Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Волна под влиянием этого чрезвычайно сильного и упорного ветра разрослась в громадину. Немало волн вкатывало на верхнюю палубу, проникая всюду, где только могли, внутрь крейсера, но неприятность эту скоро одолели, принявшись самым решительным образом за общее закупоривание. Одновременно шла перегрузка угля из разных случайных угольных помещений в опоражнивающиеся угольные ямы.
Вследствие большой качки много было побито посуды, поломано мебели, падений. В жилых помещениях ходила всюду вода, проникавшая сквозь задраенные пушечные порты, так что всем приходилось бродить в высоких резиновых сапогах».
7 декабря эскадра
Целые горы воды обрушивались на верхнюю палубу. Через плохо прочеканенный надводный борт «Суворова» и неплотно задраенные иллюминаторы вода проникала в каюты и разливалась по палубам. Машина давала перебои — винты выскакивали из воды, полосуя воздух. Ночью ветер затих, но к рассвету 8 декабря задул с полной силой.
«Волна 35 футов (10,5 м), а то и больше, — записал в дневнике капитан 2-го ранга Семенов. — Помоги Бог! Выдержат ли броненосцы? Захлестывает на верхнюю палубу. Волна так накрыла с кормы, что залило штабную рубку и поддало на верхний мостик…»
Шторм достиг силы 11 баллов. Волны увеличивались, образуя вокруг «Суворова» громадные крутые горы. Броненосец раскачивался и жалобно скрипел. По палубам вода переливалась целыми каскадами. Волны падали на башни и на мостики. Ветер ревел. Броненосец качался, зарываясь носом.
9 декабря шторм стал постепенно стихать. Еще шквалами налетал ветер в 5–6 баллов, но было ясно, что шторм пошел на убыль, — броненосцы выдержали испытание океаном.
Блестяще выдержала шторм и «Аврора», которой приходилось еще тяжелее. Еще одна запись из дневника ее командира.
Сигнализация Господа Бога
«Девятого декабря шторм начал стихать. Дальнейшее плавание было более благоприятно, погоды улучшились, но с приближением к тропикам становилось все жарче и жарче.
Опять пошла ужасная влага с теплом… опять все сделались полуголыми, опять настали бесконечные вздохи по поводу жары, сопровождаемые отчаянными выкриками о холодной минеральной воде. Пошло хлопанье содовых бутылок и бесконечное бросание пустых бутылок на дно океана, которыми вымощен, наверное, весь путь эскадры от Либавы, кругом Африки и дальше.
Только по вечерам чувствовалось хорошо. Сидя на юте, мы созерцали яркое звездное небо и почти непрерывные вспышки отдаленной молнии. Вспышки эти очень похожи на наши сигнальные, а потому не раз мы занимались тем, что, записав несколько знаков сигнализации Господа Бога, искали в сигнальных книгах их значение. Замечательно, что в большинстве случаев смысл их относился к вопросам войны».
10 декабря ветер почти стих, только крупная зыбь обрушивалась на корабли. В штабе беспокоились о судьбе рассеянных штормом транспортов, но они, к счастью, один за другим стали появляться на горизонте.
13 декабря прошли южную оконечность Мадагаскара, где было назначено рандеву с ушедшим в Капштадт госпитальным
«Орлом», но парохода не было и в помине. Видимо, пережидал шторм в Капштадте.В свободное от служебных занятий время
14 декабря слег Адмирал. Сказалось нервное напряжение труднейшего перехода, в ходе которого он 10 суток не сходил с мостика, изредка забываясь коротким сном в парусиновом кресле. В 11:00 «Суворов» внезапно наполнился диким ревом и свистом — лопнул главный паропровод.
«Совершенно инстинктивно, — вспоминает капитан 2-го ранга Семенов, — я выбежал наверх. “Суворов” был вне строя, выйдя вправо. По левому его борту проходила эскадра, которой он поднял сигнал:
“Так держать. Не следовать движениям адмирала”, что в переводе на разговорный язык означает: “Идите прежним курсом и строем, не обращайте на меня внимания”».
Оказалось, что у группы котлов лопнула труба, подающая пар от них в главный паропровод. К полудню управились, догнали эскадру и вступили на свое место.
По счастью обошлось без жертв. Три человека рисковали живьем свариться, но спаслись благодаря счастливому случаю и находчивости старшего. Поблизости оказалась открытая горловина угольной ямы. Только что лопнула труба и со свистом и ревом хлынул из нее пар, как старший, ни на мгновение не потерявшись, сразу сообразив, в чем дело, сунул своих помощников в яму, вскочил туда же сам и задраил за собой горловину.
Когда, почти через час, эти люди, которых считали погибшими, вылезали из своей темницы на свет Божий — радость была всеобщая. Адмирал перед фронтом команды хвалил их за находчивость, назвал молодцами, выдал денежные награды из собственного кошелька, а сам вдруг совершенно утратил свой усталый, больной вид и опять помолодел…
Старший доктор “Суворова” посмеивался:
— Видели? Подстегнуло — и ожил! Такие люди устают и хворают только в “свободное от служебных занятий время!”»
Ночью 15 декабря эскадра шла без огней в состоянии полной боевой готовности. Аппараты беспроволочного телеграфа броненосцев принимали смешанные знаки с двух значительно удаленных друг от друга пунктов. Эти таинственные депеши вызвали тревожное настроение. Сначала думали, что это телеграфируют крейсера-разведчики из отряда Фелькерзама, но скоро стало ясно, что телеграммы идут не от них.
Затемненные корабли следовали за «Суворовым» вдоль восточного побережья Мадагаскара. Утром с «Суворова» увидели очертания горных цепей на горизонте. Снова началась страшная жара, броненосцы шли в струе теплого течения, идущего с экватора на юг вдоль Мадагаскара.
16 декабря в 08:00 «Суворов» привел эскадру к южной оконечности небольшого островка Сент-Мари и встал на якорь в середине широкого пролива, отделяющего этот остров от Мадагаскара, на 30-саженной глубине, в чудно прозрачной воде ярко-синего цвета. Пролив имел ширину более 10 миль. Стоявшие в середине его русские корабли не нарушали нейтралитета Франции. Теперь главной заботой Рожественского было собрать эскадру.
Эскадра с момента выхода из Либавы находилась в походе 2,5 месяца, пройдя 10 000 миль…