Цугцванг
Шрифт:
Но всему приходит конец, по-другому и не бывает. Лежа все там же на мягком ковре у камина, я смотрю на огонь, мерно глажу его волосы на руке, и молчу. Вокруг нас тишина, но за этими стенами взрываются петарды, и как бы мы не хотели спрятаться — это нереально. Макс не спит, наверно тоже понимает, что больше не осталось времени, а разговор, который дозревал, уже нельзя игнорировать. Наверно, нам обоим страшно в какой-то степени: он боится сказать не то, что я хочу услышать, я боюсь услышать не то, что хочу, чтобы он сказал. Это замкнутый круг, но остаться тут навсегда, как бы классно не звучало, не
— Как вы познакомились с Лилианой? — задаю вопрос тихо, не поворачиваюсь, но слышу и ощущаю, как он сверлит взглядом.
«Кажется, я зашла не с того конца…»
— Злишься, что спросила?
— Не знаю.
Зато честно. В глазах собираются слезы, я ведь снова чувствую себя глупо и какой-то заменой основному блюду, продуктов для которого просто не оказалось в наличии.
«Теперь придется довольствоваться тем, что есть…»
— В парке. Тогда я думал, что это случайность.
— Расскажешь или мне надо задавать вопросы каждый раз?
Снова молчит, а потом и вовсе вытаскивает из под меня руку и садится. Я поворачиваюсь на спину, прикрывая грудь пушистым пледом, наблюдаю за тем, как он зажигает сигарету, а сама теряюсь.
«Может и вовсе не стоило?! Жила бы себе прекрасно в розовом замке своих грез, нет, правду ей подавай!» — «А как иначе то? Разве можно вечно закрывать глаза на слона в комнате?…»
Склонна согласиться со вторым утверждением. Нет, нельзя. Особенно, когда слониху зовут Лилиана, и она твоя сестра. Возможно и он это понимает, потому что вместе с сигаретным дымом, Макс тихо начинает рассказывать.
— Матвей с детства очень любил рисовать, это ему досталось от отца.
— Серьезно?! — невольно перебиваю, расширив глаза, в ответ получаю смешок и пару кивков.
— Серьезно. Отец в юности мечтал стать художником, но, сама понимаешь, в СССР это не считалось профессией, тем более при таком деде, как наш. У него была единственная дорога…
— …Армия.
— Да, — как-то зло, почти огрызнулся он, потом снова вздохнул и сделал еще одну тугую затяжку, — Матвей очень часто болел и не учился в закрытой школе, как мы, а учился на дому, поэтому любил выезжать с Митей в парк им. Горького. Там много красивых мест, он большой и все такое.
— Митя?
— Димка. Ты его, кажется, так называла?
Тут мне ударяет в голову то злосчастное воспоминание, когда Димка предупредил меня об опасности и, по самому дерьмовому стечению обстоятельств, прямо перед главной занозой в заднице.
«Спорю на что угодно, он слышал…»
Медленно сажусь, проглотив вязкий комок слюны, хмурю брови и тихо уточняю, хотя и не за чем особо: слишком уж драматичную паузу выдерживает наследник королевской семьи.
— Что с ним?
— С кем, моя прелесть?
— Не называй меня так.
— Тогда не беси! — цедит сквозь зубы, резко обернувшись и буквально окатив волной своего негодования и злости.
— Что на этот раз?!
Громко цыкает, отворачивается и снова затягивает дым в легкие, после, словно ничего и не было, уже спокойно спрашивает:
— Мне рассказывать дальше?
—
А ты ответишь на мой вопрос?— Тебя это не касается — вот ответ на твой вопрос. Довольна?
Нет, он снова делает мне больно. Упираюсь спиной в диван, подтягиваю ноги к груди и укладываю сверху голову — хочу уйти, но больше мне хочется закончить то, что я с таким трудом начала. Я прикрываю глаза, чтобы отгородиться от своего трусливого предательства, и еле слышно выдыхаю:
— Продолжай.
— Правильный выбор, хотя в целом ты получила ответ на свой вопрос: Лилиана узнала в какой парк ездит Матвей, подсела к нему и заговорила. Потом подъехал я и…
Обрывает фразу на полпути, хотя я знаю ее продолжение, еще тише заканчивая за него.
— ….И не смог отвести глаз.
— Да.
Снова. Спасибо, что хоть честно.
Вздыхаю, убрав волосы за уши, пару мгновений молчу, изучая ворсинки ковра:
«М-да, это оказалось куда сложнее, чем в моем воображении…»
— Что было дальше?
— Зачем тебе это знать?
— Ты сам сказал, чтобы я спросила у первоисточника. Я спрашиваю. Что было дальше?
— Мы начали встречаться.
— Сразу?
— Нет. Она проделала со мной все то, что пыталась сделать ты.
— Откуда ты…
— Я слушал твой телефон с первого дня, как поселился в квартире.
«ЧТО?!» — давлюсь вздохом, а он по-прежнему не поворачивается, только делает новую затяжку и тихо добавляет.
— Прости.
— Зачем?!
— Чтобы победить.
Бьет меня, не щадя, и я ежусь. Мне хочется рыдать, и даже ковыряние ворсинок не помогает отвлечься и хоть немного успокоиться — руки трясутся, боль расползается, и я правда не знаю, зачем мне это знать, но спрашиваю еще…
— Сколько вы были вместе?
— Два с половиной года.
— Но…ты тогда должен был учится в вашем этом Альбионе?
— Я никогда не отличался прилежностью и часто сбегал в Москву. Когда появилась Лилиана, приоритеты окончательно сместились.
— То есть…вы были вместе, когда я прилетела сюда?
Макс замирает, а потом наконец медленно поворачивается ко мне и хмурится. Я хмурюсь в ответ, все неприятное отступает назад, давая место настороженности и удивлению.
«Чего он так пялится?!»
— Ты меня действительно не помнишь?
«Эээ…что?!»
Кажется мой открытый рот дает ему гораздо более красочный ответ, чем любой другой, что я смогла бы из себя выдавить даже в теории.
— Я думал…
— Я вообще ничего не помню из того периода, когда только прилетела, — тихо признаюсь, потом опускаю глаза на ковер и дергаю плечами, — Я думала, что моя мамочка умерла и по сторонам совсем не смотрела.
Естественно, я его не помнила! Когда я прилетела в Москву, я была в полном ауте, и что мама не умерла, не знала. Она пришла ко мне только через три месяца, потому что я уж слишком сильно переживала ее потерю. Наверно, если бы у нее был выбор, она бы, конечно, лучше бы и не приходила, но…я действительно сложно переживала это потрясение…Еще хуже, чем новости о споре и своих фейковых-и-самых-важных отношениях.