человек, лишенный существенных человеческих прав, — человек вне полиса. Поскольку сущность свободного человека — принадлежать к какому-либо полису. Даже чужеземец, живущий не в родном полисе, подчеркивал свои связи с ним и добавлял к своему имени прилагательное, называемое этническим,которое выражало эту принадлежность: поэт Каллимах и ученый Эратосфен, хотя и жили в Александрии, считались киренейцами, так же как Аристотель, вынужденный рано покинуть родной город Стагиру — ничем не выдающийся полис, тем не менее остался на века Стагиритом. Географ Страбон, объездивший в конце I века до н. э. весь античный мир, не забыл, что он уроженец Амасии в Понтийском царстве. Что бы ни говорили иногда об эллинистическом космополитизме, сила и первичность гражданских связей признавались всеми.